Сфинкс. Приключения Шерлока Холмса (сборник) - Эдгар По

– Ну вот, Джек, мы и встретились. Теперь будем как родные. Нас, понимаешь ли, двое: я и мой сын. Думаю, у тебя хватит денег прокормить нас. Если нет… Англия – хорошая страна, здесь соблюдают законы, и полиция здесь – только крикни…

В общем, домой мы отправились вместе. Он впился в меня, как клещ, и я так и не смог от него отделаться. С тех пор они и жили у меня, бесплатно, на моей лучшей земле. А я забыл, что такое покой и отдых. Куда бы я ни направлялся, он всюду следовал за мной, куда бы я ни посмотрел, я всегда видел его хитрое ухмыляющееся лицо. Когда подросла Элис, все стало еще хуже, так как он понял, что я больше, чем любой полиции, боюсь, как бы о моем прошлом не узнала она. Любые его желания должны были исполняться, чего бы он ни хотел, я давал ему это – землю, деньги, дома, пока наконец он не стал требовать того, чего дать ему я не мог. Он потребовал Элис.

Его сын подрос, моя девочка тоже. Зная о моем плохом здоровье, он решил, что будет неплохо, если его сын станет законным наследником всего моего состояния. Но я был неумолим. Я бы ни за что не допустил, чтобы наши семьи породнились. Не то чтобы сам парнишка мне не нравился, но в нем текла его поганая кровь, и для меня этого было достаточно. Мак-Карти стал угрожать. Он злился. В конце концов мы договорились встретиться у озера между нашими домами, чтобы все это обсудить.

Придя на место встречи, я увидел, что он разговаривает с сыном, поэтому решил постоять за деревьями в лесу, дождаться, пока они распрощаются, заодно и выкурить сигару. Но когда я слушал их разговор, вся накопившаяся во мне горечь и злость вскипела. Понимаете, он убеждал сына как можно скорее жениться на моей дочери, причем ему было совершенно безразлично, что думает об этом она сама, будто она уличная шлюха. В голове у меня все помутилось от одной мысли о том, что и я сам, и все, что мне дорого, может оказаться в руках такого человека. Неужели я не в состоянии разрубить этот узел? Я же все равно скоро умру. Рассудок мой по-прежнему ясен, и силы меня не оставили, но я знаю, что дни мои сочтены. Как сохранить дочь и свое доброе имя? Оставался один выход – заставить этот ядовитый язык замолчать навсегда. И я сделал это, мистер Холмс. И сделал бы снова. Я много грешил, но мучения, которые мне довелось пережить, искупили мои грехи. Но чтобы моя девочка угодила в ту же сеть, что и я!.. Нет, такого я допустить не мог. И я раздавил эту ядовитую гадину, без капли жалости или сожаления. На крик прибежал его сын, но я успел спрятаться в лесу, хотя мне потом и пришлось вернуться, чтобы подобрать плащ, который я, убегая, выронил. Вот такая история, джентльмены. Я рассказал все как было.

– Что ж, не мне вас судить, – сказал Шерлок Холмс, пока старик подписывал бумагу. – Надеюсь, что никому из нас никогда не придется испытать то, что выпало на вашу долю.

– Не приведи Господь, сэр. Как вы теперь намерены поступить?

– Принимая во внимание ваше здоровье, никак. Вы сами знаете, что скоро вам предстоит предстать перед судом более высоким, чем суд присяжных. Ваше признание я сохраню, и если Мак-Карти будет вынесен обвинительный приговор, мне придется предъявить его суду. Если нет, ни один смертный его никогда не увидит, и ваша тайна, независимо от того, будете ли вы жить или нет, навсегда останется между нами.

– Что ж, тогда прощайте, – торжественно произнес старик. – Когда пробьет ваш последний час, вам будет легче от мысли о том, что благодаря вам я покидаю этот мир со спокойной душой. – Неверной походкой, припадая на одну ногу и дрожа всем телом, он медленно вышел из нашего номера.

– Храни нас Господь! – нарушил надолго воцарившееся молчание Холмс. – Почему судьба подвергает бедные беззащитные создания таким суровым испытаниям? Всякий раз, когда мне приходится сталкиваться с чем-то подобным, я не могу не вспомнить слова Бейкстера и говорю себе: «Но благодатию Божиею есмь Шерлок Холмс».

На выездной сессии суда присяжных Джеймс Мак-Карти был оправдан на основании многочисленных доводов, собранных и предоставленных Холмсом адвокату. Старый Тэнер прожил еще семь месяцев после нашего разговора, но теперь он мертв, и, похоже, молодые люди в скором времени соединятся и заживут счастливо, не догадываясь о той черной туче, которой окутано их прошлое.

