Тайна гибели генерала Лизюкова - Игорь Сдвижков

Некоторые из этих сомнений вполне можно понять и сегодня, если подходить к случившемуся с теми неверием и подозрительностью, которые расцвели в нашей стране пышным цветом ещё в предвоенное время и, тем более, стали неотъемлемой частью времени военного. Наибольшие опасения в те дни, пожалуй, вызвало не предположение о гибели Лизюкова, а о том, что он попал в плен…

Более того, у работников особых отделов, призванных неутомимо искать и выявлять вражеских шпионов, всевозможные контрреволюционные элементы и предателей в частях Красной армии (чем надо было постоянно показывать нужность своей работы), факт исчезновения командира части должен был привлечь к себе пристальное внимание и вполне мог привести к расследованию, где главным был бы вопрос: а не мог ли пропавший без вести командир перейти к врагу?

Несомненно, что в силу особого рода своей деятельности начальник особого отдела корпуса, а также работники особого отдела Брянского фронта не могли не рассматривать и такую возможность. Попробуем проанализировать, какими соображениями они руководствовались бы при возможном разбирательстве дела о пропавшем генерале по линии их ведомства и насколько вескими могли быть их основания считать, что «в этом деле не всё ясно».

Генерал Лизюков исчез в самую тяжёлую и трагическую для него пору. Командир 2-го танкового корпуса, Герой Советского Союза к концу июля 1942 года был, по сути, в самой настоящей опале. Наступление 5-й танковой армии, которой он командовал и на которую в Ставке возлагали такие большие надежды, завершилось неудачей. Армию расформировали, а Лизюкова с понижением перевели на должность командира танкового корпуса. Для многих было очевидным то, что в срыве операции по разгрому воронежской группировки врага обвинят в первую очередь командующего 5-й танковой армией.

Ледяная директива Ставки о неудовлетворительных действиях 5 ТА[210], не выполненный личный приказ вождя взять Землянск[211] и последовавшие за тем отчуждение и пустота, возникшие вокруг Лизюкова, косвенно говорили о том, что в самое ближайшее время по действиям командующего армией наверху могут быть сделаны самые нелицеприятные выводы с последствиями, которые могут дорого обойтись бывшему командарму.

На уровне фронта такие выводы были уже сделаны. Политработники штаба Брянского фронта, посланные «усилить» армию, доносили о многочисленных безобразиях в ходе организации наступления, начальник штаба фронта разочарованно сообщал в телеграфных переговорах о не боевых настроениях в частях тов. Лизюкова[212], наконец сам командующий войсками фронта выехал в 5-ю танковую армию и при личной встрече с командармом при всех громогласно обвинил его в трусости…[213]

Но вот армию расформировали, и в спешно образованной оперативной группе Брянского фронта бывший командарм, а ныне всего лишь командир корпуса, опять увидел в качестве своего непосредственного начальника того самого человека, который уже однажды оскорбительно бросил ему: «Это называется трусостью, товарищ Лизюков!»

Какие выводы из всего этого можно было сделать? Какие чувства мог испытывать Лизюков к своему непосредственному начальнику — генерал-лейтенанту Чибисову? А может быть, к нему у него сформировалась глубокая личная неприязнь?

И вот новое наступление под началом того же грозного командующего и… новая неудача. Причём выходило, что корпус не только не выполнил поставленную перед ним задачу, но и из двух танковых корпусов действовал наихудшим образом, а в руководстве подчинёнными частями командованием корпуса был допущен ряд вопиющих безобразий! За это виновных следовало привлечь к ответственности, и в первую очередь отвечать должен был командир корпуса…

К тому же в его биографии была одна очень специфическая деталь, которая сразу приобретала особенное значение после исчезновения генерала: Лизюков в пору предвоенных чисток армии от «вредителей и шпионов» был арестован органами… И пусть его выпустили, но ведь за что-то же его взяли тогда… А может быть, с тех пор он затаил обиду на советскую власть и только ждал удобного момента? Так значит, исходя из всего этого, возможно было допустить, что у бывшего командующего армией с не совсем чистым прошлым и подмоченной репутацией в настоящем, к тому же пониженного в должности и, вероятно, затаившего личную обиду, имелись основания для того, чтобы оказаться у врага?

Исходя из известных нам сегодня документов и свидетельств, можно с большой степенью вероятности утверждать, что такого поворота в деле Лизюкова определённые работники из «особых» органов не исключали. Утверждения о гибели опального генерала «со слов очевидцев» не воспринимались ими как весомые доказательства его гибели.

