Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны - Леонид Млечин

«Я, как и все, — вспоминал очевидец, — вглядывался в его лицо. Если предаваться фантазии, то можно было, пожалуй, сказать, что на лице была печать рока, обреченности».

Колчак утратил поддержку. Казачий офицер Иван Николаевич Красильников, один из тех, кто привел адмирала к власти, когда ему передали, что верховный правитель недоволен его самоуправством, нагло ответил:

— Я его посадил в это кресло, я его и смещу…

Адмирал отчаянно искал выход. Назначил главой правительства Владимира Николаевича Пепеляева, того самого, который за год до этого, будучи министром внутренних дел, помог ему взять власть.

«Пепеляев, — вспоминали сослуживцы, — производил впечатление человека смелого и решительного. У него было столько уверенности в успехе, что трудно было усомниться в том, что он добьется своей цели. Но Пепеляев обладал психикой, напоминавшей взрывчатое вещество. Взорвется — кончено. Долго гореть ровным пламенем он не мог».

В окружении адмирала не предчувствовали скорого конца. Рассказывали японским журналистам:

— Совет министров осознает ошибки прошлого и решил бороться самым энергичным образом. Во главе Совмина стал волевой человек — Виктор Николаевич Пепеляев, имеющий к тому же за своей спиной брата-героя. Все это служит порукой, что дело налаживания жизни в Сибири вовсе не так безнадежно, как думают многие…

«Брат-герой» — это Анатолий Николаевич Пепеляев, популярный в войсках. Его даже прочили в преемники адмирала. Колчак произвел его в генерал-лейтенанты и назначил командующим 1-й Сибирской армией. В ноябре 1919 года он оборонял Омск.

— Бежать некуда, — говорил Колчак омичам, — надо защищаться.

Но было ясно, что город не удержать. Поздно вечером 12 ноября 1919 года Колчак покинул Омск. 14 ноября большевики взяли город.

27 декабря 1919 года сразу два поезда прибыли на станцию Нижнеудинск. В одном находился покинувший Омск Колчак, в другом — его золото.

«К адмиралу явился весь корпус дипломатических представителей, гражданских и военных, — вспоминал управляющий делами правительства Гинс. — Предложили адмиралу взять под охрану золотой запас и вывезти его во Владивосток. Адмирал ответил, что он не видит оснований спешить с вывозом золота, но, если бы даже основания были, он бы все равно не принял предложения союзников».

— Я вам не верю, — сказал он, — и скорее оставлю золото большевикам, чем передам союзникам.

На станции Нижнеудинск поезд адмирала простоит две недели. Он не знал, что ему предпринять. Ни Сибирь, ни Дальний Восток больше ему не подчинялись. Адмирал направлялся в Иркутск. Но город восстал против его власти.

Иркутская контрразведка раскрыла подпольную организацию, готовившую восстание в городе. Это были эсеры и меньшевики, считавшие диктатуру Колчака гибельной для страны. Всех арестовали. Три десятка арестованных колчаковские контрразведчики зверски убили. Но расстрелы не помогли.

Ледоход сорвал мост через Ангару. Город был отрезан от внешнего мира. Восстание началось на левом берегу Ангары. К восставшим присоединились воинские части. Собрался Всесибирский съезд городов и земств. В нем участвовали эсеры, меньшевики, земцы, кооператоры, представители Крестьянского союза. Они заявили, что Колчак ведет Сибирь к катастрофе. Необходимо провести демократические выборы и прекратить Гражданскую войну. Образовали межпартийный орган — Политический центр.

Главой Политцентра стал Флориан Флорианович Федорович, родовитый дворянин, князь, по политическим убеждениям — эсер. При царе он сидел, после революции был избран в Учредительное собрание. 12 января Федорович открыл в Иркутске заседание Временного совета сибирского народного управления. «В Иркутске, — вспоминал очевидец, — общее настроение, общая мечта — мир, мир, конец войне…»

В Политцентре собрались люди не только слова, но и дела. Несмотря на присутствие в Иркутске правительственных войск и колчаковской контрразведки, Политцентр поднял восстание и взял власть.

Колчаковское правительство, оставшееся без вождя, коротало время в гостинице «Модерн». Атмосфера была тягостная. Вечером город погружался в темноту, и даже в гостинице не было электричества, потому что в город не завозили уголь. Один из министров вспоминал: скатерти со столов сняты, горят свечи. Повсюду солдаты, офицеры, даже пулеметы, и все пропитано запахом табака и кожи. Изменился внешний облик жителей Иркутска, вспоминали очевидцы: исчезли хорошо одетые люди. Женщины выходили на улицу в платках, мужчины — в старых пальто и шапках. Серо и печально…

Виктор Пепеляев пытался сговориться с эсерами и меньшевиками о создании единого антибольшевистского фронта. Но желающих вступить в союз с адмиралом не нашлось. Колчаку никто не симпатизировал, скорее его ненавидели.

