Феникс. Начало (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Ключ, кидай ключ! — я не мог понять о каком ключе орет кто-то снаружи, когда пацан, прижимаемый мной к полу, извернувшись, неловко бросил в сторону улицы небольшой ключик на металлическом колечке. Я в последний момент успел инстинктивно ударить мелкого по руке, поэтому ключик от распашной решетки на окне не вылетел наружу, а со стуком упал на широкий подоконник. К ключу мы рванули одновременно — чья-то мускулистая рука снаружи и я, стартовавший с пола. Вселенная, в целях равновесия, помешала обоим участникам соревнования — в меня вцепился лежащий на полу мелкий, а рука соперника напоролась на острый осколок стекла, торчащий из деревянной рамы. Из глубокого пореза хлынула темная, густая кровь, крича от боли и страха, мужчина снаружи стал осторожно, чтобы не порезаться о другие осколки, доставать руку назад. Мой же соперник был цепким, но легким, вцепившись в мою ногу, он не смог меня остановить — так, подволакивая ногу с обхватившим ее пацаном, я в два шага достиг подоконника и схватив ключик, торжествующе показал его разъяренным рожам на улице, о чем тут же поплатился. Лезвие косы, прикрученное к металлическому древку (что-то подобное я видел в учебниках истории про восстание Пугачева), чудом не достало до моего лица — я успел упасть назад, на мягкого мелкого, что наконец заткнулся и пытался вылезти из-под меня.

— Мне говорили, что эти решетки гнуться, но не ломаются — в туалет наконец решила посетить директор школы, что сейчас, возвышаясь на до мной, странно спокойно смотрела на то, как несколько человек, пытаются вывернуть решетку на окне, что отделяет нас от врагов: — Иванов, ты опять в своем репертуаре — опять громят школу. Чтобы мне опять не прилетело каким-либо копьем, я вытолкал директора и пацана, которого крепко держал, намотав ворот его рубахи на кулак, в коридор подальше от разбитого окна.

— Между прочим, ваш учащийся пытался изнутри открыть решетку и впустить сюда врага — я наконец встал, и встряхнул за ворот рубахи мелкого чернявого, что при появлении директора перестал вопить и сопротивляться, а безвольной куклой болтался в моих руках: — Говори гаденыш, кто сказал окно открыть?

— Мне позвонили… — мальчишка заплакал, он уже не был похож на того, кто еще через пару минут назад яростно и остервенело боролся со мной.

— Отпусти ребенка, Иванов! — в голосе Галины Константиновны залязгали танковые траки.

— а вот хрен вам, извините. И если бы я на несколько секунд опоздал, нас бы с вами уже, в лучшем случае убили, а Юльку — я кивнул на стоящую тут же с торжествующим видом «а я говорила!» Смирнову: — Ну сами понимаете, да?

— И у нас, между прочим, таких окон на первом этаже десятка три, а таких… — я снова встряхнул полузадушенного пленника: — Сколько в школе таких?

— Человек пятьдесят, наверное.

— а знаете, кто привел погромщиков в школу? Там командует всеми мой тезка — Искандер Могаров. Помните такого школьника? А в руках у него остро заточенная штыковая лопата. Как думаете, для чего он ее заточил?

— Так для тебя же, Иванов! Это из-за тебя они пришли в школу, где сотни детей! — директор школы была баба умная, и за словом в карман не лезла.

— Ошибаетесь, Галина Константиновна! Чтобы меня прибить, захватывать школу не надо. Магаров прекрасно знает, где я живу, и они меня прекрасно раньше после и до школы отлавливали и били. Вы же об этом знали?

— Мне никаких заявлений по этому поводу не поступало. — заскучала лицом директор учреждения образования.

— Ладно, мы об этом потом поговорим. Кроме меня, к кому в этом здании Магаров может иметь претензии?

— Кажется к Анне Семеновне, преподавателю математики и геометрии, Ольге Борисовне, преподавателю физики, Елене Петровне, английский язык, к… — хозяйка школы побледнела: — Наверное ко многим…

— Что в полиции сказали по телефону? — сменил я тему.

— Сказали, что у них проблемы с транспортом. Что бы мы неукоснительно соблюдали инструкции по борьбе с терроризмом, а они, как только смогут…

— Понятно. Что делать будем?

