На полпути к себе - Вероника Иванова

Опускаюсь на лавку и страдальчески возвожу очи к потолку:

— Я же прошу: забудьте...

— Это невозможно, — качнула головой эльфка.

— Ну, хоть молчите! Это Вам по силам?

— Если ты желаешь... Но почему?

— Я так хочу! Достаточно причин?

Она пожала плечами. Усмехнулась.

— Может быть, ты, в свою очередь, тоже кое-что сделаешь?

— А именно? — насторожился я.

— Перестанешь обращаться ко мне на «Вы»! Кэла ты, почему-то, таким вежливым обхождением не баловал!

— Кэл... Во-первых, он — мужчина. А во-вторых... Вас же двое, — бесхитростно пояснил своё поведение ваш покорный слуга.

Несколько вдохов эльфка смотрела на меня удивлённо расширенными глазами, потом не выдержала и расхохоталась:

— Двое... Духи Вечного Леса... А ведь, и правда...

— Вообще-то, я не шутил, — хмурюсь.

— Даааа... — простонала женщина. — Но шутка удалась!

— Рад, что повеселил... тебя. Кстати, раз уж ты назвала меня своим resayi... Как мне-то тебя величать, дитя моё? — я поставил локти на стол и опустил подбородок на сплетённые пальцы.

Эльфка зашлась в новом приступе хохота. Того и гляди, весь дом сбежится: ещё решат, что женщине плохо...

— И?

— Саа... Саа-Кайа, — она справилась со смехом и, сделав странно неловкую паузу, добавила: — Хами’н. Хами’н Саа-Кайа.

— «Дуновение Тёмного Ветра»? — я мысленно примерил имя его владелице. — Красиво.

— Справедливо, — процедила эльфка сквозь зубы.

— Тебе не нравится? — спрашиваю растерянно и удивлённо.

— Я бы обошлась без... — она осеклась.

— Без «Тёмного», да? — догадался я. — Ну и напрасно!

— Ты не понимаешь... Имя приходит вслед за делами[13]. Я бы хотела всё исправить, но... Эту страницу из книги Судьбы не вырвать.

— И не надо! — заверяю. Наверное, излишне бодро. — Можно припомнить на эту тему множество высокоумных рассуждений, только... Ты любишь стихи?

— Стихи? Конечно! — она слегка оживилась.

Разумеется! Какой же листоухий не любит стихи? Правда, это утверждение верно только в отношении ХОРОШИХ стихов, а те, которые просятся на язык... А, будь, что будет!

Я сдул свежую пыль с одного из листов своей памяти и прочитал — без особого выражения, стараясь передать смысл, а не чувство:

Плох. Недостоин. Растоптан и проклят.В сердце — осколки невинной мечты,Горы страданий, поля пустоты.Между никчёмных друзей, одинок ли —Будь. Всем назло. Пусть сомнения лучикВ полночь тоски улыбнётся тебе:Чистые слёзы пресветлых небесЛьются на землю из сумрачной тучи...

Кайа слушала очень внимательно. Я должен был быть польщён, но вместо этого ужасно смутился. Наверное, потому, что первый раз встретил искренне благодарного слушателя.

— Красиво, — оценила женщина и, когда я уже собирался облегчённо перевести дух, добавила: — И очень точно. Ничего лишнего, чуть суховато, но... Замечательно. Однако не припомню похожих строк ни у кого из... Где ты это раскопал?

— Нигде, — буркнул я, но небрежный тон эльфку не обманул.

Бирюза взгляда дрогнула:

— Не хочешь ли ты сказать... — начала Кайа, и тут же удивлённо смолкла.

— Всё, что хотел, уже сказал! — обречённо выдохнул я. — Забудь!

— Это... ты написал? — эльфка наконец выразила своё подозрение словами.

— И что? — вскидываюсь.

— Почему ты так странно воспринимаешь похвалу? — удивилась Кайа. — Злишься, ворчишь, смущаешься... Как будто... Как будто тебя никто и никогда не хвалил!

Я промолчал, но молчание в данном случае было красноречивее всяких слов.

Ты права, Ке. Никто и никогда. Потому как, не за что было хвалить: поводов для насмешек и укоров я подавал куда больше... А уж стихи... Вообще никому не показывал. Впрочем, подозреваю, что весь Дом тайком изучал мои каракули. Хорошо хоть, мнение держали при себе... Детские «пробы пера» были ужасны, потому что не содержали в себе ничего выстраданного и пережитого — это я понимал и сам. Собственно говоря, поэтому и забросил рифмоплётство. Чтобы месяц назад вновь взяться за перо. И меня удивила лёгкость, с которой на бумагу легли ровные строки. Наверное потому, что теперь мне было, что сказать...

— Хорошие стихи. Очень хорошие, — серьёзно сказала эльфка. — А вот мне не удаётся срифмовать и пары строк... Зато, — она весело подмигнула, — я умею понимать гармонию чужого творения! Это, знаешь ли, не каждому дано... А... ещё можешь что-нибудь прочесть?

— Ну уж нет! — горячо возразил я. — Хватит на сегодня! Мне ещё нужно выспаться и подумать о предстоящем поединке.

Как только разговор вернулся к vyenna’h-ry, Кайа нахмурилась:

— Я вижу, что ты уверен в себе, но опасаюсь исхода боя. Кэл может...

— Убить меня? — позволяю себе улыбнуться. — О, нет, он не станет меня убивать!

— И почему же я не стану тебя убивать? — в дверном проёме возникла белоснежная фигура.

— Всегда вам завидовал: уши большие, слышно далеко... — до крайности ехидным голосом протянул я. — И так трудно удержаться от...

— Я не подслушивал, — надменно обронил эльф, подходя к столу. — Я просто зашёл за стаканом воды, а вы... так громко разговаривали, что ваша беседа не могла остаться тайной.

Кэл был так забавен в своём высокомерном величии, что я с огромным трудом подавил ухмылку. А вместе с ней — десяток шуток, подходящих к случаю.

Разжившись водой, листоухий вновь обратился ко мне:

— Так почему же я не стану тебя убивать?

Есть! Попался! Заглотил крючок так глубоко, что и не вытащить.

Я встал и изобразил самую наивную изо всех отрепетированных за долгую жизнь улыбок:

— Если я умру, ты до конца своих дней будешь бродить в поисках ответов!

— На какие же вопросы? — он пытался не давать волю любопытству, но тонкие ноздри возбуждённо дрогнули: ищейка взяла след.

— Например, где и при каких обстоятельствах мы встречались.

Наверное, не следовало этого говорить... Наверное. Если бы я хотел играть честно. Однако чего греха таить: в схватке с эльфом у меня почти не было шансов. Один-два, не более. Если противник слишком силён, необходимо — что? Правильно, ослабить оного противника! А что лучше разжижает решимость, чем сомнение? Достаточно бросить всего одно семечко в благодатную почву, и плоды удивят вас самих.

Если до этого момента Кэл не считал важным изучение моего внешнего облика, то сейчас просто впился взглядом. И в тёмно-лиловых глазах начало проступать...

— Ты?! Трактир «На пятидесятой миле»... Это был ты! — от неожиданного открытия эльф забыл о приличиях, предписывающих в отношении иноплеменников холодно-презрительный тон.