Титановый бардак - Квинтус Номен

нарком здравоохранения, некоторое время пребывал в шоке. Затем он гораздо более продолжительное время пребывал в гневе, а под конец испытал что-то вроде эйфории — и все это случилось с ним в течение трех дней. Хотя началось десятью днями раньше.

В конце февраля двадцать седьмого года произошло не очень заметное событие: на строительстве Штеровской электростанции несколько человек заболели тифом. Сыпняк захватил всего два барака, и всех заболевших немедленно увезли в карантин, а на Донбасс «для усиления местных кадров» было решено направить и нескольких врачей из Москвы. И их «поймала» Гюльчатай Халматовна, как раз объезжающие московские больницы с «инспекцией», так что врачи на Донбасс из Москвы выехали с двумя коробками таблеток.

А через неделю все они вернулись обратно с круглыми от удивления глазами: все больные этими таблетками были вылечены! Совершенно все из более чем двух сотен заболевших! Причем собственно лечение заняло не более пяти дней! Правда, согласно инструкции Суховой, двое местных уже докторов еще две недели скармливали выздоровевшим мужикам (и бабам, и детям) ежедневно по таблетке препарата с таинственно-пугающим названием «плавикс», но вообще-то это была уже «профилактика осложнений»: в инструкции Суховой было отмечено, что без такой профилактики может наблюдаться небольшая (менее процента) смертность и после выздоровления, а вот с этим «плавиксом» гарантируется полное восстановление деятельности организма. Вернувшихся врачей больше всего поразило «предостережение», предварявшее инструкцию по проведению лечения: «по мнению разработчика возможна индивидуальная непереносимость препарата, приводящая к неизлечимым нарушениям жизнедеятельности пациента. Однако такая вероятность, в отсутствие достоверной клинической статистики, может колебаться от высокой (один случай на шесть тысяч пациентов) до средней (один случай на тридцать-сорок тысяч)». Высокая вероятность один на шесть тысяч! Для болезни, при которой вообще смертность достигает двадцати процентов!!!

Николай Александрович, поскольку Гюльчатай Халматовна была еще в Москве, вприпрыжку побежал к ней договариваться о том, где Наркомздрав будет срочно налаживать выпуск препаратов. И тут уже шок от невероятной радости мгновенно сменился гневом: товарищ Сухова заявила, что эти препараты Наркомздрав выпускать не будет. То есть тогда еще гнев лишь подниматься начал, ведь Гюльчатай Халматовна за разъяснениями отослала наркома «к разработчику препарата» — а уж его-то Семашко наверняка сможет убедить!

Не убедил, и вот тогда гнев практически затмил обычную рассудительность мудрого доктора. Потому что этот разработчик (оказавшейся милой, на первый взгляд, женщиной) причину отказа выдал просто невероятную!

— Видите ли, Николай Александрович, лично я рассматриваю данный препарат как средство наживы. Я собираюсь продавать его, причем за очень большие деньги…

— Но ведь речь идет о здоровье людей! Как вам не стыдно даже произносить такое! — обычно спокойный, доктор Семашко эти слова проорал, и даже лицо его покраснело от гнева.

— Вот так не стыдно, — и женщина посмотрела врачу прямо в глаза, — и вот так тоже не стыдно, — она повернулась в профиль. — И вообще никоим боком не стыдно, причем сразу по трем причинам. Первую я уже озвучила: препарат излечивает не только тиф, он прекрасно работает по целому спектру различных болезней, включая холеру, гонорею, пневмонию, бактериальный менингит и кучу других. Поэтому даже при цене, скажем, в две шведских кроны за одну таблетку, или, проще, в золотой рубль, рынок с легкостью проглотит в год до десяти миллионов таблеток. То есть даст нам десять миллионов столь нужных стране рублей.

— Вы явно заблуждаетесь, у наркомата просто нет таких денег.

— У наркомата есть кроны, гульдены или фунты с долларами? Я говорю исключительно о зарубежных рынках!

— А наши люди пусть гибнут, так?

— Не так, я все же надеюсь, что у меня скоро мощностей хватит и внутренний рынок обеспечить, причем его можно будет — в том числе и за счет доходов с рынков иностранных — насытить вообще бесплатно. Однако есть нюанс, — и при этих словах она рассмеялась. А затем, уже совершенно серьезно продолжила:

— Наша лаборатория сумеет сохранить технологию изготовления препарата в тайне, а передача производства на любую фабрику Наркомздрава неизбежно сделает эту технологию известной и иностранцам. Что практически мгновенно закроет нам очень доходный рынок.

— Вы опять о деньгах…

— И о них тоже, ведь даже просто пациента в больнице держать обходится в некоторую сумму, хотя бы на его кормление. Но я все же не о деньгах, точнее, не только о них. Риск получения неизлечимых повреждений организма при применении данного препарата необоснованно велик…

— Вы считаете шесть сотых процента большим риском?

— Тот, кто будет умирать в мучениях, сочтет его вообще безмерным. Я просто о другом говорю. Сейчас мы этот препарат сделали просто потому что смогли его сделать быстро и пока ничего лучшего у нас нет. Но есть другие препараты, не столь универсальные, но менее опасные, и вот их производство мы собираемся наладить уже в этом году. Не все сразу, но уже летом еще два начнут выпускаться массово. Под торговыми названиями стрептоцид — как сами понимаете, убийца стрептококков, и фуразолидон — штука полезная и в медицине, и в ветеринарии, а название… просто звучное и загадочное. Я вам инструкции по применению сейчас отдам, почитаете на досуге, для врачей размножите…

— А они тоже против тифа…

— А против тифа мы собираемся выдать более мощный препарат где-то в следующем году или через год. С вероятностью негативных побочных действий в районе одной сотой… нет, одной тысячной процента и ниже.

— М… да. Извините, но если вы, как я понял, серьезных клинических испытаний не проводили, то как вы рассчитываете эту самую вероятность?

Собеседница наркома вытащила из ящика стола какую-то бумажку:

— Вот документик один, называется «обязательство о неразглашении», подписывайте. Да вы сначала прочитайте! Особо обратите внимание вот на это: «по всей строгости закона». Но вы не беспокойтесь, в лагеря исправительные вас никто отправлять не будет, Петруха вас просто пристрелит в тихом переулке. Да шучу я! Значит так: вы про изомеры что-нибудь слышали?

— Некоторое представление имею…

— Ну так вот: один изомер нашего препарата, назовем его лево… левохинин, потому что он горек как жизнь наша, так вот: один изомер является суперлекарством. А другой, пусть будет правохинин — страшным ядом. Химические формулы одинаковы, но структурно — да и физиологически — они сильно отличаются. Однако при синтезе как правило получаются все возможные изомеры, и мы, по сути, высчитываем чистоту получаемого препарата, заранее зная, что у людей на яды чувствительность, если к деталям не придираться, распределяется по нормальному закону — это статистический закон такой. Причем высчитываем пропорции до начала синтеза, так как разделить изомеры на промежуточных этапах практически невозможно, а при малейших