Когда я просматриваю свои записи о Шерлоке Холмсе, относящиеся к 1882–1890 годам, я сталкиваюсь с таким количеством интереснейших дел, что мне крайне трудно выбрать, какие из них представить на суд читателя. О некоторых из них уже писали газеты, в других необычайному дару моего друга, проиллюстрировать который и призваны мои записки, не довелось проявиться в полной мере. Есть среди них и такие, которые не поддались его аналитическому уму, и если их пытаться изложить на бумаге, они будут выглядеть началом без конца. Встречаются и случаи, раскрытые большей частью благодаря удачной догадке или предположению, а не четко выверенным логическим построениям, которые мой друг всегда ставил превыше всего. Впрочем, среди последних есть одно дело, обстоятельства которого столь необычны, а последствия столь удивительны, что я намерен рассказать о нем, несмотря на то что многие его детали так и не были и, вероятно, никогда и не будут полностью прояснены.

1887 год принес целый ряд интересных и не очень дел, записи о которых сохранились в моем архиве. Среди них – дело Пэредола Чэмбера, члена Неофициального общества нищих, который держал роскошный клуб в подвале мебельного склада; дело об исчезновении британского барка «Софи Эндерсон»; дело об удивительных приключениях Грайса Петерсонса на острове Юффа и, наконец, дело о камберуэллском отравлении. В последнем, как читатели, возможно, помнят, Шерлок Холмс, заведя часы жертвы, сумел доказать, что в предыдущий раз они заводились за два часа до этого, и, следовательно, убитый лег спать после этого времени. Это заключение сыграло решающую роль в раскрытии данного преступления. Обо всем этом я, может быть, когда-нибудь напишу, но ни одно из этих дел не идет ни в какое сравнение с теми необыкновенными, поразительными событиями, о которых я собираюсь поведать сейчас.

Сентябрь был на исходе, и равноденственные штормы бушевали с невиданной силой. Весь день завывал ветер, а бешеный дождь хлестал в окна с такой силой, что даже здесь, в сердце миллионного рукотворного Лондона, мы не могли не оторваться от насущных дел и не задуматься о присутствии могучих сил природы, от которых людской род отгородился решетками цивилизации и которые неистовствовали, как неукротимый дикий зверь, посаженный в клетку. По мере того как приближался вечер, шторм становился все яростнее и громче, ветер завывал в трубе детским плачем. Шерлок Холмс в одном из кресел у камина с угрюмым видом перебирал свои бумаги, я сидел в соседнем кресле и так погрузился в один из дивных морских рассказов Кларка Рассела, что для меня буря за окном превратилась в одно целое с текстом, а звук дождя обратился в грохот морских волн. Жена моя уехала погостить к матери, поэтому я на несколько дней перебрался в свою старую квартиру на Бейкер-стрит.

– Вы слышали? – посмотрел я на Холмса. – Это был звонок. Кто бы это мог быть в такую погоду? Кто-то из ваших друзей?

– Кроме вас, у меня нет друзей, – ответил он. – Просто так ко мне никто не приходит.

– Тогда, может быть, клиент?

– Если клиент, то с очень важным делом, что-нибудь пустяковое не выгнало бы человека из дому в такой вечер. Но мне кажется, это, скорее всего, кто-то из подруг нашей экономки.

Оказалось, что Шерлок Холмс ошибся, поскольку на лестнице послышались шаги и в нашу дверь постучали. Он протянул свою длинную руку, чтобы отвернуть лампу от себя и направить ее свет на свободное кресло, куда должен был сесть неожиданный посетитель.

– Войдите! – сказал он.

Дверь открылась, и в комнату вошел молодой человек лет двадцати двух, элегантно одетый, в манерах которого чувствовалась изысканность и утонченность. Вода, текущая ручьем с его зонтика, и длинный мокрый плащ говорили о том, в какую непогоду ему пришлось добираться. Оказавшись в освещенной комнате, наш посетитель взволнованно огляделся по сторонам, и я заметил, что он очень бледен, а глаза его беспокойно бегают, как у человека, охваченного тревогой.

– Прошу меня простить, – сказал он, поднося к глазам золотое пенсне. – Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел? Похоже, я внес в вашу уютную комнату следы дождя.

– Дайте-ка мне ваш зонтик и плащ, – сказал Холмс. – Я повешу их вот сюда на крючок. Скоро они высохнут. Вы, как я вижу, приехали с юго-запада.

– Да, из Хоршема.

– Смесь глины с мелом на носках ваших ботинок весьма характерна.

– Я приехал за советом.