Хроники российской Саньясы. Том 4 - Владислав Лебедько

Так вот, полустанок уральский, Усть-Катам, морозище… Я иду наощупь. Лампочка горит. Вроде бы это вокзальный какой-то домик. Захожу — там три с половиной человека на меня настороженно смотрят. Куда идти, неизвестно. Приехал на семинар. Подхожу к кассе, поворачиваюсь и вижу, что на двери на входной с внутренней стороны объявление: «Те, кто приехал на семинар, — вот туда-то». И как раз входит еще один человек, который приехал на семинар. И через какое-то время еще один появился. То есть три человечка встретились на этом полустанке. Один мужичок, психолог из Минска, и какая-то девушка из Москвы. И вот мы по этим стрелочкам наощупь пошли-пошли, в какие-то дома заходили спрашивали, потому что это на другом краю этого поселка, километра два еще от станции, по этому морозу мы прочапали в три часа ночи. Люди такие ошарашенные: «какое там, чего там». Наконец нашли мы эту гостиницу: тут нам выбегают навстречу сияющие люди такие, молодые ребята. Один из них был Саша Клейн. Они встречали, оказывается, бегали чуть ни к каждому поезду, но холодно, поэтому они возвращались погреться, и пропустили нас. Встретили, чаем напоили, разместили. И на следующее утро еще кто-то подъехал. Нас погрузили в автобус и увезли в пионерский лагерь в горах, невдалеке, километрах в двадцати от поселка. И на следующий день, после того как нас привезли, должны были заехать еще люди, и стал начинаться семинар. При этом мое инженерное сознание никак не могло понять, что здесь происходит, совершенно. Сейчас ты и я, мы понимаем, что это типичное восприятие новичка, когда он попадает на выездной семинар. А тогда это новое что-то было, — восемьдесят девятый год, — тогда таких семинаров было немного.

В: Состояние снесенной «крыши»…

Г: Может быть, «крыши» у меня еще снесенной не было, но такая настороженность — что-то здесь происходит… что-то не в порядке. Но при этом я уже тогда, видимо, за счет своей легкости, достаточно легко включался. Вечером должна приехать группа. Среди тех, кто приехал пораньше, — нас было человек двадцать, — проходит слух, что надо бы как-то организовать встречу, капустник устроить. Ну мы так намечаем: давайте за полчасика до их приезда соберемся и что-нибудь придумаем. Встречаемся за полчасика, рождается — как ты говорил — «бац, бац» — роли раздавали, так и здесь, за полчаса родился какой-то сценарий встречи. Маршруты, движения разных групп, какие-то засады…

В: Золотова не было?

