Вкус искушения - Лори Коупленд

— Черт побери, — пробормотал он.

— Так все плохо? — спросила она, понимая причину его раздражения.

Он удивленно обернулся. При виде ее лицо его расплылось в широкой улыбке, но потом он глянул на автобус и тут же помрачнел.

— Боюсь, что так. Мотор у него невероятно изношен. Да и корпус уже латан-перелатан. Ему пора в металлолом, а им надо покупать новый.

— А они могут это себе позволить?

— Нет, — он вытащил из кармана тряпку и стал вытирать руки от смазки. — Поэтому мы так долго с ним и нянчились.

Она склонила голову набок и смотрела на него, видя его теперь совсем по-другому, наконец признавшись себе, что в этом человеке было много хорошего, что он больше и глубже, чем расхожее представление о нем.

— Что они собираются делать?-спросила она. — Школьный год еще только начался. Ведь так?

Он устало кивнул.

— Сейчас школьный совет будет их привозить, но детскому дому нужен транспорт, чтобы возить их в другие места. Мы планируем благотворительное мероприятие, чтобы собрать деньги на хороший подержанный автобус, безопасный и надежный, — он похлопал автобус по желтому боку ладонью. — У меня есть кое-какие идеи.

— Не сомневаюсь, что есть.

Он повернул к ней голову не потому, что в ее голосе прозвучал сарказм, а потому, что сарказма не было. До тех пор в ее голосе всегда звучал намек, что она видит в нем пустого типа, все время пытающегося завлечь очередную девицу в свои сети, ее в том числе. Он всегда узнавал эту интонацию «знаю тебя, как облупленного», и она его невероятно раздражала. Но теперь она говорила совершенно иначе, доброжелательно, в ее голосе звучало что-то вроде восхищения.

Даже измазанный и грязный Тейлор казался Анни очень красивым. И глаза его были синей, чем небо Колорадо… Когда он вытер лоб тряпкой и стал засовывать ее в карман, она непроизвольно протянула руку и взяла эту тряпку у него. Она оттерла ему пятно смазки на переносице, а затем еще одно в ямке на подбородке.

— Ну, вот, — произнесла она с мягкой улыбкой, которая тут же исчезла, когда она встретилась с ним глазами. В его снисходительном взгляде было такое понимание и такая интимность, что она была захвачена врасплох. Она забыла дышать, когда он наклонился к ней. Осенний бодрящий воздух сделался знойным и душным. Сердце ее забилось так сильно, что у нее застучало в ушах, заглушая и птичий щебет и лязганье металла в мастерской.

Его лицо было уже в каких-то дюймах от ее лица, когда он остановился, и взгляд его скользнул от ее широко раскрытых глаз к дрожащим губам. Они оба понимали, что это ей давалась возможность возразить, отступить… и оба поняли, когда этот момент прошел, и она им не воспользовалась.

Не касаясь ее нигде больше, он прижался губами к ее губам. Его поцелуй был нежным, нетребовательным, как бы проверочным. Она почувствовала, что ее качнуло к нему, что она хочет большего. И все это время какой-то неясный голос где-то внутри ее головы понуждал ее отодвинуться, притвориться, что ничего не случилось, но голос этот звучал далеко и невнятно, и сейчас она не хотела ничего слышать.

Его губы снова коснулись ее губ, на этот раз с большим чувством. Он целовал ее снова и снова, узнавая, ощущая, впивая. Ее руки легли ему на плечи, может быть, чтобы удержать равновесие, может быть, чтобы это головокружительное безумие не кончилось слишком быстро.

Возможно она не позволит себе завязать с ним длительные отношения, но она не хочет всю оставшуюся жизнь только воображать, как чувствует себя женщина, когда он целует ее и когда она его целует.

Последний раз, когда он ее поцеловал, она оборвала поцелуй раньше времени, пытаясь запереть в себе чувства, которые только он мог в ней возбудить. Но на этот раз она полностью отдавала себе отчет в каждом своем ощущении, в нараставшей в ней, захлестывавшей ее глубокой потребности в нем, голоде, который, казалось, возрастал по мере того, как его утоляли.

Она отвечала ему на поцелуй со страстью, изумившей их обоих. Он не думал ее трогать, но теперь руки сами обвились вокруг нее, крепко притянули к нему. Недели ожидания пришли к концу, часы случайных касаний, когда они работали бок о бок, когда он сдерживался, чтобы не прижать ее, момент победы, когда он не позволил себе даже дружески обхватить ее за талию, — все это было сметено волной этого объятия, ставшего еще драгоценней от того, что его так долго дожидались.

Сколько раз он начинал тянуться к ней, не любовно, а просто из приязни. Но холодный взгляд и тон ее голоса держали его на расстоянии вытянутой руки. Ее оборонительная манера всегда подавляла естественное для него непосредственное и веселое поведение. Но сейчас в этом было большее, чем приязнь, чем влечение, здесь были и нежность… и страсть. Он не мог прижаться так близко, как хотел бы, поцеловать, так долго, как хотел бы. Ему хотелось быть наедине с ней, далеко отсюда, много-много времени.

Она чувствовала то же самое, ее руки погрузились в его густые волосы и притягивали его голову ближе. Самозабвенно целуя его, она удивлялась сама себе. Откуда взялась в ней эта бьющая через край страсть? Она ведь хотела только попробовать, только пригубить, чтобы только осталось приятное воспоминание о его губах, согреть дни или годы ждущего ее одиночества. Но один поцелуй потребовал второго, потом еще, пока осталось у нее единственное желание быть с ним наедине, чтобы почувствовать и узнать больше.

До нее начало доходить, что невозможно производить такие опыты с Тейлором Мак Куэйдом и не увлечься им без памяти.

— Мисс Малоун? — донесся до нее издали чей-то голос, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы его узнать. — Мисс Малоун, мы уже закончили вашу…

Голос молодого служащего в белом халате оборвался на полуфразе, когда он увидел ее в объятиях Тейлора Мак Куэйда. Молодой человек скромно исчез в здании, как раз перед тем, как Анни виновато отпрыгнула назад.

Она обеими руками пригладила себе волосы и наклонилась вперед, чтобы сделать глубокий вдох. Руки Тейлора протянулись к ее плечам, чтобы успокоить, поддержать.

Она смахнула их.

— Нет, мне надо ехать, — проговорила она прерывающимся голосом, но решительно. — Мне надо… прийти в себя.

— Все в порядке, — сказал он, чувствуя ее смущение, желая как-то ободрить ее, показать, что она может позволить себе не замыкаться, позволить себе жить.

Она отмахнулась от него.

— Мне надо ехать сейчас, — в ее голосе зазвучало некоторое отчаяние. Ей надо уехать теперь, чтобы вернуть самообладание, взять себя в руки. Повернувшись, она, не говоря ни слова, собралась уйти.

— Увидимся в субботу, — произнес он.

На мгновенье она сбилась с шага. Она хотела сказать, чтобы он об этом думать забыл.