Смотритель судьбы. Ключ к решению «неразрешимых» проблем - Энди Эндрюс

Чемоданчик был из хорошей, хотя и потертой кожи, – сразу видно качественную вещь. Когда-то его поверхность была темно-коричневой, но со временем выцвела до оттенка загара. Он был весь покрыт сетью мельчайших трещинок и напоминал мне старческую кожу – вроде бы мягкую, но в то же время прочную, долговечную. С годами такая кожа приобретает характер и индивидуальность.

Я медленно положил на чемоданчик ладонь, подержал, убрал. Подняв взгляд, заметил, что пришло еще несколько человек – Бекки и Том из аптеки, девушки из маникюрного салона, двое любопытствующих парней из магазина стройтоваров. Весть о чемоданчике распространялась быстро.

– Ну что, внесем его внутрь? – спросил я, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Посовещавшись, решили так и сделать.

Я поднял чемоданчик. Он оказался удивительно легким, но отнюдь не пустым. Нас уже собралось человек двадцать, поэтому мы пересекли парковку и вошли в кафе «Пончик». Я поставил чемоданчик на стол в центре зела и осторожно положил на бок. Все окружили стол и ждали, что будет дальше. Аль налил нам всем кофе. Вскоре мы устроились на стульях вокруг столика.

– Знаете, у нас соседи, супружеская пара, собирались развестись, и развелись бы, если бы не встретили Джонса, – ни к кому конкретно не обращаясь, начал Клэй. Все посмотрели на него. Он пожал плечами. – Просто решил вам рассказать.

– С ним ничего не случилось? – спросила у меня Сьюзен. – Он не пострадал, не ранен? Не попал в беду?

– Не знаю, – честно ответил я. – Надеюсь, что нет… думаю, все в порядке. Вы же знаете Джонса. Он то исчезает, то появляется. Всегда непредсказуемо. – Я помолчал и добавил: – Просто никогда не видел его без этой штуки.

Мы все снова уставились на потертый коричневый чемоданчик. От него исходило ощущение тайны, вокруг него сгущалась атмосфера детективной истории, и никому не хотелось эту тайну разгадывать.

В кафе вошло еще несколько человек, в том числе Роберт Крафт и чета Хансонов. Роберт уселся около меня.

– Я уже в курсе, – тихо сказал он. – Есть какие-нибудь новости?

Я покачал головой. Аль разносил кофе и пончики с сахарной пудрой. Прибывали все новые и новые люди. Джон и Шэннон Смит, Майк и Мелани Мартин, Джонатан и Дебора Лэнгстон, Алан и Карен Макбрайд, а еще Грэнтемы, Миллерсы, Норвуды, Уорды в полном составе, Кайзеры… я даже не всех знал. Все нервно прихлебывали кофе, но я заметил, что к знаменитым свежим пончикам люди почти не притрагивались – слишком волновались, так что даже аппетит потеряли.

– Послушайте! – я возвысил голос, поскольку меня осенило. – Я хотел спросить… кто-нибудь знает, где Джонс ночует? Где он живет? Он когда-нибудь у кого-нибудь ночевал?

Все смотрели на меня растерянно.

– Ладно. Это я так… просто подумалось, мало ли…

– Ты же знаешь, если бы у меня были хоть какие-то версии, где его искать, я бы уже отправился на поиски! – воскликнул Тед.

– Ну, он не в первый раз исчезает, – заметил Алан. – Бывало уже, что он не появлялся целыми днями.

Все посмотрели на него с упреком. Алан дернул плечом. Ему стало не по себе.

– Да, да, знаю, он никогда не расставался с этим чемоданчиком, – сказал он.

Чемоданчик так и стоял на столе, в центре всеобщего внимания. Никто к нему не прикасался.

Отворилась дверь, и в кафе вошел Джейсон – тот паренек, с которым я познакомился под пирсом. С Джейсоном явились матросы с пристани и несколько владельцев прокатных яхт. Я кивнул парню, он смущенно помахал мне в ответ.

– А откуда Джонс приехал, конечно, тоже никто не знает? – раздался голос из толпы.

Мы переглянулись. Никто не мог ответить на этот вопрос.

– Когда я с ним встретился, я был на краю гибели, – признался Джейк Коннер. – Думаю, всем известно, что я тогда едва не обанкротился.

Все повернулись к нему. Джейк Коннер – и банкротство? Я ничего не знал! И, похоже, остальные тоже. Он был самым богатым человеком в нашем городке. И самым неприятным, если верить рассказам. Но потом пошел слух, будто Джейк совершенно преобразился, – несколько лет назад вдруг резко изменился к лучшему, а почему – никто не знал. Теперь, похоже, нам предстояло услышать, как это произошло.

Джейк откашлялся и повел свой рассказ так.

– Я раньше ни с кем не делился этой историей, но «на краю гибели» – это еще не совсем точно сказано. Я был на краю самоубийства. Потерпел финансовый крах из-за резкого падения акций, остался без гроша. На меня накатил ужас. И тогда, темным вечером, я вывел свою «Красотку Линн» с пристани и повел в открытый океан.

«Красотка Линн» была известна всему городу – 87-футовая красавица-яхта, которую Джейк держал в Скалистой бухте.

