Любожид - Эдуард Тополь

Конец, подумал Гольский, вдруг ощутив, что он не в силах произнести ни звука.

– А? – требовательно повторил Брежнев.

В отчаянии Гольский сглотнул слюну и услышал, как Суслов сказал Брежневу:

– В анекдоте, Леонид Ильич, все уезжают, кроме вас и меня.

– О нет! – вдруг живо сказал ему Брежнев. – Тогда я лучше тоже уеду! Ты меня за…ешь марксизмом-ленинизмом!

Апостолы снова расхохотались, хотя Суслову эта шутка явно не понравилась – его желчное лицо заострилось, а узкие губки побелели и сжались. А еще громче членов Политбюро хохотали их помощники, советники и завотделами ЦК, сидевшие, как и Юрий Игунов, на двух открылках стола для заседаний.

– Ну, шучу… шучу… – сказал Суслову сквозь смех довольный собой Леонид Брежнев.

Пронесло, кажется, пронесло, подумал Гольский и осторожно глянул на Кулакова. Тот по-бычьи, в упор смотрел на Андропова, явно не понимая его игры. И такое же непонимание было в глазах Гришина, Демичева и остальной «молодежи». Тайное соперничество Кулакова и Андропова все чаще принимало характер открытого противостояния, и вдруг – это информационное сообщение КГБ, которое зачитал Гольский! Каждой своей строкой оно работало на Кулакова и подтверждало его правоту, ведь Кулаков всегда требовал послать подальше все эти игры с Западом, дать всем «кузнецовым-щаранским» вышку, прикрыть жидовскую эмиграцию и навести в стране порядок «железной рукой». Ради этого он притащил в ЦК так называемую русскую партию – Долгих, Рябова, Русакова, Игунова и других «экспертов по сионизму». Так неужели Андропов решил переметнуться на сторону Кулакова?

Андропов игнорировал эти взгляды и с непроницаемым лицом пережидал смех брежневской гвардии.

– Ладно, – сказал ему Брежнев. – Уел ты меня, Юрий Владимирович, с этими явреями… Уел… Решение, правда, принимали все вмеcте, а как виноват – так Брежнев, да?

Андропов пожал плечами:

– Я, Леонид Ильич, никакой вины ни на кого персонально не возлагаю. Решение о еврейской эмиграции мы действительно принимали все вмеcте, тогда это казалось правильно, и я делю со всеми ответственность.

– Ты-то делишь. Да партия не делит. На меня все валят, – ворчливо перебил Брежнев. – И что ты теперь предлагаешь? Закрыть эмиграцию перед Олимпийскими играми? Шобы к нам никто не приехал?

– Нет, – ответил Андропов. – Я этого не предлагаю. Если вы разрешите, я прочту проект нашего решения.

– Читай… – кивнул Брежнев.

Андропов надел очки и взял в руки лист бумаги с текстом.

– Решение Политбюро ЦК КПСС. Секретно. Только для членов Центрального Комитета… – Андропов обвел глазами присутствующих – и секретарей ЦК, и сидящих за их спинами референтов. Затем продолжил: – Понимая всю сложность проблем, возникших в результате эмиграции из СССР лиц еврейской национальности, Политбюро ЦК КПСС тем не менее полагает нецелесообразным остановить эту эмиграцию сейчас, в период подготовки к Московской Олимпиаде 1980 года. В данный момент такая остановка может вызвать острую реакцию Запада и даст американским сионистам время и возможность организовать бойкот этой Олимпиады со стороны западных стран. По всей видимости, реальное и полное прекращение еврейской эмиграции будет удобней осуществить во время Московской Олимпиады, оправдав это прекращение занятостью государственных органов по обслуживанию иностранных делегаций…

– Правильно, – вставил Суслов. – Объявить временную остановку, а потом закрыть границу совсем. И всех этих диссидентов и отказников – в Сибирь. Сразу будет порядок!

Андропов с досадой посмотрел на него поверх очков, затем опять опустил глаза к тексту, продолжил:

– Тем не менее опасное влияние самого факта еврейской эмиграции на все остальные слои советского общества не позволяет откладывать решение этой проблемы практически на целых два года. В связи с этим Политбюро предлагает Комитету государственной безопасности совместно с Отделом виз и разрешений МВД СССР разработать комплексную программу сдерживания еврейской эмиграции и компрометации ее на Западе. Программа сдерживания должна опираться на ясно продуманную систему отказов тем лицам, чьи профессии представляют потенциальный интерес для нашего государства, а именно: технической и научной номенклатуре, молодым инженерам и специалистам. Одновременно следует учесть просьбу арабских стран максимально сократить выезд лиц еврейской национальности в возрасте от 17 до 30 лет. Арабские страны постоянно подчеркивают, что по прибытии в Израиль эти лица значительно увеличивают боеспособность израильской армии, поскольку обладают навыками пользования советской военной техникой, захваченной израильтянами во время последней войны…

Это был камень в огород министра обороны Устинова, который молча сидел в конце стола, а также начальника Генштаба маршала Огаркова, крестных отцов всех антиизраильских войн. Вчера вечером Гольский осторожно спросил Андропова, нужны ли в последней фразе два придаточных предложения, но Андропов только посмотрел на него своими светло-голубыми глазами и ничего не сказал. Камень в огород военных остался в тексте.

