7 и 37 чудес - Игорь Можейко

Аравийцы задолго до нашей эры выработали свою письменность, о ее существовании в Европе стало известно в XVIII веке. Путешественники привозили в Европу копии надписей, и в 1837 году Эмиль Редигер приступил к их расшифровке.

В южноаравийской письменности каждый знак обозначал букву, и всего и алфавите было 29 знаков. Ученые полагают, что южноаравийский алфавит отделился от так называемого синайского – связующего звена между финикийским алфавитом и египетским иероглифическим письмом. И действительно, некоторые буквы его сходны с буквами финикийского алфавита, однако он развивался совершенно самостоятельно, и разница между ним и финикийским довольно велика, подобно, например, разнице между славянской и латинской письменностями.

Если первые сабейские города возникли, как полагают исследователи, во II тысячелетии до нашей эры, то сабейское царство просуществовало более тысячи шестисот лет. Примерно в V веке до нашей эры власть в Аравии перешла из рук жрецов в руки светских властителей – царей, и с тех пор государства управлялись небольшой группой богатейших и знатных семей.

Со временем одно из царств, а именно расположенное в центре района Саба, начало покорять окружающие государства и включать их в свои границы. Первым потеряло независимость лежавшее к северу государство Майн. Впоследствии, в I веке до нашей эры, в Сабу был включен Катабан, и, наконец, уже в начале нашей эры потерял независимость и самый отдаленный, запрятанный в горах и пустыне Хадрамаут. К III веку сабейцы объединили всю Южную Аравию в единое государство.

К этому времени в жизни государств Южной Аравии все большую роль начинает играть Эфиопия. Близкое по культуре и языку, эфиопское царство всегда было тесно связано с Южной Аравией. В архитектуре и культуре Эфиопии и аравийских государств ясно прослеживается взаимное влияние. Эфиопы приходили к соседям под предлогом помощи той или иной стороне во внутренних конфликтах, но предпочитали не уходить из этих богатых мест и старались держать аравийские царства под контролем.

На руку Эфиопии были и религиозные разногласия в Южной Аравии. Старые боги аравийцев теряли влияние, тем более что власть жрецов уже была подорвана. Сюда проникли иудаизм и христианство, и поклонники этих религий вели отчаянную борьбу. Постепенно иудаизм брал верх, и последний сабейский царь попытался объявить его государственной религией. Для христианской Эфиопии этот акт оказался удобным предлогом, чтобы захватить Южную Аравию. В VI веке сабейское царство перестало существовать.

Тем временем экономическое значение аравийских городов падало. После гибели Римской империи захирели караванные и морские пути: Европа не нуждалась более в шелках и благовониях. С разрушением в VI веке великой Марибской плотины – чуда инженерного искусства древности – пришли в запустение некогда плодородные поля. Города все больше обособлялись друг от друга, и дороги к ним забывались, засыпались песком и зарастали колючками.

В 575 году эфиопов сменили персы, а еще через сто лет сюда докатились волны ислама. Южная Аравия стала окраинной провинцией арабской империи.

Когда через несколько десятков лет появились первые труды арабских историков, выходцев с севера, то в них уже не было никаких упоминаний ни о Хадрамауте, ни о Катабане – славных и богатых царствах, чьи надписи встречаются от Эфиопии до Сирии и чьи купцы в своих странствиях доходили до Китая, о странах, построивших плотины и каналы, которых не знали даже римляне.

Но в глубине пустыни, в долине бывшего царства Хадрамаут, осталось несколько городов. Они существовали в основном за счет караванной торговли, несколько оживившейся после VIII века, а также за счет выращивания фиников и разведения верблюдов.

Там правили шейхи и султаны, становившиеся все более независимыми с ослаблением власти Арабского халифата. Но ни один из них не смог возвыситься над соседями: слишком бедны были пустынные города Хадрамаута, слишком малочисленно население. Да оно и не могло вырасти. В стране, где каждая капля воды на вес золота, прирост населения определяется максимальным количеством людей, которых она может напоить. И так уже повелось, что «лишние» молодые арабы отправляются в Индию и Сингапур – благо в их жилах течет кровь древних мореплавателей и торговцев. Поэтому сегодня в городах Хадрамаута благосостояние жителей зависит не только от количества воды в колодцах, но и от видов на урожай и оживленности торговли в Калькутте и Сингапуре. Если дела идут хорошо, то капитан сингапурского судна или хозяин калькуттской лавки отсчитает пачку рупий и перешлет деньги в никому не известный, затерянный в пустыне город Шибам. А под старость и сам вернется на родину…

Можно предположить, что во времена сабейцев дома в Шибаме не были высоки и не жались так тесно друг к другу. Но по мере того как беднела страна и труднее становилось жить, каждая деревня, каждый дом обзаводились неприступной башней: оседлым жителям грозили набеги бедуинов, да и сосед часто становился врагом, потому что ни земли, ни воды на обоих не хватало.

Города Хадрамаута не надо было обносить стеной: эту роль выполняли задние фасады домов, вплотную примыкавшие друг к другу. Войти в город можно было только через единственные ворота.

Каждый строил себе крепость. Первые этажи ее с толстыми, в несколько метров, стенами – это склады, сараи, хлев. В стене одна маленькая дверь и бойницы по ее сторонам. Бойницы есть и на втором и на третьем этаже. И только с этажа четвертого, куда уже не заберется враг, начинаются ряды окон – там живут люди. Большая семья, занимавшая дом, населяла все верхние этажи – обычно их в небоскребе семь-девять.

Жизнь на вершине собственной крепости представляет удобство и с точки зрения гигиены. Узкие улочки, в которые не протиснется даже повозка и где посередине течет ручеек нечистот, зловонны и душны. Наверху же, под самым небом, и чище и прохладнее.

Над Шибамом, крупнейшим из городов Хадрамаута, возвышается многоэтажный дворец султана, отличающийся от остальных домов тем, что он раскрашен поверх белой извести красными полосами.

Теперь времена междоусобиц отошли в прошлое, но традиции сильны. Если сваливается от ветхости один небоскреб, на месте его строят другой – такой же или даже выше. Вширь город не растет: оазис мал, земля нужна финиковым пальмам. Да и население почти не увеличивается: вода имеется хоть и в изобилии, но глубоко под землей, и достать ее пока нельзя – нет ни техники, ни сил.

…Главная улица Шибама – ложе селевого потока, разрезающее город надвое. Здесь в песке сделаны колодцы, и к ним с утра тянутся женщины с кувшинами, под чадрами, в длинных одеждах – синего цвета в Шибаме, зеленого, красного или черного в других городах.