Между тем расследование, проведённое штабом Брянского фронта, завершилось выводом о гибели Лизюкова. Полковник Сухоручкин, подготовивший докладную записку наркому СССР тов. Федоренко и военному совету Брянского фронта, однозначно написал в её начале: «Расследовав причины гибели командира 2 ТК Героя Советского Союза гвардии генерал-майора ЛИЗЮКОВА (выделено мной. — И. С.), установил…»[214]

Но, похоже, не все согласились с выводами полковника Сухоручкина. Вопрос о судьбе Лизюкова, будучи формально как бы решённым, фактически оставался не решённым ещё долгое время. Более того, Верховный Главнокомандующий, известный своей подозрительностью и недоверием даже к самому своему ближайшему окружению, вероятно, так до конца и не поверил в безупречность и честность генерала Лизюкова.

Фронтовой журналист А. Кривицкий приводит в своей книге описание сцены, произошедшей между Сталиным и одним «крупным военным», вызванным в Ставку вскоре после гибели Лизюкова. Кривицкий, писавший об этом в середине шестидесятых годов, по тем или иным причинам не раскрывает имени этого «крупного военного», но можно предположить, что это был командир 1-го танкового корпуса М. Е. Катуков. В книге самого Катукова довольно подробно описана встреча со Сталиным в сентябре 1942 года[215]. Обратимся к книге А. Кривицкого.

«У длинного стола, ссутулившись, стоял Сталин, курил трубку. Военный доложил о себе. Сталин, словно не замечая его, начал медленно и молча ходить вокруг стола. Ковровая дорожка скрадывала его шаги. Он сделал три шага в одну сторону и возвращался назад. Три шага в одну, три — в другую, всего шесть, потом так же медленно, не останавливаясь, прошёл почти до противоположной стены и оттуда, не оборачиваясь, спросил глуховатым голосом:

— Лизюков у немцев? Перебежал?

Этот голос донёсся издалека, словно из другого, непостижимого мира, и, перелетев огромное пространство, холодными звуками — каждым отдельно — мучительно впился в сознание военного. Тот похолодел, почувствовал, как что-то тяжёлое привалило к сердцу, не давая дышать.

— Почему не отвечаешь?

И тогда, преодолевая тоску и удушье, словно выбираясь из узкого каменного мешка, военный ответил и сам удивился и внутренне ахнул тому, как твёрдо, словно о железо, прозвучали его слова:

— Товарищ народный комиссар, генерал-майора Лизюкова я знал хорошо. Он был верным сыном народа, преданным партии и вам лично»[216].

Что ж, не зная всех обстоятельств этого не простого, судя по вопросу Сталина, дела, неназванный Кривицким «крупный военный» тем не менее не стал осторожничать, а прямо заявил, что верит в честность известного ему командира. Такой ответ вызывает уважение. Как пишет Кривицкий: «Все, кто знали Александра Ильича Лизюкова, любили и верили ему. Не верил только один человек»[217].

Сам же Катуков в своей книге об интересующем нас моменте разговора написал уклончиво, сказав лишь, что: «…выдержав большую паузу, Верховный назвал нескольких генералов и спросил, знаю ли я их. С большинством из названных я не был знаком и на фронте не встречал. А те немногие, которых я знал, были настоящие боевые военачальники и заслуживали только доброго слова»[218].

Вот так. Ни слова о Лизюкове. Правда, не забудем о том важном обстоятельстве, что книга Кривицкого вышла в 1964 году, на излёте хрущёвской оттепели, когда ещё можно было, за исключением имени «крупного военного», написать о таком разговоре. В резко «похолодавшие» семидесятые об этом уже не могло быть и речи. Вот и остаётся доискиваться правды, как в детективе, сопоставляя и сравнивая одно с другим и читая между строчек…

Книга М. Е. Катукова «На острие главного удара» была опубликована в 1974 году. С её появлением читатели, интересующиеся судьбой Лизюкова, неожиданно получили ясный ответ на не простой вопрос о том, что же случилось с этим генералом. Бывший командир 1 ТК представил читателям драматическую и героическую картину гибели Лизюкова и последовавших за этим событий, подчеркнув при этом свои решительные действия и важную роль соединения, которым он командовал. Через 30 с лишним лет после гибели Лизюкова он описывал произошедшее так: