Галопом по Европам - Андрей Готлибович Шопперт

Вообще Вена, если честно, оставляла неизгладимое впечатление. Петербург — это мелкое подражание. Что там, несколько центральных улиц, и всё, дальше бараки, да казармы, да простенькие халупы. А Вена огромна и вся как музей, сотни, если не тысячи лет строили тут здания. И каждая эпоха своим стилем отметилась. Красиво, чего уж. Везде памятники, фонтаны, кафе, магазины на первых этажах. Запах сдобы, или жарящегося мяса. А ещё немного шокировали улицы. На мощённых камнем улицах Москвы или Санкт — Петербурга ехать на карете — это мучение. Без языка и зубов можешь остаться. А тут тоже есть мощённые улицы, но чем ближе к центру Вены, к дворцовому комплексу Хофбург, тем всё больше улиц вымощены гранитными плитами. А ещё улочки становятся уже, а дома старинней и красивей, и у многих на крышах, как на Зимнем дворце скульптуры. Брехта провезли по Грабовой улицы мимо нескольких работающих фонтанов и скульптуры, в честь избавления Вены от чумы. Сногсшибательная. Гауди обзавидуется.

Сам дворцовый комплекс Хофбург — это двенадцать, что ли, зданий всех стилей архитектуры, и он просто огромен, так ещё и парками окружён. С красивыми мостами через реку Вена, на которой столица Австрии и стоит.

Единственное, что заставляет закрыть рот и перестать восхищаться — это запахи. Нет, вот у дворцов их почти нет, а в городе, особенно на узких улицах — это да. Запах мочи и гниющего чего-то портит всё впечатление. Ещё бы тут чуме не разгуляться при такой антисанитарии.

Больше всего фонит, как раз от реки с одноимённым названием, да и от самого Дуная не меньше. Но это в городе. Рядом с дворцами огромное пустое пространство, да ещё парки. Почти ушли запахи, ещё бы дождик прошёл, прибив пыль и вообще можно жить. Но нет, жара августовская и пыль, ветерок поднимает её и прямо горстями в глаза через открытое окно дормеза кидает. Пришлось закрыть. Сразу жара навалилась, рука сама потянулась открыть окно снова, но пыль ещё на зубах скрипела и чувствуешь себя прямо грязным. Хочется хоть умыться, что ли, перед тем как с Францем этим общаться.

— Товарищ проводник, а что можно мне будет умыться перед встречей с императором, а то грязно тут у вас, пыльно. Придётся пожаловаться Его Величеству.

— Ик. Господин князь, до приёма ещё почти два часа, успеете посетить кабинет интимный.

— Ик! Два часа, ты что же, рожа твоя бесстыжая, меня в такую рань привёз?! А где твоя немецкая пунктуальность.

— Так положено, чтобы приглашённые …

— Стоять. Бояться. Понятно всё с вами. Настраиваете счастливчиков на лицезрение САМОГО. Ладно. Приехали вроде, пошли умываться.

Что можно сказать, про туалет местный. Вроде ещё у царя Алексея в Москве был водопровод. А тут нет. Стоит мужичонка и из ковшичка вас умывает. Так это ладно. В туалете горшки стоят и от них воняет. И совсем уж запредельно — они унисексные, Брехт зашёл, а там дамочка в огромном платье с обручами встаёт с горшка, все эти платья ей служанка и тот самый местный мужичонка с двух сторон поддерживают. Прикольно. Нет. Брехт не извращенец, вышел. Поржал, закрывшись руками, чтобы не на весь Хофбург.

Принимал Франц II Брехта в полувоенном френче почти, чёрт его знает, как сейчас такая одежда называется. Может кафтан короткий, но больше всего похож на френч товарища Сталина. Никаких париков. Светлые почти русые волосы прямые, без завитушек русских. У императора длинное худое лицо, серые внимательные глаза. Из орденов только один на шее. Выглядел Его Величество усталым и побитым, что ли. Ещё бы, Священная Римская империя немецкой нации разваливается прямо на глазах. Все князья и курфюрсты немецкие передрались, Нидерланды отошли к Франции, Ломбардия отделилась, ну, правда тут кусок Польши отломился с Краковом.

Роста их Величество среднего, по слухам, что с ним поделился Аракчеев, товарищ жесток и мелочен. Подарки любит. Брехт решил не заморачиваться и подарить их Величеству ручку с золотым пером, украшенную приличным изумрудом и коробку карандашей. Всякие табакерки и прочую бижутерию и дурак может подарить, а вот таких подарков ни один человек в мире больше сделать не сможет.

— Это подписывать смертные приговоры, — улыбнулся такой, вампирьей, улыбкой Пётр Христианович.

Думал, посмеются вместе, а этот малохольный оглядел перо, потрогал его пальцем и кивнул. За чистую монету, что ли принял. Ох уж эти аборигены.

— Князь, а что мой брат Александр думает о войне с Наполеоном?

Нда, как там, в песне, Андрюха Державин споёт?

Брат ты мне или не брат,

Рад ты мне или не рад.

Сядь со мной за стол, налей себе вина

И если ты мне брат, то пей со мной до дна.

Так всё и было, пили потом шампусик и Брехт рассказывал про войну на Кавказе. Очень императору нравилось про войнушку слушать.

Глава 12

Событие тридцать второе

Люди иногда называют дружбой совместное времяпрепровождение, взаимную помощь в делах, обмен услугами. Одним словом — такие отношения, где себялюбие надеется что-нибудь выгадать.

Франсуа де Ларошфуко

Брат Марии Фёдоровны Фридрих Вильгельм Карл Вюртембергский буквально несколько месяцев назад с подачи Наполеона стал курфюрстом. Перед отъездом Пётр Христианович с вдовствующей императрицей имел продолжительную беседу, закончившуюся … Ну, закончившуюся. Так вот много чего поведала бедная вдова о брате. Оказывается, он и с Павлом дружил, вместе по Европе путешествовали, и будучи принцем ещё состоял на русской службе при Екатерине — матушке, дослужился до генерал-поручика и даже, удивительное дело, был губернатором русской Финляндии. Удивительное потому, что Финляндию присоединят только через семь лет. Там есть маленький кусочек у Выборга с финским населением, может ими командовал?

Ну, да ладно, потом он бросил в России больную жену и уехал домой. Жена умерла, так даже на похороны не приехал. И женился чуть не сразу на Шарлотте Великобританской — дочери короля Великобритании Георга III. Их единственная дочь умерла при рождении. Сейчас этот товарищ с потрохами предался Наполеону. Тот его сделал курфюрстом, добавил земель за счёт вольных городов и епископств, один нюанс есть. Эти города, как бы входят в Священную римскую империю немецкой нации, и раздаривать её земли ни Александра, ни Наполеона никто не уполномочивал. Решили так. Совет князей и курфюрстов брыкался пока, а у императора Франца в этом образование непонятном и разваливающемся, вообще власти толком нет.

Сам же Брехт помнил, на учёбе командиров и