Г: Золотова не было все две недели. Семинар проводили Клейн и Чистяков. Но это золотовский семинар. Потому что Чистяков очень педантичен. Он как получил когда-то от Золотова модель, так все годы он делает одно и то же. На каждом семинаре. С вариациями какими-то, но очень жестко держит технологию. Золотов сам уже давно-давно ушел дальше и делает что-то совсем другое. А Чистяков до сих пор делает то же самое. Но тогда Чистяков еще не подъехал, был Клеин. И вот организовывали встречу. Приезжает автобус, а мы с какими-то трубами, нападаем и куда-то приехавших в баню затаскиваем, имитируя, что какие-то пытки происходят. Люди, приехавшие впервые, как и я, совершенно не понимают, что там. Мы командуем: «Сумки оставить в автобусе, строиться по одному в баню». А из бани в это время вытаскивают голого окровавленного мужика, кидают в снег, он там лежит. «Следующий», — говорят. Что-то такое, мистерия какая-то. Приехавшие уже все действительно «без крыши» стоят. Им завязывают глаза, ведут через лес. Там идти-то триста метров. Их водят два часа по этому лесу, по буеракам. Горные барабаны со всех сторон, кто-то с дерева падает. Что-то такое устроено. И при этом я все это устраиваю вместе с первой группой, и у меня все время свербит: «зачем это, что за ерунда? Пионерский лагерь какой-то, детский сад, честное слово». Наконец там вечером начинается вступление, лекция, как бы научная. Очень много двигательных практик, типа танцев, называлось это «Белая птичка». Начинают какие-то вещи давать золотовские, что-то демонстрируется, потом мы сами пробуем, ни хрена не получается. Начинается какой-то процесс, и он начинает течь, и очень много практики «паровоз». Тебе знакома эта практика со времен, когда Егор привез меня в вашу тогда Школу. «Паровоза» очень много. Уже к концу первой недели я поймал себя на том, что ночью встал по нужде. Туалет на улице, метров через тридцать. Проснулся оттого, что я замечаю, что я иду паровозом. Не просто иду, а иду паровозом, хотя иду один. То есть со всякими притоптываниями, с ритмами, ноги определенным образом ставлю, дыхание — то есть уже паровоз. На тот момент я им объелся. Но это уже через неделю. А тут первый день — все это начинается, второй день, все продолжается. Очень много цепочек непрерывных каких-то практик, лекций, упражнений. Общения мало. Только двигательное общение. Танцуем вместе. «Белые птички» делаем. А поговорить — на бегу, в столовке — чуть-чуть. Очень плотный распорядок дня, причем круглосуточно работа двигается. Пойти поспать — хочешь, иди спи. Но все время что-то происходит и неизвестно, что. Полная интрига, неопределенность — для чего это все? На второй вечер можно сходить в баню. Мальчики отдельно, девочки отдельно. Мальчики пошли. Там Клейн, оказывается, в бане. Я, несколько человек и Клейн. Я не выдерживаю, зажимаю Клейна в угол и говорю: «Саша, что здесь происходит? Ты умный человек, я умный человек. Объясни мне, что здесь происходит. Безобразие какое-то, детский сад». Саша пытается говорить словами какими-то космогоническими, расплывчатыми, утекать от ответа на вопрос. Я загоняю его в угол, я и тогда уже был достаточно широкий. Он не может вырваться, уйти от ответа от прямого. И в конце концов берет у меня паузу. «Гена, я тебе отвечу на все вопросы, но дай мне два дня. Через два дня, если ты сам не поймешь, я отвечаю на все твои вопросы». Я очень добрый человек, я ему разрешил, снизошел. И вот на третью ночь семинара он часа в три ночи ведет всех, кто не спит, не отвалившихся, всех желающих, ведет паровозиком, куда-то водит, выводит на берег реки, которая (достаточно быстрое течение там) не совсем замерзшая: морозец такой приличный. И выставляет нас в какую-то странную медитацию, непонятно что, на пары разбив. Первый стоит, смотрит на реку, второй стоит за ним с закрытыми глазами. Никаких установок не было, я сам догадываюсь, что второй как бы настраивается на первого, пытаясь увидеть то, что видит тот, как бы его глазами. Причем это все на невербальных сигналах, намеками звучит. Наверное, каждый понимает по-своему, что нужно делать. Я понял так. И в этой медитации вдруг я стою с закрытыми глазами, стою — что тут такого? И вдруг начинаю с подозрением слышать какой-то шорох. Думаю, наверное, где-то снег сыпется. Затем в глазах, в черноте глаз начинает что-то происходить непонятное. Я начинаю всматриваться, и мне начинает мерещиться, что я вижу берега реки, вижу течение реки, вижу толщу воды, и там какие-то всполохи. Я чуть-чуть занимался аутотренингом, и поэтому некоей визуализацией заниматься пробовал чуть-чуть. Получалось, но не очень ярко. Все это было достаточно дилетантски, несистематически. Потом вижу, что над горизонтом что-то шевелится, картинки в моем фильме, начинают приближаться. И вдруг я распознаю, что это дождь, состоящий как бы из лазерных лучей, падающих на землю, и они-то и создают этот шорох. И эта стена начинает надвигаться. Тут меня начинает вставлять. Причем контрастность, яркость картинки начинает возрастать. Этот как бы дождь начинает приближаться, приближаться, всполохи усиливаются, у меня мелькает мысль: а что будет, если этот лазерный дождь меня… Посмотрим. Отдаюсь, принимаю ситуацию. Проходит волна дождя, и дальше начинается — как бы это описать-то? Поблекла уже картинка, последовательность немножко сбилась. Но идея какая? Дождь как бы уходит. Я вижу отчетливо, уже как реальный пейзаж, вижу реку, всполохи, другой берег, до горизонта темное. Если глаза открыть, ничего не видно, темное поле, и в темноту уходит. Здесь я вижу до горизонта освещенное. Одновременно все осознается, что все совершенно темное.