Ветры travela - Арнольд Эпштейн

Короче говоря, первый же фейерверк стал сигналом к штурму фуршетных столиков. По поведению даже самых респектабельных господ я понял: еще пара таких церемоний - и фраза "вас здесь не стояло" потребует срочного перевода на все языки баскетбольной планеты.

Все-таки, знаете, я приметил в эти минуты на дне бассейна несколько трещин. И понял, что во-он та мулатка вовсе не так хороша, как казалось поначалу.

Но еды, надо отдать должное, хватило на всех. И она была вкусной.

Дело вахтеров не живет и не побеждает

А потом наачлась работа. Режим ее был таким. Последний матч начинался в Афинах в 22.00 по местному времени и заканчивался, соответственно, около полуночи. Раньше полтретьего до гостиницы было не добраться, а уже рано утром требовалось выходить на связь с редакцией. И так - в течение двух недель, при тридцати пяти градусах в тени даже в ночное время.

Впрочем, это не жалоба - в таком режиме работали все. И, пожалуй, российским журналистам было в Афинах даже попроще, чем их зарубежным коллегам. Организаторы сделали все, чтобы представители прессы могли чувствовать себя абсолютно спокойно и комфортно, а мы к этому просто не привыкли. Наша закалка, полученная на родине в сражениях с вахтерами, милиционерами, секьюрити и уборщицами, здесь была просто ни к чему. Греческие полисмены настолько добродушны, что пропускали журналистов даже туда, куда в принципе хода им быть не должно. Думаю, если бы уж очень захотелось, то можно было бы даже допинг-пробу сдать вместе с бедолагой Джулиусом Нвосу, поппашемся на употреблении эфедрина. А уж придуманных, как у нас, барьеров не было никаких. Например, когда мы ехали на открытие чемпионата, то таксист высадил нас в том же самом месте, где через пятнадцать минут остановился кортеж премьер-министра Греции. И представляете - жизнь в стране несмотря на это шла своим чередом!

На мониторах, установленных на каждом месте ложи прессы, можно было увидеть как "свою" игру, так и ту, что шла параллельно. Переключаешь канал на экране вся текущая статистика обоих матчей. Скучная игра или перерыв смотри себе десяток телеканалов из разных стран. В пресс-центре - свежие протоколы и ворох самых разных информационных бюллетеней...

И еще с чем не было проблем - так это с общением с участниками турнира. Почти все они жили в двух гостиницах, и попасть туда мог каждый. Полисмены у входа стояли, но - с откровенно отсутствующим видом. Более того, в справочном отелей можно было без проблем узнать, в каком номере живет Саша Джорджевич или Грегор Фучка, Сергей Белов или Желько Обрадович. Конечно, любой из них мог отказаться от интервью или перенести его на неопределенное время, однако тут уж ничего не поделаешь.

Но, знаете, суперзвезды мирового баскетбола общались с журналистами гораздо охотнее и терпимее, нежели иные наши "мастера". Конечно, в целом им было не до нас, но на пару самых важных вопросов ответы можно было получить всегда.

Мне в этом плане особенно запомнилась встреча с Руди Томджановичем. И прежде много приходилось читать о том, насколько же он душевный человек и интересный собесединк, один из самых знаменитых тренеров НБА, а тут довелось убедиться самому. Честно говоря, в начале разговора я от сознания величия своего собеседника был слегка не в ладах со своим английским. Наверное, иной янки на месте Томджановича моментально воспользовался бы этим, чтобы свернуть беседу. Во всяком случае, доводилось слышать, как иногда реагируют на домогательства чужеземцев люди типа Чарльза Баркли: эй, уберите, мол, это недоразумение. А Томджанович, слегка наклонившись, терпеливо и заинтересованно пытался понять, чего же хочет от него русский журналист.

Проблемы были лишь в общении с будущими чемпионами - югославами.

Балканская загадка

"Аккредитации другой стороной поверните, чтобы не было видно, откуда вы, - напутствовал нас более искушенный коллега, когда мы собирались на тренировку к "югам". - А то обязательно выгонят..."

Мы так и сделали - надписи "RUS" видно не было. Но получилось, как в том анекдоте про Штирлица: "Что-то все же выдавало в нем русского шпиона. То ли слишком напряженный взгляд, то ли стропы парашюта, волочившиеся следом по мостовой." Короче говоря, стоило нам переброситься парой фраз на родном языке, как санкции последовали моментально: кто-то из югославских журналистов "стукнул" тренерам, и нас тотчас попросили покинуть зал. И, на всякий случай, видимо, какой-то двухметровый паренек в футболке с надписью "Миятович" на спине проводил нас до самого выхода...

По словам наших журналистов, работавших на баскетбольных турнирах в эпоху великого советско-югославского баскетбольного противостояния, более приятных собеседников, чем люди из лагеря соперников, просто не было. Сейчас же времена изменились - "юги" держались предельно обособленно и замкнуто.

Одна из их вечных примочек - "незнание" английского, в которое, конечно, верится с срудом. Их суперцентровой Желько Ребрача на мою просьбу о мини-интервью тоже отреагировал традиционно: "I don't speak English", причем с вполне приличным произношением. Услышав в ответ проникновенное "Я тебе не верю", он, правда, на секунду замешкался, но затем все же предложил поговорить по-итальянски. А один из наших журналистов попытался достучаться до тренера югославской сборной Желько Обрадовича. На просьбу об интервью на немецком, английском и французском он отреагировал одинакоко: "No comment." "Может, на русском?" - прозвучал неожиданный вопрос. "Тем более!", рассмеявшись ответил Обрадович на экс-языке межнационального общения экс-социалистического лагеря.

Очевидно, все это - следствие войны и блокады, в которую попало то, что осталось от единой Югославии. По поведению и игроков, и журналистов, и даже туристов чувствовалось: все они убеждены, что находятся во враждебном окружении. Даже на баскетбольном турнире журналистов, организованном спонсорами "большого" чемпионата мира, они играли предельно собранно и ожесточенно. Хотя миели дело с соперниками, которые выходили на открытую площадку в 45-градусную жару в десять утра после очередной бессонной рабочей ночи...

Но зато в таком состоянии кроется великая объединяющая сила! На турнире не оказалось более монолитной и сплоченной команды, чем югославская. У нее была самая "живая" скамейка запасных. Это - настоящий шестой игрок команды, и даже с трибуны чувствовалось, какой мощный импульс шел оттуда на площадку. В решающие минуты вся сборная становилась как бы единым комком нервов, единым организмом, одолеть который так никому и не удалось. Как и футбольная сборная Германии недавних времне, эта команда с честью выходила в Афинах из таких ситуаций, из которых выкарабкиваются только герои боевиков. Увы, те средства, которыми было достигнуто это удивительне состояние, так и остались в секрете.