Избранная по контракту - Брутальная Старушка

Вихрастрый мальчишка провел нас по лестнице на второй этаж и приглашающе распахнул последнюю дверь по коридору. Номер оказался довольно просторный, с широкой кроватью. На одной из стен висел полированный лист металла, заменяющий в этом мире зеркало. У окна стоял огромный сундук с торчащим из крышки ключом, пара стульев, столик типа нашего журнального был сервирован на двоих очень красивой глиняной посудой. Еще в комнате наличествовала ширма, за которой я нашла большую круглую чашу с дыркой, стоящую на кованной трехногой подставке (их ответ нашей раковине) под которой стояло ведро, полочка с двумя кувшинами с водой и стыдливо прикрытая крышечкой ночная ваза.

- Просто и без изысков, - подвела итог моя притязательность.

Закончив осматривать наши временные хоромы, я сказала мальчишке спасибо и сделала жест рукой по направлению к двери, мол, давай пацан, вали отсюда, тетка сейчас заголяться будет. Коридорный вместо того чтобы скрыться с моего горизонта, выжидательно стоял и смотрел на меня. Тут до меня дошло, что ему требуется дать на чай. Рука потянулась к сумке, в которую я убрала кошелек, но на полпути застыла, услышав рассерженный голос Сосискина:

- Ты, пацан, чего стоишь то, ждешь у моря погоды что ли? Давай, вали отсюда, вон тебя там папка зовет, свиньям пора давать. И на руку ее не смотри, это она за ремнем в сумку полезла попрошаек всяких отгонять.

После этой фразы парнишка испарился, а Сосискин прочел мне целую лекцию о том, как вредно развращать людей деньгами:

- Вот за что ему деньги давать? Сумки ты сама перла, он даже корзинку пустую не прихватил, а сопровождение постояльцев входит в стоимость номера. Такие, как ты, только балуют персонал, а потом жалуются, что полотенца не вовремя меняют, что белье серое, и обслуживание номеров хромает. А все почему? Потому что привыкают к шальным деньгам и начинают халатно относиться к своим обязанностям. Чего им стараться то? Зарплату все равно какая-нибудь дурочка подкинет на пиво и сигареты.

В виду близкой возможности помыться я даже не стала вступать с ним в дискуссию. Покидав в сундук вещи, предварительно оставив грязные, я собрала сумку с банно-прачечными принадлежностями и направилась к обмывальнику. Уже на выходе меня поймал Сосискин и затребовал, чтобы закрыла сундук на ключ, а ключ повесила ему на ошейник, к которому впоследствии присоединился и ключ от номера.

Для начала я посетила нормальный туалет, ну, относительно нормальный, хорошо-хорошо, обычный деревенский сортир. Мне было плевать на эстетику, посиделки под кустом в ожидании того, что сейчас кто-то выскочит из соседних зарослей с криком "Не ждали, а мы приперлись!", а я, можно сказать, не при параде, меня порядком утомили. А потом, поставив Сосискина в почетный караул, я долго и с наслаждением мылась. Заключительным аккордом моему гимну чистоте стало постиранное белье. Думаю, долгими осенними ночами, видевшие его жители будут гадать, зачем нужны эти кружевные лоскуты на веревочках, от каких злых духов отпугивает футболка с портретом Че Гевары, и какой зверь еще недавно бегал в такой замечательной полосатой шкуре?

Глава 10

Сияющая, как самовар, благоухающая гелем для тела, умасленная лосьоном после душа, с прореженной на теле растительностью, я прошла в трапезную. Кстати, Сосискин тоже весьма мило пах "Нивеей фор вумен". В кои-то веки он практически без скандала вынес омовение. Маловразумительные вопли о том, что он мылся буквально недавно, всего-то полгода назад, что женский гель для душа не равняется собачьему шампуню, звучали без огонька. Даже его ставшее уже знаменитым нытье, выглядело каким-то вяленьким, так, скорее для проформы. За самым дальним столиком нас ждал Сивка. Я повела носом, пытаясь уловить божественный запах еды, глазки постреливали в поисках метровых осетров и зажаренных целиком поросят, рот судорожно сглотнул, предвкушая слабоалкогольные, жутко ароматные напитки, но то, что стояло на столе, заставило бы покраснеет даже привокзальную столовку. Если перед Сивкой стояло ведерко с золотистым зерном, то в наших тарелках дребезжала серая субстанция с мало аппетитными кусками мяса на осколках мослов. Столь долгожданный для меня суп оказался бурдой, попахивающей казармой. Когда я сунулась к кувшинчику, наивно полагая, что там плещется компотик, то я в ужасе отшатнулась от ударившего в нос запаха кислятины. Никаких салатиков из картошки, стыдливо припрятанной под чахлой веточкой петрушки, заветренной зеленоватой колбасы и засохшего сыра тоже не наблюдалось.

