Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Евгений Абросимов

99. «Нынче окна…»

Нынче окна невозможно синие,Просто невозможная шальная синь.Удивляются деревья в инее,Что луну никто не снес в Торгсин.До того она сегодня золотистая,До того веселым золотом горит,Что стихи выходят нказистыеИ куда-то к черту убегает ритм…

100. «Я, наверно, родился поздно…»

Я, наверно, родился поздноИли рано.Мне – не понять.Эти слишком домашние звездыНе тревожат меня, не манят.Не разбить им и не нарушитьНадоевшей своей синевой,Устоявшийся на равнодушии,Утомительный мой покой.Отмахнусь.На простор. На улицу.Что же делать –Гостить так гостить.Надо быть молодцом,Не сутулиться,Не печалиться, не грустить.Шутки, что ли? Ну что же, вроде них.Только кто мне расскажет про то,Как мне быть без друзей и родиныПеред этою пустотой?Губы дрогнут. Но, крепко сжавши их,Я нагнуся, шагну, засвищу.От тоски, от обиды, от ржавчиныЧуть-чуть голову опущу.И пойду, чтоб вдыхать этот воздух,Чтоб метаться и тосковать.Я, наверно, родился поздноИли рано. Мне не понять.

101. Гроза

Косым, стремительным угломИ ветром, режущим глаза,Переломившейся ветлойНа землю падала гроза.И, громом возвестив весну,Она звенела по траве,С размаху вышибая дверьВ стремительность и крутизну.И вниз. К обрыву. Под уклон.К воде. К беседке из надежд,Где столько вымокло одежд,Надежд и песен утекло.Далеко, может быть, в края,Где девушка живет моя.Но, сосен мирные рядыВысокой силой раскачав,Вдруг задохнулась и в кустыУпала выводком галчат.И люди вышли из квартир,Устало высохла трава.И снова тишь. И снова мир.Как равнодушье, как овал.

Я с детства не любил овал,Я с детства угол рисовал!

102. «Неустойчивый мартовский лед…»

Неустойчивый мартовский ледПешеходами изувечен.Неожиданно вечер придет,До усталости милый вечер.Мы останемся наедине –Я и зеркало. ПонемногуВ нарастающей тишинеЯ начну различать тревогу.Поболтаем. Закрыта дверь.И дороги неповторимы.О дорогах: они теперьНе всегда устремляются к Риму,И о Риме, который, поверь,Много проще и повторимее.Но дороги ведут теперьЛибо к Риму, а либо от Рима.

Современники садят сады.Воздух в комнаты! Окна настежь!Ты стоишь на пороге беды.За четыре шага от счастья.

103. Монолог

Мы кончены. Мы отступили.Пересчитаем раны и трофеи.Мы пили водку, пили «ерофеич»,Но настоящего вина не пили.Авантюристы, мы искали подвиг,Мечтатели, мы бредили боями,А век велел – на выгребные ямы!А век командовал: «В шеренгу по два!»Мы отступили. И тогда криваяНас понесла наверх. И мы как надоПриняли бой, лица не закрывая,Лицом к лицу и не прося пощады.Мы отступали медленно, но честно.Мы били в лоб. Мы не стреляли сбоку.Но камень бил, но резала осока,Но злобою на нас несло из оконИ горечью нас обжигала песня.Мы кончены. Мы понимаем сами,Потомки викингов, преемники пиратов:Честнейшие – мы были подлецами,Смелейшие – мы были ренегаты.Я понимаю всё. И я не спорю.Высокий век идет железным трактом.Я говорю: «Да здравствует история!» –И головою падаю под трактор.

104. «Как Парис в старину…»

Как Парис в старину, ухожу за своей Еленой…Осень бродит по скверам, по надеждам моим, по пескам…На четыре простора, на четыре размаха вселенная!За четыре шага от меня неотступная бродит тоска.Так стою, невысокий, посредине громадной арены,как платок от волнения, смял подступившую жуть…Осень. Холодно. Ухожу за своею Еленой.Как Парис в старину, за своею бедой ухожу…

105. «Ночь пройдет по улицам…»

Ночь пройдет по улицамДо нездешниx улиц.Как она сутулится –Кофточка на стуле.Стали тени прочными,Сжали, окружая.Спишь, моя нарочная,Спишь, моя чужая.Полночь ветер мимо вел,Тишью запорошенный,Спишь, моя любимая,Спишь, моя xорошая.Можно сердце выложить.На! Чтоб стужу плавило!Не было! Было же!Не взяла – оставила.Дым плывет по комнате,Гарью темень полнит.Полночь спросит: «Помните?»Что ж, скажу, запомнил!Все запомнил накрепко,Только зубы xрустнули.В ванной, что ли, каплет так…Тихо как, грустно как…Грустным быть и гордым?Боль менять на удаль?Ночь идет по городу,Длинная, трудная.

106. Поэту

Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя…

Эта ночь раскидала огни,Неожиданная, как беда.Так ли падает птица вниз,Крылья острые раскидав?Эта полночь сведет с ума,Перепутает дни – и прочь.Из Норвегии шел туман.Злая ночь. Балтийская ночь.Ты лежал на сыром песке,Как надежду обняв песок.То ль рубин горит на виске,То ль рябиной зацвел висок.Ах, на сколько тревожных летГоречь эту я сберегу!Злою ночью лежал поэтНа пустом, как тоска, берегу.Ночью встанешь. И вновь и вновьЗапеваешь песенку ту же:«Ах ты ночь, ты моя любовь,Что ты злою бедою кружишь?Есть на свете город Каир,Он ночами мне часто снится,Как стихи прямые твои,Как косые ее ресницы».Но, хрипя, отвечает тень:«Прекрати. Перестань. Не надо.В мире ночь. В мире будет день.И весна – за снега награда.Мир огромен. Снега косы,Людям – слово, а травам – шелест.Сын ты этой земли иль не сын?Сын ты этой земле иль пришелец?Выходи. Колобродь. Атамань.Травы дрогнут. Дороги заждались вождя…»

«…Но ты слишком долго вдыхал тяжелый туман.Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя».

107. О пошлости

У каждой ночи привкус новый,Но так же вдребезги храпятИ спят, откушав, Ивановы,В белье, как в пошлости, до пят.А я один. Живи в пустыне.Иди, главы не нагибай,Когда бараньим салом стынетИх храп протяжный на губах.Куда идти, куда мне деться!От клизм, от пошлости, от сна!Так выручай, простое детствоИ лермонтовская сосна.И не уйти. Меня за локотьХватает мир их, и, рыгнув,Он хвалит Александра Блока,Мизинец тонко отогнув.Я бью наотмашь, и мгновенноОн внешне переменит суть,Он станет девушкой надменной,Пенснишки тронет на носу.И голосом, где плещет клизма,Пенснишки вскинув, как ружье,Он мне припишет десять «измов»И сорок «выпадов» пришьет.Я рассмеюсь, я эту рожуУзнаю всюду и всегда,Но скажет милая: «Быть может»,И друг мне руку не подаст,И будет утро… На рассветеМне скажет Александр Блок:«Иди, поэт, ищи по свету,Где оскорбленному есть чувству уголок».Иди, доказывай алиби,Алиби сердца, или вот –Вполне достаточный калибрМелкокалиберки «франкот».

108. Вступление к поэме «Щорс»