Комнаты страха - Антон Орлов

Собственные губы казались Морису резиновыми.

«Ничего, она по глазам прочитает, что я люблю…»

Слезы горького умиления затуманили обзор, но он все-таки рассмотрел, что арка ведет не в Комнаты, из которых нет возврата, а на площадку с аэрокарами. Его увезут отсюда обычным способом, и все будет шито-крыто.

Лейла и Генри остановились. Видимо, почувствовали, что происходит что-то неладное.

Мориса волокли к проему, а он мог только покорно переставлять ноги и беспомощно смотреть на Лейлу.

Когда «Часы в прострации» обрушились со стенки вниз, перекрыв проход, он в первый момент решил, что это одна из запрограммированных метаморфоз, регулярно происходящих с кинетической скульптурой.

Рядом закричали. Его уже никто не держал и не тащил, по полу катались четыре воющих живых факела, по ним хлестали струи пены из автоматических огнетушителей, выли сирены, посетители вскакивали из-за столиков. Под потолком вспыхнули плазменные лампы, залив помещение ярким дневным светом. Среди всей этой катавасии Лейла сохраняла царственное самообладание, на ее фарфоровом лице не отражалось никаких следов беспокойства.

У Мориса подогнулись ноги, и он уселся прямо в шипучую ледяную лужу извергнутой из огнетушителя жидкости.

Похитителям было не до него – они возились на полу, голые, мокрые, покрытые ожогами, от их одежды остались обгорелые лохмотья. Вокруг валялись принадлежащие им предметы – передатчики, пряжки, кнопочные ножи, обугленные карманные компы, россыпь монет.

Перед дверным проемом громоздилась внушительная куча шестеренок, шкивов, цепей и прочего металлолома, красиво отливающего золотом и бронзой.

Лейла присела на ступеньку прислоненной к стене стремянки и позвала все тем же мурлыкающим голосом:

– Генри, будь лапочкой, надень сапожки обратно, пока я ноги не промочила.

Генри, галантно опустившись на одно колено, с энтузиазмом выполнил ее просьбу. Хотел бы Морис быть на его месте! Если бы хватило сил доползти до Лейлы, сам бы это сделал…

– Что здесь произошло?!

Подоспели представители администрации. Двое менеджеров Фата-Морганы, трое охранников, полицейский. По мнению Мориса, вели они себя до крайности странно, как персонажи театра абсурда, потому что с ходу начали предъявлять какие-то претензии к Лейле, особенно упирая на то, что разбившееся произведение искусства было приобретено за большие деньги, а теперь придется отправить его на реставрацию.

– Господа, вы меня поражаете, – кротко глядя на них из-под длинных ресниц, ответила Лейла. – Мне эта штуковина не нравилась – банальная до безобразия, такие есть на каждом аэровокзале. Ради всего святого, повесьте вместо нее что-нибудь другое.

Ей ответил хор возмущенных, упрекающих, однако достаточно вежливых голосов.

Морис также заметил, что все они стараются держаться на почтительном расстоянии от Лейлы, словно перед ними не прекрасная, как сон, девушка, а опасное животное, которое в любой момент может наброситься. Один из охранников, судя по гладкому черному браслету на правом запястье – киборг, и вовсе прятался за чужими спинами, нарочно сутулясь, чтобы его не было видно.

Генри, как и полагается истинному киллеру, держался в тени. Вместо того чтобы оградить от нелепых нападок беспомощную девушку, он подошел к Морису и осведомился:

– Как себя чувствуешь? «Скорая помощь» будет с минуты на минуту.

– Не… Не надо… – Морис испуганно замотал тяжелой головой.

Из больницы его без труда похитят. Особенно если это будет та же больница, куда повезут четверку обожженных злоумышленников.

– Тогда лучше вставай.

Он с помощью Генри поднялся на ноги.

Лейлу наконец-то оставили в покое. Она подошла к ним и предложила:

– Идемте отсюда. Пусть попытаются доказать, что я имею к этому какое-то отношение!

– Они дду-у-у-ураки… – через силу заставляя свои резиновые губы двигаться, выдавил Морис.

Генри поддерживал его под руку. На площадку с машинами вышли через другие двери, и последнее, что Морис увидел за ярко освещенной аркой, за кучей больших и маленьких бронзовых шестеренок – это округлый бок белого с красным крестом аппарата, зависшего над местом происшествия.

Салон аэрокара обит розовым и черным бархатом. Наверное, это машина Лейлы. Повинуясь ее кивку, Генри сел в пилотское кресло, девушка свернулась в другом, сбросив сапожки из мягкой посеребренной кожи и уютно поджав ноги.