«Глубокое заблуждение оппозиции, — горевал один из колчаковских министров, — мешало ей понять, что судьба наша будет одинакова. Мы с ними были на одном тонущем корабле, но в ослеплении своем они думали, что потонем только мы».

Он, конечно, был прав. Но генералы и атаманы сами оттолкнули от Белого движения все демократические силы.

Военный переворот поссорил Колчака с эсерами, меньшевиками и областниками (сторонниками автономии Сибири). Теперь эсеры призывали солдат «прекратить гражданскую войну с Советской властью и обратить оружие против диктатуры Колчака». А ведь за эсеров на выборах в Учредительное собрание проголосовало почти девяносто процентов избирателей!

«Мне казалось, что мы медленно умираем от неизлечимой болезни, — рассказывал близкий к адмиралу человек. — Как будто заражение крови постепенно распространялось по всему организму власти, заставляя неметь один его орган за другим. Верховный правитель, казалось, не замечал и не понимал, что смерть приближается к нему».

3 января 1920 года Совет министров, то есть назначенные Колчаком люди, составил телеграмму, адресованную адмиралу, с предложением отречься — это необходимое условие переговоров с восставшим Иркутском.

4 января Александр Васильевич в состоянии полного отчаяния капитулировал. Отказался от всех должностей.

На следующий день, 5 января, перешел в поезд к союзникам под охрану чехов и словаков, которые обещали вывезти его из страны. Но когда Красная армия окрепла и стала наступать, чехи не захотели за него сражаться и отошли в сторону.

— Все меня бросили, — в отчаянии бросил Колчак одному из генералов.

Газета «Забайкальская новь» опубликовала телеграмму казачьего атамана Григория Михайловича Семенова, произведенного Колчаком в генерал-лейтенанты, командованию чешско-словацких частей:

«Мною получены официальные данные о том, что благодаря распоряжению и действиям чехо-словацкого командования на линии железной дороги, находящейся под вашей охраной, задерживаются поезда Верховного правителя, Главнокомандующего армии, Председателя Совета министров, нарушается связь между отходящими войсками и высшим командным составом, остановлено все снабжение фронта…

Братья, остановитесь! Опомнитесь!.. Преисполненный братской любви и уважения к вам, я не могу все же оставаться безучастным и равнодушным свидетелем чрезвычайно ужасных результатов вашей деятельности и требую немедленно и беспрепятственно пропуска до Иркутска поездов с высшим русским командованием, эвакуированными ранеными воинами, семьями бойцов и ценностями, составляющими последнее народное достояние Государства Российского. В случае же неисполнения вами этого, я с болью в сердце пойду всей имеющейся в моем распоряжении вооруженной силой и заставлю вас исполнить ваш долг перед человечеством и измученной сестрой-Россией».

Адмирала, наверное, можно было спасти. Это было под силу Семенову, под командованием которого оставались боеспособные части. Атаман телеграфировал командующему войсками Иркутского военного округа генерал-лейтенанту Василию Васильевичу Артемьеву: «Повстанцы снова взялись за гнусное дело и открыли новый гражданский фронт, восстав против Верховной власти. Приказываю приложить все усилия, держаться до прибытия посланных вам на выручку частей Дикой дивизии под командованием генерал-майор Скипетрова, которому дано категорическое приказание беспощадно покончить раз и навсегда с мерзавцами».

Генерал Леонид Николаевич Скипетров служил у Семенова помощником по политическим делам. Его особый отряд, отправленный из Читы с жестким приказом подавить восстание Политцентра, подошел к Иркутску.

«Был прекрасный солнечный день, — вспоминал очевидец, — и жадная до зрелищ публика, не слыша стонов раненых, следила издали за тем, как на левом берегу Ангары развертывалось сначала наступление, а затем отступление семеновцев.

Знаменское предместье отделено от города речкой Ушаковкой. На ее холодном саване найдено было потом немало трупов. Среди них были и ожесточенные фанатики революции, и юноши, верившие, что революция несет гибель, и люди, не видевшие никакого смысла в происходившем. Отчаянная ненависть в обороне и беспощадная злоба в наступлении оставили следы на поле битвы: многие трупы были изуродованы».