- Дашка, а из какого зверя этот гуляш? - Отшатнулся в ужасе Сосискин.

Я мрачно посмотрела на него.

- Да,да ты права, нам лучше не знать об этом, - не дожидаясь ответа, быстро проговорил он.

Нацепив на трезубую вилку кусок подметки, я вяло гоняла его по тарелке с обойным клеем, заставить проглотить хотя бы ложку варева, попахивающего портянками, мой желудок просто не мог. Сосискин оказался смелее. Уточнив, есть ли у меня "Иммодиум" и "Мезин", он, закрыв глаза, осторожно лизнул это дрю-сю-сю и через мгновение быстро стал вытирать свой язык об свисающий край засаленной скатерти. Весь его вид подтверждал мои догадки об овсянке, а в этом заведении ее, судя по всему, варили на обогащенной сероводородом воде. Потом, сделав огромный вдох и смотря, как подрывник на мину, он прицелился к куску мяса и с отчаяньем загнанного зверя, вцепился в него. Я осторожно последовала его примеру, молясь, чтобы мясо не нанесло существенного ущерба зубам, а обещанная к вечеру кухарка не пала замертво прикованная к котлам на кухне мэра. Минут пять я осторожно перемалывала жилы с жиром во рту и уговаривала себя проглотить это. Попутно я костерила себя за то, что не пополнила вовремя аптечку - лекарств от всяких неприятностей довольно мало, и теперь меня ждет тяжесть в желудке, изжога, вздутие живота, рвота и понос. По закону подлости все это случится, когда я лягу в кровать, и вместо сна у меня начнуться бдения в клозете на улице, потому что воспользоваться ночной вазой не смогу по причине возраста. Нет, если супчик забелить майонезом, мясо щедро полить кетчупом или продезинфицировать хреном, а вместо прокисшей бормотухи мне поставить литр чистого спирта, может быть, я и смогла что-то съесть, но из-за их отсутствия не решилась рисковать.

- Наелись? - уточнил сытым голосом Сивка, приканчивая свое ведро с дарами здешних нив.

Мне до жути захотелось ткнуть ему вилкой в глаз, но нечеловеческим усилием воли я взяла себя в руки и ядовито прошипела:

- Аппетита нет, да и перед ужином наедаться не хочу, вдруг трюфеля с фуагра подадут, а у меня в животе места не будет.

Убитый Сосискин вяло перевел названия блюд для проявившего интерес к нашей кулинарии Сивки. В его интерпретации это звучало так:

- Грибы, в честь которых назвали конфеты и паштет из жирнющей печенки щиплющей всех за ноги водоплавающей птицы.

Единорог, было, сунулся за разъяснениями, какой же вкус у этих грибов, что в их честь называют конфеты, но, наткнувшись взглядом на предупреждающе ощерившего пса, заткнулся.

- Вкусно? - Раздался рядом голос хозяина этой тошниловки.

- Еще как, - вылезла вперед моя вежливость, заслоняя собой мою честность, которая так и порывалась высказать наболевшее.

- Только мы не голодны, по дороге перекусили так, что потерпим до ужина, - добавила осторожность, напоминая, что сообщить оборотню о том, что такие помои побрезгуют есть даже свиньи чревато тем, что можно стать главным блюдом в этом ресторане.

Он удовлетворено покивал головой и удалился за стойку, а я сделала для себя зарубку, что в этом общепите точно не оставлю ни копейки на чай и буду как лев биться за каждую цифру в счете. Рассиживаться больше не хотелось, организм требовал пойти и найти нормальную точку питания. Я попросила Сивку отложить свой визит к здешнему Лужкову и провести мне экскурсию по городу, а сама, схватив обессилившего от голода и переживаний Сосискина, шимором метнулась в наш номер. Едва зайдя в него, коршуном накинулась на пса и вырвала ключ от сундука. Быстро покидала в сумку косметичку, кошелек, сигареты и направилась на выход. Но по пути к двери увидела в листе железа отражение впавшего в свою первую настоящую депрессию несчастного пес, который голосом тяжелобольного сообщил, что у него от голода нет сил передвигать лапами в поисках пропитания и поэтому он мне придется пойти одной.

- Ого, видимо ему действительно плохо, если он даже не дает наставлений на тему экономии денег, - прокомментировала эту скорбную картину моя любовь к ближнему.

Чтобы как-то подбодрить пса и заодно проверить, как держит свое слово Эдик по пополнению наших запасов, я попросила про себя еще выдать денег. Идею целиком и полностью поддержала моя расчетливость:

- А то спустишь все в местных лавках, а нам еще неизвестно, сколько тут жить, да и жизнь в давно ожидающей нас Столице явно как у нас на Рублевке.