– Проводя политику удержания определенных категорий лиц еврейской национальности, следует тем не менее придерживаться тех количественных показателей эмиграции на 1978-1979 годы, которые были неофициально оговорены с американским правительством при подписании договоров на приобретение нами в США зерна и нефтяного оборудования. Заполнение этих показателей должно происходить за счет пенсионеров, больных, необразованных, многодетных семей из Средней Азии и с Кавказа, а также криминальными элементами…

– Вот это правильно! – вдруг сказал Устинов, тот самый Устинов, которого, казалось, только что «лягнул» Андропов. – Как раз до Олимпиады всю страну можно очистить от уголовников!

– Ну, положим! – скептически усмехнулся Щелоков, министр внутренних дел. – Мы обещали по 30 тысяч жидов в год выпускать. За два года это всего 60 тысяч. А у нас в тюрьмах жулья и бандитов два миллиона сидит, а на свободе – вообще бессчетно! – Он безнадежно махнул рукой.

– Но они ж не жиды! – заметил Демичев.

– А хто сказал, шо мы не можем перевыполнить норму? – вдруг хитро спросил Черненко. – За счет наших, русских бандитов, а?

– Молодец, Костя! Правильно! – встрепенулся Брежнев и повернулся к Щелокову: – Рази у наших русских бандитов нету яврейской родни у Израиле? А? Если поискать поглыбже? Ты меня впонял?

– Это хорошая мысль! – громко сказал Гришин. – Например, алкоголикам, всяким психам и бандитам предлагать при аресте выбор между судом и еврейским паспортом. А? Мы и в тюрьмах дармоедов перестанем держать, и Западу пилюлю подкинем!

Гольский мысленно тут же отверг эту идею, он уже давно обсуждал это с Андроповым – если в народе узнают, что уголовников выпускают из СССР с еврейскими паспортами, то преступность тут же подскочит! В десятки раз и по всей стране!

Но Андропов, конечно, не стал перечить членам Политбюро, и Гольский понял его игру: людей нужно поощрять, когда они ваши идеи начинают развивать как свои.

– Да, это действительно хорошо! – воодушевленно сказал тем временем Суслов. – Это устроит наших арабских друзей. Пополнять израильскую армию нашими психбольными и алкоголиками! Это правильно!

– Позвольте закончить? – спросил Андропов и, не ожидая ответа, дочитал проект решения: – Заполнение американской квоты пенсионерами, криминальным элементом и психически больными позволит в течение двух ближайших лет полностью скомпрометировать идею еврейской эмиграции в глазах американского конгресса и безболезненно закрыть ее через два года, во время Московской Олимпиады. У меня все.

И он удивленно поднял глаза от текста: Политбюро – все, кроме Кулакова, – оживленно аплодировало его последним словам.

– Мы им такого дерьма отсыпем – они еще нам приплатят, чтобы мы эту эмиграцию закрыли! – выразил Щелоков общую радостную мысль.

Гольский смотрел на них – помолодевших от оживления, блестящих воодушевленными глазками.

– Они там думают небось, что все наши жиды – сплошные Ландау, Моше Даяны и Рихтеры! – радостно продолжал Щелоков. – Мол, они поедут в кибуцы, заселят пустыни, укрепят им армию! А вот вам дулю! А больных не захотите? А старух восьмой свежести…

– Рихтер не еврей, – сказал Юрий Иванов.

– Не важно! – отмахнулся Щелоков.

– Будем голосовать? – спросил Суслов. – Кто за это постановление?

– Да шо ж тут голосовать? – сказал Брежнев. – Пиши: впринято единогласно!

Господи, подумал Гольский, пронесло, действительно пронесло! Андропов – умница, гений, они с его руки все съели! И вообще они не такие уж тут маразматики, как про них в анекдотах рассказывают. Они тут очень даже соображают что к чему, особенно когда речь идет о действительно политических решениях. И он, Роман Гольский, к этим решениям причастен – он их готовит. Да что там готовит! Он и Андропов – вдвоем! – всему Политбюро продиктовали решение!