Заклинатель - Александр Прозоров

Великий князь степенно поднялся на трон. Сел, удерживая в руках знаки монаршей власти. Гости выпрямились. Один из думских стукнул посохом:

— Зовите послов казанских!

Распахнулись створки, недавно впускавшие в залу бояр, и из них показались три татарина в долгополых, покрытых шелком халатах и однообразно-зеленых чалмах. Послы мелко просеменили к трону, склонили перед ступенями головы.

— Долгих лет тебе, князь московский Иоанн, желает хан Казанский Сафа из чингисидского рода Гиреев. Да будут счастливы твои дни, да пребудет крепким твое здоровье, да затмят деяния твои дела великих предков. Хан Казанский Сафа уверяет тебя в своем почтении и дружбе…

— Как же он в дружбе уверяет, — вдруг перебил послов думский боярин. — коли Шиг-Алея, государю московскому в верности поклявшегося, из Казани прогнал и преданных друзей его, князей и мурз многих насмерть побил, многих разграбил и карами угрожал, так что они бежать к Москве из мест отчих принуждены? Коли через голову государя московского с султаном османским сношается и в дружбе к нему клянется, защиты от Москвы у него просит? Так ли ведут себя друзья честные? Так ли ведут себя добрые соседи?

— Хан Казанский, княже, никаких бед не замышляет супротив княжества Московского, — выпрямились послы. — А что с султаном уговоры имеет, то все они лишь о дружбе, а не о вражде, и князю Московскому о том беспокоиться ни к чему. Не супротив него сношения эти замыслены, а лишь ради развития дел торговых.

— Набеги зимой на земли русские хан Сафа-Гирей тоже торговли ради устроил? — вступил в разговор второй думский боярин.

— Хан Казанский уже приносил извинения за недоразумение сие и отписывал в грамоте, что случилось то без его ведома и попущения, — терпеливо ответил посол. — И клятвенно заверял, что более сего не повторится.

— Отчего же тогда полон, на землях разоренных взятый, до сих пор государю нашему не возвращен?

— За то правитель наш, хан Сафа, просил свои извинения и сожаления принести, — опять склонили головы послы. — Но виновники набега зимнего, гнева ханского опасаясь, разбежались все и полон угнали. Ныне его нигде не сыскать.

— Как же ж так, любезные? Друзей Шиг-Алея, кои тайно, никак не выделяясь, живут, вы разыскиваете и на кол сажаете, а недругов московских, кои с огромным обозом и полоном по землям казанским кочуют, заметить не способны? Можно ли поверить сему? Великий князь Всея Руси Иоанн требует от хана Казанского до первого снега вернуть в руки его все двадцать тысяч полоняников русских, что тати казанские на русских землях схватили. А коли поймать душегубов, бузу учинивших, он не способен, то пусть иных пленников отдает. Тех, что в Казани в неволе томятся. Их, мы считаем, ловить ни к чему. Они завсегда рядом с ханом. Ступайте, и передайте наш наказ хану Сафа-Гирею. Коли большой ссоры с Москвой он не желает, пусть полоняников до зимы возвернет!

Послы попятились, спиной ушли из залы, а думский боярин снова стукнул посохом:

— Зовите просителей датских.

— Не вернут, — шепнул Андрею на ухо Василий Ярославович. — Никогда казанцы полона не отдавали, покуда рати на их земли не входили. А начнешь воевать — окончательно к османам переметнутся. Будет у нас турецкая земля совсем рядом с рубежами.

— А так, что, не переметнутся?

— Ну коли бояться не будут, то и покровителя иного им не понадобится, — неуверенно предположил Лисьин. — А почуют угрозу от нас воле своей — точно саблю султану на верность поцелуют, за него станут воевать.

— Извини, отец, но на кой хрен такая их свобода, при которой они наши земли, что ни год, грабят?

— Да грабят-то не все. Большая часть татар мира и дружбы с Москвой желают, одной семьей хотят в покое и богатстве жить. Ан прихвостни султанские, предатели да колдуны засланные воду мутят, мурз подкупают, на нас Казань натравить норовят. Войну большую начнешь — и друзья, и враги под рогатину лягут. Тогда точно все нас не любить будут. Станет Казанское ханство нам вражеским.

— А сейчас оно, что, дружеское? Прихлопнуть разом, одной малой кровью. Тогда в будущем от большой крови убережемся.

— Легко сказать — «прихлопнуть». Ты хоть раз Казань эту видел? Да Царьгород — и тот поменее будет…

— А ты Царьгород видел, отец?

— Нет. Но сказывали, он такой же, как прочие городки в странах заката. Вестимо, и размерами не больше.

Зверев промолчал. Он немного представлял, чем станет Стамбул в двадцать первом веке, но насчет шестнадцатого — сомневался. Может, сейчас там и вправду селение размером с Варшаву.

Тем временем датских посланников уже успели спровадить, и их место заняли плечистые казаки в свободных рубахах с вышитыми рукавами, в красных шароварах, уходящих в шерстяные гетры. На ногах у них были небольшие кожаные туфли, на головах — странные суконные колпаки, похожие на папахи. Двое мужиков, лет сорока каждый, без предисловий упали на колени, сорвали с себя шапки, опустили головы.

— Милости просим и спасения, великий князь. Оскудели наши нивы, ничего на них не уродилось ныне. Дозволь торг старьем нашим всяким на землях московских вести, дабы дети наши в землю сырую не легли.

— Государь дозволяет, — тут же ответил думский боярин. — А дабы детишки малые с голоду не пухли, дабы не погиб на Дону народ православный, повелел государь срубить в Костроме семнадцать стругов новых, загрузить их хлебом и репой, соленьями и прочим съестным припасом и, как вы туда доберетесь, отправить их вниз по воде, к волоку донскому. До ледостава должно добраться до вас подаяние княжеское. Коли струги зиму переживут, отправьте их обратно. А коли нет, дозволяем на дрова али на иные нужды порубить.

Андрей навострил уши. Во-первых, слово «струги» напомнило ему что-то знакомое, но только не транспортное, а боевое. А во-вторых, ему было любопытно, когда костромичи успеют построить и снарядить столько кораблей, да еще нагрузить их припасами, если просьба о помощи пришла только сейчас — а до ледостава не так уж и много времени осталось, месяца три, не больше. Однако казаков такой ответ вполне удовлетворил — они бодро вскочили, коротко поклонились, произнося слова благодарности, и поспешили за дверь. Их, небось, уже кони оседланные ждали, чтобы в Кострому мчаться.

Какая-то ненатуральная эта встреча получилась, словно заранее срежиссированная, но разыгранная никудышными актерами. Казаки мало напоминали дипломатов, посланников. Они больше походили на бойцов, прибывших для получения воинского снаряжения, но в силу обстоятельств вынужденных поучаствовать в спектакле.

Боярин Кошкин наклонился к уху великого князя, что-то шепнул. Паренек забегал глазами по гостям: