Женись на мне, незнакомец - Кей Грегори

Изабелла уселась в кресло и стала смотреть на луну в просвете между занавесками.

Несомненно, поцелуй все расставил по своим местам. Она возвратилась в Ванкувер по трем причинам, которые тесно переплелись у нее в мыслях. Первая. Ей надо было уехать подальше от Феликса, чтобы прийти к какому-то решению. Вторая. Надо было дать Конни возможность познакомиться с отцом. И третья. Но не менее важная. Она должна была понять, насколько серьезна ее девчоночья страсть к Бранду и выдержала ли она испытание временем.

Она всегда знала, что вернется, и Феликс, дай Бог ему здоровья, сказал, что понимает ее. Почему же она все еще сомневается на его счет? Он хороший человек, прекрасно относится к Конни и понимает, что сначала Изабелле надо избавиться от духов прошлого, а уж потом отдаваться ему телом и душой. Бранд все поставил на свои места. От ее иллюзий ничего не осталось.

Она смотрела на свет от проезжавшей мимо машины и вдруг вздрогнула всем телом, хотя в кухне было все в порядке с отоплением. На секунду она представила себя юной девчонкой, сбегающей от ненавистного жениха, и Бранда с пустыми глазами и искаженным лицом, шедшего по улицам города, где у нее больше не было дома.

Как давно это было… Или ей кажется, что давно. Теперь она взрослая женщина, которой больше не придется обнимать мужчину с потерянным взглядом. Изабелла потянулась за кастрюлькой для кофе, потом поставила локти на стол и уперлась в ладони подбородком.

— Так тебе и надо, Изабелла, — громко сказала она. — А чего ты ждала от человека, которому сообщают, что у него четырехлетняя дочь. Ждала, что он скажет тебе спасибо за сохранение тайны?

Услыхав собственный голос, Изабелла встала и, смеясь над собой, стала варить кофе.

С прошлым покончено. Ты потерпела фиаско. Через пару недель, когда Конни придет в себя после операции, надо будет вызвать Феликса.

В горле у нее застрял комок, который она хотела проглотить вместе с горячим кофе. Правда, вместо кофе ей пришлось пить горячую воду, потому что она забыла засыпать в нее кофе.

Бранд стоял в дверях палаты в частной больнице, которую он сам подобрал для дочери, не потерпев никаких возражений со стороны Изабеллы, и смотрел, как она склоняется над кроваткой.

Ничего страшного. Конни покинет больницу на другой день, потому что у врачей какие-то сомнения насчет анестезии, и они провели дополнительное обследование.

С волнением, которого он не ожидал от себя, незамеченный женой и дочерью, он смотрел на тоненькую фигурку матери его ребенка. Она казалась такой юной и такой незащищенной, когда с широко открытыми, испуганными глазами старалась нежно улыбаться малышке. Трудно представить, что это она была лживой маленькой ведьмой с ангельской внешностью. Сейчас она напоминала ему Мэри.

Мэри всегда привечала детей. С каменным лицом он смотрел, как Изабелла убрала волосы со лба Конни.

— Ничего, родная, — прошептала она. — Не бойся. Все будет прекрасно. И твои ушки самые красивые в мире.

Конни сонно улыбнулась ей в ответ, и Бранд заметил, как Изабелла вздохнула с облегчением. Он понял, что она очень устала, потому что весь день провела в больнице. Однако ничего, кроме раздражения, он не испытывал. Черт! Он должен был быть тут рядом сегодня! И все четыре года он должен был быть рядом. Она отказала ему в этом. Столько лет прошло, а как будто ничего не изменилось. Не поставить его в известность, что операцию перенесли! Он пришел повидаться с Конни, а его встретила взволнованная Эдвина.

Бранд нахмурился. Опять она выставила его вон, как раньше. Черт бы ее побрал. И он незаметно для себя сжал руки в кулаки.

Что было с ним неделю назад? Не иначе, как он лишился разума, если поцеловал ее. Он понимал это даже тогда, когда чувствовал на губах знакомую сладость ее губ и позволил своим рукам коснуться ее тела, которое всегда заставляло его воспламеняться… даже когда он был не в себе.

Не надо было ему трогать ее. Потому что теперь ему еще труднее держать себя на расстоянии. И все же придется. Что она сказала? Что-то насчет колдовства. Она не просто колдунья. Сладострастница, сведущая в черной магии. Если бы он выпил ее отравленного зелья, с ним было бы покончено.

Откуда-то донесся звон колокольчика, и Бранд заставил себя разжать пальцы.

Изабелла что-то почувствовала, потому что подняла голову и повернулась к нему.

Господи, до чего же она хороша. Бранд стиснул зубы, вспомнив, как приятно держать ее в объятиях, когда она отвечает на его ласки. Она всегда отвечает. И, возможно, не только на его ласки. Неожиданно ему пришло на память, что она упомянула о друге. О друге, который хочет жениться на ней. Он усмехнулся, и она опустила глаза.

— Ну как? — спросил он, показывая рукой на малышку.

— Прекрасно.

Изабелла посмотрела на него и холодно улыбнулась, а он вновь ощутил раздражение, едва вспомнил, что она не удосужилась поставить его в известность о перенесении операции.

— Хорошо, — проговорил он, давая себе клятву, что не оставит камня на камне от ее спокойствия еще до конца сегодняшнего дня.

По правде говоря, он понимал, что раздражает ее уже целую неделю, день за днём появляясь у нее в квартире ради свидания с Конни. Однако Изабелла научилась прятать свои чувства… когда этого хотела.

Он улыбнулся ей с неменьшей холодностью и подумал, с каким бы удовольствием заставил ее сейчас корчиться от боли.

Потом он сделал вид, что забыл о ней, и подошел к кроватке. Конни протянула ему ручку. Он взял ее и тихонько сказал:

— Твоя мама права. Твои ушки гораздо симпатичнее моих.

Конни хихикнула.

— Ты смешной. — Глаза у нее закрывались. — Ты отвезешь мамочку домой? Тебе надо это сделать, потому что она очень устала. А утром ты приедешь за мной.

— Спасибо. Так я и сделаю.

Бранд подавил неожиданно появившееся желание рассмеяться. Его дочь не меньший деспот, чем он.

— Ты присмотришь за мамочкой?

Хитрая малышка. Ужасно ей хочется сыграть роль свахи для своих родителей. И кто осудит ее за это?

— Идет.

Он улыбнулся, но постарался не выдать себя голосом. Наверняка это ему удалось, потому что Конни довольно кивнула и уже через несколько мгновений крепко спала.

Бранд взял черное пальто Изабеллы, лежавшее на кресле, и подал его ей.

— В отличие от тебя, я выполняю свои обещания, — сказал он. — Пошли.

— Спасибо. Но за мной не надо присматривать. Я возьму такси.

У нее был усталый голос, да и взгляд тоже, однако она не собиралась уступать ему. Господи, неужели она хоть один раз не может вести себя, как все?

— Может быть, за тобой и не нужно присматривать, — резко возразил он, — но мне надо тебе кое-что сказать, так что такси отпадает. Ты ела?