Под тонкой, как паутина, тканью кимоно обрисовывалась высокая грудь, изгиб бедра, и Морис от этих изгибов глаз не мог отвести, хотя его немилосердно отвлекали: бортовой медавтомат взял кровь на анализ, сообщил результат – «обнаружены следы препарата «Вектин-гамма», вколол нейтрализатор и что-то укрепляющее.

Генри и Лейла болтали между собой, как старые друзья, не обращая на него внимания.

– А Хинар где?

– Пошел в шиайтианский театр. Знаешь, у них есть театр «Акануат-сефра», где все действие – один небольшой эпизод, который имеет много смыслов и толкований, и его проигрывают снова и снова, каждый раз с другим смыслом. Название в переводе означает «спектакль-звезда», потому что эти смыслы – как лучи у звезды. Хинар это очень любит, а у меня сегодня настроение неподходящее, хотелось чего-нибудь попроще и погорячее. Завернула в Фата-Моргану – и тут заварушка с твоим Морисом, как на заказ.

– Ты предупреди Хинара, что вляпалась, – посоветовал Генри.

– Я не вляпалась.

– Они, по-моему, очень расстроились из-за «Часов в прострации».

– Давно мечтала, чтобы эта ерунда упала и разбилась.

Мориса начало знобить. Наверное, из-за наркотика в крови, потому что холода он не чувствовал.

Чудесное спасение, черно-розовые разводы в полости машины, присутствие Лейлы, ночное небо с блистающей россыпью звезд за лобовым стеклом – все это складывалось в такую ошеломляющую и завораживающую картину, что у него не осталось больше ни страха, ни способности аналитически мыслить. Он мог только жить текущим моментом, не пытаясь так или иначе объяснить происходящее.

Похоже, часть разговора он пропустил, потому что погрузился в черно-розовое забытье, цветом и очертаниями повторяющее узор на потолке салона, а когда очнулся, Лейла говорила:

– …Так и мотаемся с Хинаром по Галактике. Интересней всего развлекаться там, где меня еще не знают. А недавно один очень симпатичный человек предлагал мне престижную и высокооплачиваемую работу в официальных структурах!

– О?.. – Генри, скрытый от Мориса спинкой пилотского кресла, издал заинтригованное восклицание.

– Поль звал к себе в отдел, – рассмеялась Лейла. – У него там все очень мило и либерально, ты же знаешь Поля. Народу немного, и народ занятный. Наверное, мне бы даже понравилось… Но – я предпочитаю оставаться кошкой, которая гуляет сама по себе. Так ему и сказала, он понял. Я, конечно, не против поучаствовать в какой-нибудь веселенькой авантюре, и если нужна помощь – Поль всегда может на меня рассчитывать. Он уже несколько раз привлекал меня к операциям и за это выбил для меня статус внештатного сотрудника. Вот смотри, – развернув кресло так, что Морис теперь видел ее в профиль, она что-то показала собеседнику. – Полезная штучка, особенно учитывая мое темное происхождение…

Морису хотелось в туалет. Уже давно хотелось, но он только сейчас почувствовал, что способен самостоятельно встать и выполнить необходимые действия.

– Извините… – пробормотал он, неуверенно поднимаясь с кресла.

На него посмотрели без раздражения, но и без малейшего интереса.

– Вот эта дверь, – догадавшись, в чем дело, подсказала Лейла. – Не перепутай с выходом наружу.

И снова повернулась к Генри.

Кабина туалета отделана блестящим черным пластиком под мрамор. Над раковиной с золотым краном – большое зеркало, и в нем маячит несчастное лицо мальчишки, побитого школьными хулиганами.

«Ты должен завоевать эту девушку! – с неприязнью глядя на отражение, подумал Морис. – Должен, понял? Только попробуй кому-нибудь ее уступить!»

Когда он вернулся в салон, Лейла смерила его долгим взглядом, отнюдь не теплым («Ей, что ли, не понравилось, что я без спросу воспользовался туалетом?!»), и потом сказала, обращаясь к киллеру:

– Так это, значит, тот самый Морис, который говорил гадости в адрес Поля? Знала бы – не стала бы ради него так бегать. Я же все пятки сбила…

– Я извинился! – испуганно выкрикнул Морис. – Честное слово… Я хотел заступиться за Веронику Ло, потому что я любил ее.

– А почему в прошедшем времени? – слегка удивилась Лейла.

Темно-синие глаза чуть сощурились, от этого ее мерцающее фарфоровое лицо стало еще загадочней и прелестней. У Мориса дыхание перехватило. В то же время он понял, что Лейле не шестнадцать и не восемнадцать, как показалось вначале. Не меньше двадцати пяти. У нее глаза женщины, сознающей свою силу и обладающей разносторонним жизненным опытом. Мориса это не разочаровало, только еще больше восхитило.