– Часа два я стоял у штурвала, размышляя о своей горемычной жизни, жалея себя и в то же время собираясь с духом, чтобы выполнить задуманное. Я решил поставить автоматический курс на юг и выпрыгнуть за борт. Тогда, когда топливо у яхты кончится, она ляжет в дрейф, и ее кто-нибудь обнаружит, и страховая компания быстро выплатит моей семье страховку. Никто не докажет, что это было самоубийство и… – Джейк умолк. Он смотрел прямо перед собой, но видел не кафе и не лица горожан, а далекий день, который никто из нас не видел и не хотел видеть.

Молчание нарушил Роджер Кайзер.

– Но ты здесь, живой и здоровый, Джейс, – тихо сказал он. – Значит, что-то тебя остановило?

Джейк повернулся к Роджеру и ответил ему удивленной улыбкой – будто сам не верил своим словам.

– Не что-то, а кто-то. Меня остановил Джонс – он похлопал меня по плечу и сказал «не делай этого». – Джейк помолчал, чтобы все могли переварить услышанное, потом добавил: – Но моя жена едва не получила страховку, потому что тогда, на яхте, меня едва не хватил инфаркт от неожиданности. Штука вот в чем: я был уверен, что когда выводил яхту в океан, на ней не было никого, кроме меня. Я знаю это. Не было там Джонса, я уверен! Я задумывал самоубийство, был в депрессии, но не сошел с ума! Говорю еще раз, я уходил на яхте в океан в полном одиночестве!

– Но судно немаленькое, Джейк, – скептически возразил Роджер. – Закутков на нем много…

Джейк глубоко вздохнул.

– Ладно. Хочешь – верь, а хочешь – нет. Главное не в этом. А в том, что Джонс в ту ночь разговаривал со мной несколько часов подряд. И наутро тоже. Когда мы договорили, долги мои никуда не делись, но зато я обрел нечто более ценное – новый, свежий взгляд на мир, обновленную картину мира, широкий кругозор. Именно так называл это Джонс. И я сумел навести в своей жизни порядок. Выплатил все долги. Думаю, я стал новым человеком. Как бы там ни было, а Джонса я с тех пор не видел… пока он не появился в наших краях месяца полтора-два назад.

Я быстро произвел кое-какие подсчеты. Да, Джонс появился у нас всего месяца два назад. А сколько всего успел!

– Вы все знали моего Харрисона… – прозвучал женский голос.

Все повернулись и посмотрели на Нэнси Карпентер – она сидела у стены, возле книжных полок. Нэнси было слегка за шестьдесят, она служила в местном банке кассиром, а еще я знал ее как волонтера – она постоянно подвизалась на различных волонтерских работах. Ее муж, Харрисон, был судьей, занимался делами об опеке и наследовании. Несколько лет назад он скончался после долгой борьбы с раком легких. Да, пожалуй, Харрисона Карпентера знали все присутствующие.

Нэнси встала.

– Харрисон умер три года назад, – в следующем месяце как раз годовщина. – Голос ее надломился, она помолчала, собираясь с силами. – Сегодня я вижу здесь многих, кто был на его похоронах. Никто никогда не спрашивал меня, – думаю, из вежливости, – почему Харрисона похоронили со столовой вилкой в руке. Ну, может, не все и заметили…

Не все заметили? Да она шутит! Месяц после похорон в городке только и пересудов было, что об этой таинственной вилке! И потом, в течение трех лет, стоило кому-нибудь вспомнить Харрисона Карпентера, как раздавалось: «А-а, это тот, которого хоронили с вилкой в руке!» Но Нэнси была права в одном: ей самой никто и никогда не задавал никаких вопросов про эту вилку. Харрисона все любили, Нэнси тоже, и нам казалось, что спрашивать о таком невежливо и бестактно. Зато теперь все присутствующие навострили уши.

– Как и Джейк, я никому еще об этом не рассказывала, – Нэнси обвела слушателей взглядом, сделала глубокий вдох. – Видите ли, за несколько месяцев до… кончины Харрисону пришлось особенно туго. Не только физически – хотя физически он сильно страдал. Мы стали спать в разных комнатах – впервые за тридцать восемь лет брака! Он маялся бессонницей из-за лекарств, кашлял ночами напролет, вот мы и решили, что лучше спать врозь. – Нэнси умолкла, погрузившись в воспоминания. – Так о чем я? Ах да. Харрисону приходилось тяжело. Он не мог смириться с мыслью о смерти. Конечно, и я тоже. Понятное дело, а как смириться в таком положении? Вот так мы думали тогда. До того дошло, что он часами плакал навзрыд и перестал вставать с постели. Да и у меня слезы не высыхали. Как бы там ни было, а за несколько недель до кончины Харрисона я проснулась среди ночи и услышала, что он смеется. И еще у него в комнате звучал чей-то другой голос. – Нэнси помолчала. – Поначалу я решила, что Харрисон включил телевизор, но послушала несколько минут и решила сходить проверить, что у него там творится. – Нэнси вздернула подбородок, набралась решимости и продолжала: – Я тихонечко заглянула к нему в комнату. Смотрю – сидит Джонс. Я тогда не знала, как его зовут, для меня он был просто чужой старик, который проник в дом. Я перепугалась. На цыпочках отступила, пока меня не заметили, обошла весь дом, проверила двери – все было заперто. Заперто на замки! Я попыталась позвонить в полицию, но телефон не желал работать. Позвонила по мобильному – он тоже не работал. Тогда я подумала: может, Харрисон сам впустил этого старика? Правда, он уже много дней не вставал с постели, но вдруг? – Она пожала плечами.