Вдова Его Величества (СИ) - Демина Карина

— Какой чудесный день, девочка моя, — воскликнула тетушка, заставив Катарину поморщиться. — Просто удивительный!

— Солнечный, — поддержал Гевин.

— И ветра нет, — согласился с ним Кевин. А сегодня у них и голоса одинаковые. И сами они… только цветом костюмов и отличаются.

— Рада, — получилось не слишком вежливо. — За день.

— Мы подумали, что ты захочешь прогуляться, — тетушка подхватила Катарину под руку.

— Не захочу.

— Но почему?!

— Дурно себя чувствую…

— Это пустяки, — тетушка отмахнулась от возражений. — Какое дурное самочувствие в твои-то годы? Девонька моя, это все хандра, обыкновенная хандра, поверь моему опыту. А лучшее средство от хандры — развлечься… я велела собрать корзинку для пикника.

Комок тошноты подкатил к горлу.

— Подумай сама, дом будут переделывать, а значит, шум и грязь, и людишки, которые везде снуют… нет, ангел мой, тебе категорически нельзя здесь оставаться…

Тетушка потащила Катарину к дверям.

— Твоя мьесс сама справится со всем. А тебе следует отдохнуть. Расслабиться. Познакомиться с родней. Ты же нам не чужая.

В этом вся беда.

— Иди, — тихо сказала Джио и коснулась браслета. — Я и вправду домом займусь.

— А мы прокатимся… здесь неподалеку есть отличное место… помнится, мы с твоей матушкой, когда нам случалось здесь гостить, любили устраивать пикники… мы и Эвелина Гленстон. Ах, молодость… сейчас обо всем вспоминаешь с усмешкой, а тогда нам казалось, что нет дела, более важного… но там и вправду красиво. Старое озеро. Обрыв… матушка твоя писала чудесные акварели, а вот у меня всегда какая-то чепуха получалась. Ты не пишешь?

— Нет.

Коляска ждала у дома.

— Мне бы шляпку… — спохватилась Катарина.

— Гевин, сходи за шляпкой. И перчатки возьми. Дорогая, тебе нужно больше внимания уделять себе. Здесь не принято ходить без перчаток. Нет, мы, конечно, свои люди и не подумаем дурного, но ты же понимаешь, что если кто-то увидит…

— С вами?

— Господь с тобой, со мной можно… мальчики вот сопроводят.

Гевин принес и шляпку, и перчатки, и кружевной зонт, который — Катарина точно была уверена — ей не принадлежал.

— Тебе с твоей кожей стоит прятаться от солнца, — сказала тетушка Лу, устраиваясь в коляске. — Напомни, и я передам тебе крем, чтобы это вот свести…

Она коснулась пальчиком своей щеки.

— Я не хочу сводить.

— Я понимаю, что в колониях, возможно, иное… восприятие, но веснушки… это слишком по-плебейски. Как и загар.

Щелкнул кнут над головами караковой четверки. И та полетела, понеслась по дороге. Захрустел щебень под колесами, а вот дорогие кузены, решившие путешествовать верхом, несколько поотстали.

— Откуда лошади? — поинтересовалась Катарина, не желая и дальше обсуждать свою внешность.

— Эти? А… у мальчиков… они привыкли верхами, но уже в Бристоне я настояла, чтобы они сели в экипаж. Не хватало явиться к тебе запыленными. Потом распорядились жеребцов доставить… красивые?

— Жеребцы? — головная боль не ушла, она сидела иглой в затылке, мешая Катарине наслаждаться прогулкой. — О да, согласна, жеребцы весьма хороши.

Тетушка почему-то рассмеялась.

А меж тем вдали показался город. Редкие пока дома вытянулись вдоль дороги. Они стояли тесно, и издали казалось, будто одни спешат вскарабкаться на крыши другим. За ними виднелись третьи. И Катарина подумала, что в город стоит заглянуть.

Потом.

Просто пройтись по мостовой. Посмотреть на людей. Быть может, посетить ресторацию или навестить пару лавок. Ей ведь нужны платья.

Новые.

Соответствующие нынешнему ее положению. И к ним туфли. Ботинки… это, пожалуй, было смешнее всего. Там, во дворце, у Катарины имелась целая комната для обуви. Туфельки атласные. Туфельки парчовые. Туфельки. расшитые золотом. С подошвой столь тонкой, что сквозь нее ощущались крошки на паркете. Но ведь это так изысканно… а вот башмаки дорожные Джио принесла. И с ними другие туфли, из прочной козлиной кожи, пусть и не столь изысканные, как все те, что остались, но удобные.

Да, с обувью надо что-то решать.

И с гардеробом.

Меж тем коляска свернула с дороги, взяв выше, к темному холму, на гребне которого вытянулась полоса леса.

— Уже скоро, дорогая… знаешь, как по мне, Бристон на редкость унылый городишко. Я помню Лондиниум, его вечное движение, жизнь, которая не останавливалась ни днем, ни ночью, — она мечтательно прикрыла глаза. — Балы, вечера… торговцы… я не знаю, есть ли в колониях такие лавки…

— В колониях есть все, — Катарина поправила шляпку, которая норовила съехать на затылок.

— Ах, дорогая, я не пытаюсь оскорбить твою… родину, просто пойми, там и здесь — разные миры… и я хочу, чтобы ты открыла для себя нынешний.

Холм приближался. Он наплывал зеленой громадиной, и деревья уже не казались хрупкими. Они вытягивались, обретая плотность и размер. Коляска меж тем замедлила ход.

— Дальше дороги нет. И эта почти заросла. Матушка рассказывала, что когда-то на этом холме жил священник. И была у него дочь столь прекрасная, что перед красотой ее не устоял сам король альвов…

— А у них разве не королева?

— Это не важно, — тетушка дождалась, пока сыновья ее спешиться. И приняла руку. — Он соблазнил несчастную, а после бросил, и она умерла.

— Очень романтично, — Катарина демонстративно проигнорировала протянутую руку. Прикасаться к кузену не хотелось. А он лишь оскалился.

— Печально, — поправила тетушка. — Она повесилась в отцовском доме, а тот умер с горя и проклял всех нелюдей. Но это было давно. И от дома-то ничего не осталось.

Камни.

Они вырастали из плотного травяного ковра то тут, то там. И были это не огромные валуны, но обыкновенные глыбины, из которых раньше и вправду строили.

…к примеру, Королевскую башню.

— Матушка нам рассказывала это, желая предупредить. С нелюдьми связываться не стоит.

— Не буду, — Катарина вспомнила вчерашнего мертвеца и нервно улыбнулась.

— Я слышала, что в колониях они ведут себя много более вольно. И что порой некоторые несознательные особы отвечают на эти вольности…

Узкая тропа пробиралась на самую вершину. Мимо зарослей жимолости, в которых уже появились первые ягоды, мимо одичавшей яблони и пары рябин.

— На что вы намекаете? — Катарина обеими руками держалась за зонтик.

А вот кузены следовали рядом.

Один слева. Второй справа. Молчали. И облизывали взглядами. Во дворце быстро учишься обращать внимание на взгляды.

— Я? Помилуй, девочка… просто… у нас тут тоже неспокойно. Здесь, мальчики, доставайте корзинку.

— Какую? — поинтересовались кузены хором.

— Господи, дай мне сил… ту, что осталась в коляске. Кевин, будь добр… или ты, Гевин.

Значит, в темно-синем — Кевин, а в зеленом — Гевин. Надо будет запомнить. Или не надо? Толку-то… к вечеру опять переоденутся.

— Оба идите, — решила тетушка. — И захватите покрывала… два. Они в ящике будут. Еще шаль мою. Здесь иногда дует, но место и вправду чудесное.

— Чудесное, — согласилась Катарина.

Холм обрывался резко, будто чей-то огромный нож просто убрал его половину, оставив гладкую темную стену. Где-то внизу разливалась река, такая далекая и яркая, что Катарина зажмурилась.

— Только к краю не подходи. Твоя матушка однажды едва не упала, так увлеклась. Я в самый последний миг ухватила ее за пояс платья.

Это тетушка сказала с явным сожалением. И Катарина послушно отступила от края, который не выглядел надежным. А ведь удобное место для несчастного случая. И уж ее-то, Катарину, никто за пояс ловить не станет…

— Где они там? Мужчины порой столь беспомощны… взять моего Гарольда. Умнейший человек во всем, что дел касается, но слеп… невероятно слеп. К счастью. Вот там дом стоял, — она указала на обрыв. — А после проклятья осел… правда, матушка говорила, что, возможно, все было иначе, что девушка обратилась к отцу за благословением, а он ее убил, не желая, чтобы кровь его рода смешалась с кровью нелюдей.