— Может быть преподавателя основ безопасности пригласим?

— А это кто?

— Светлана Владимировна, она курсы повышения закончила по этой специальности и вот уже три года…

— Дело ваше, а где она?

— Не знаю, должна быть в учительской…

— Давайте вот эту пятую колонну уберем. — я вновь потряс плененного пацана.

— Каким образом?

— Галина Константиновна, сейчас идите в выпускные классы, где парни поздоровее и поспортивнее, берете их, и пусть дежурят в коридоре, чтобы из запертых классов никто не выходил. Если будут какие-то сложности, и кто-то начнет буянить, тех запирать, например, в спортзале на втором этаже, оттуда не убежишь.

— Ну ладно, принимается.

— Пойдемте, этого в класс отведем, и пойдем своими делами заниматься.

— И чем ты заниматься решил?

— Первый этаж охранять. — я, не выпуская своего пленника, нырнул под лестницу, к запасному выходу. Там на стене висел допотопный пожарный щит. Сорвав одной рукой почтовый замочек, что закрывал доступ к густо окрашенному ярко-красной краской противопожарному оборудованию, я, проигнорировав тупой с виду топор и дурацкие, конусообразные ведра, снял с крюков пожарный багор.

Глава 14

Глава четырнадцатая. Утро красит…

Утром меня разбудил вибрация смартфона, уже переместившегося к самому краю тумбочки.

— Алло! Кто это? — я, спросонок, боясь, что шум разбудит спящих родителей, подхватил дребезжащий аппарат, даже не взглянув на имя вызывающего меня абонента.

— Сашок, не спишь?

— Ты кто? Я сплю!

— Извини, это Вадик.

— Какой Вадик?

— В смысле какой? Стебов Вадик — оскорбился на том конце… (чего, провода или радиоволны, даже не знаю, как правильно?) одноклассник.

— Ты что хотел в такую рань? Знаешь, сколько время? Случилось что?

— Наверное случилось. Мне только что Танька Белохвостикова сообщение сбросила. У них во дворе что-то непонятное твориться, кого-то бьют, кто-то орет, сигнализации машин орут и ей показалось, что даже стреляют. А ей, Таньке, мать запретила в окошку подходить. У вас как, все тихо?

— Извини, Вадик, не узнал. Я вчера реально среди ночи спать лег, не проснулся еще. Сейчас, повиси на трубе. — Я откинул одеяло и стараясь, как можно тише ступать босыми пятками по ламинату, на цыпочках, прошлепал к окну. Негромко скрипнула пластиковая дверь, ведущая на лоджию, впуская в комнату утреннюю прохладу.

Я вышел на, покрытую керамической плиткой, поверхность остекленного балкона и высунул голову за сдвинутое в сторону створку.

Двор нашего дома как будто вымер. На, огороженной частой сеткой, небольшой площадке выгуливал своего счастливого питомца несчастный собачник. В распахнутых воротах мусорной площадки стояло и эмоционально общалось, размахивая руками, несколько человек, в одном из которых я узнал молодого соседа, проживающего в нашем подъезде. Он происходил из многочисленной семьи южан, что въехали в наш дом несколько месяцев назад, как подсказал мне, проснувшийся в нашей голове, внук. Судя по двум джипам, семейство не бедствовало, вело себя спокойно, здороваясь с соседями, занимаясь своими, тихими делами, растя юных внучек. Только вот этот конкретный юноша, молодой человек лет двадцати пяти, внуку не нравился, больно демонстративно он обычного вежества не проявлял, глядя на соседей как на прозрачное стекло.

Больше никакого движения во дворе не было, даже дворник, тихий мужик лет пятидесяти, с костистым, морщинистым лицом, много повидавшего человека, пока не вылез из своего подвала, где кондоминиум выделил ему комнату для проживания.

— Вадик? Алло! Ты меня слушаешь? — зашептал я в трубку.

— Слушаю, а ты что шепчешь?

— Вадик, ты на часы смотрел? Время пять утра, родители еще спят. И да, у нас во дворе тишина.

— Ну ладно тогда, я тоже спать пойду.

— Вадик подожди! А где Танька живет?

— Какая Танька?