Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк

25 декабря, без войск, с небольшим отрядом. Державин ринулся в штаб-квартиру и застал командующего в скверном расположении духа.

— Опоздали мы, брат… Оренбург осажден, Самара взята! — в сердцах отрубил он. — Народ встречает Пугачева как законного царя и вступает в его армию! А храмы бьют в колокола!

— Где же наши войска? — спросил Державин.

— Основные силы под Оренбургом. Кроме того, пришлось оставлять роты для усиления местных гарнизонов. Да вот незадача: не уверен, что завтра они не перейдут на сторону супостата.

Державин впервые видел Бибикова таким озабоченным. Не Пугачева страшился генерал, а пугачевщины! Это настоящая чума: лишь подует ветер, и ее смертельные споры разлетаются по белу свету, заражая все живое. На кого можно положиться, если даже духовенство приняло сторону мятежников?

— Надо действовать! — пылко воскликнул Державин. — Немедля наводить порядок в полках. Пресекать и тушить искры смуты, пока не разгорелся пожар!

Бибиков взглянул на него, кивнув благодарно. Мало у него осталось верных людей… Пока другие члены следственной комиссии пировали и дебоширили в ожидании распоряжений начальства, один лишь Державин представил обстоятельный и толковый доклад, который назвал "О движении неприятельском и колебании народном". Командующий внимательно прочитал записи, представленные разведчиком.

— Вы собрали ценные сведения, подпоручик, — сказал он наконец, оторвавшись от бумаг. — Помните, что основное ваше дело — выявлять смутьянов и развратителей, чуму военной службы! Надобно выжигать их каленым железом, иначе бунт может охватить армию. Наши силы малочисленны, жду подмогу. Эх, если бы прислали Ивана Ивановича Михельсона, моего старого друга…

— Значит, покуда нет Михельсона, будем сидеть и ждать? — запальчиво спросил Державин и осекся, осознав, что говорит недопустимо дерзко. — Виноват, ваше превосходительство…

Но Бибиков не рассердился. Он в волнении расхаживал по кабинету, в глубине души сознавая правоту своего офицера. Переведя дух, остановился, приложил руку к сердцу и произнес устало:

— Начать решительное наступление мы пока не можем… Но и ждать уже нельзя. Я подготовил для вас поручение. Приказ получите в полковой канцелярии. А теперь ступайте с Богом!

Державин вытянулся, вскинув руку к треуголке, и вышел из кабинета.

В полученном приказе говорилось, что подпоручику Державину надлежит завтра утром отправиться в Симбирск с особой миссией. В чем состояла эта миссия, он должен был узнать из письма, запечатанного личной печатью командующего. На конверте стояло указание: "Вскрыть, отъехав на расстояние 30 верст от Казани".

***

Ночь прошла тревожно. Фекла Андреевна не могла уснуть, чувствуя сердцем, что сын чем-то озабочен. Не выдержала, пришла к нему, сидящему у свечи за письменным столом.

— Не спится, Ганечка? Читаешь?

— Нет, матушка, так сижу, думаю…

— О чем, дитя мое?

— О Боге… Как по-твоему, матушка, каков Он с виду?

Фекла провела рукой по светлым густым волосам сына.

— С чего это вдруг, дружочек? Вот пойдешь в церковь, там самое место для подобных мыслей. А как выглядит Творец наш Небесный, так это каждый сам себе представляет. Мне бабушка сказывала, что Он — мудрый старец в белых одеждах. Живет на небе и сверху видит всех нас: добрых одаривает, грешников — карает.

— А за что Он наказал батюшку? Зачем отпустил ему такой короткий срок?

Фекла Андреевна вздрогнула.

— Он его не наказал, а взял к себе, сынок. Есть нечто выше нашего разума!

Гавриил встал и, заглянув в лицо матери, промолвил со скрытой страстью:

— А я хочу постигнуть это "нечто"! И порой мне кажется, что я близок к истине. Вот что я думаю, матушка… Бог — не благообразный старик на белом облаке, который играет нами, как оловянными солдатиками. Бог — все сущее на земле и во вселенной. Он всюду: в природе и в каждом из нас!

— Если Он в нас, то отчего мы смертны? — робко спросила мать.

Гавриил замер, словно в отрезвлении. Задумался…

— Человек смертен, а человечество бессмертно. В созданной Богом природе происходит бесконечное течение живого вещества, которое переходит из одного состояния в другое. Мы уходим, чтобы душою соединиться с Творцом, а на смену нам приходит другая жизнь…

Фекла Андреевна слушала сына, не зная, соглашаться с ним или нет.

— Сыночек, что с тобой? Ты говоришь так странно… Это все от книжек! Слишком много читаешь!

— Ох, матушка, чем больше читаю, тем больше вопросов…

***

Утром Державин нанял сани и, наскоро простившись с матерью, выехал в Симбирск. Ни он, ни Фекла Андреевна не знали, надолго ли разлучаются и что придется им пережить. Смутная тревога овладела их сердцами.

"Почему Ганя накануне отъезда вспоминал о Боге?" — терзалась мать.

"Какой приказ я должен исполнить?" — думал Державин, ощупывая за отворотом мундира запечатанный конверт.

Чем дальше он отъезжал от Казани, тем враждебнее становились обстановка и люди. Он почувствовал это на первой же почтовой станции, где ему не хотели менять лошадей. И дело было даже не в лошадях (брань со станционными смотрителями — обычное дело), а в непочтительном, порой откровенно наглом отношении к нему бородатых яицких казаков и киргиз-кайсаков, вольготно расположившихся на постоялом дворе. Они пьянствовали, сквернословили и явно чувствовали свое превосходство перед "его благородием". Отказ смотрителя дать офицеру лошадей был встречен злорадным хохотом. Но Державин выхватил пистолет, и веселая публика попятилась. Их было много, и они могли бы легко его одолеть, набросившись разом. Но его решительный вид говорил о том, что он без колебаний выстрелит в кого-то из них, и никому не хотелось получить пулю в живот. Испуганный смотритель кликнул помощника и велел закладывать кибитку для господина офицера. Когда Державин выехал со двора, вслед понеслись угрозы, гиканье и свист, но он уже был недосягаем.

Шел мелкий снег, сугробов еще не намело, и свежие лошади резво неслись по мерзлой дороге в Симбирск. Возле полосатого столба 30-й версты Державин велел остановиться. Сломал печати, вскрыл конверт и прочитал письмо Бибикова.

То ли от волнения, то ли из-за витиеватого слога он не сразу осознал смысл приказа и, лишь перечитав дважды, понял, что от него требовалось.

В Симбирске ему предстояло встретиться с полковником Гриневым и, убедившись в благонадежности его войска, передать ему приказ идти на Самару, занятую супостатом.

"По дошедшим известиям, — писал Бибиков, — слышно, что жители города Самары при первом приближении злодейской сволочи со звоном выходили навстречу и пели благодарственный молебен". В случае успешной баталии Державин должен был "найтить того города жителей, кто первые были начальники и уговорители народа к выходу навстречу злодеям со крестами и со звоном, и через кого отправлен благодарственный молебен".

Зачинщиков-предателей надлежало выслать в Казань в кандалах. Менее виновных, поддавшихся страху, — наказать плетьми на площади. В заключение