Грехи распутного герцога (перевод Lady - Софи Джордан

С тех пор, как она внезапно это поняла, Фэллон смягчила своё отношение к негодяю, негромко сопящему на широкой кровати. Она спрашивала себя, почему он занимает большую часть её мыслей. Обнимая по одной женщине с каждой стороны, виконт подошёл к двери, пропуская дам вперёд. Он повернулся и посмотрел на неё через плечо.

— Ты же сумеешь передать ему моё сообщение, не так ли, Френсис? Ты, кажется, так много всего умеешь, — он презрительно скривил губу. Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел.

Расслабившись от того, что Хант наконец ушёл, Фэллон опять посмотрела на герцога. Она никогда не умела скрывать свои чувства. Она была слишком недоброжелательной по отношению к виконту, и уже давно.

Уперев руки в бока, она приблизилась к кровати и посмотрела на своего работодателя, имевшего жалкий вид. Поцокав языком, она покачала головой. Действительно, вид у него плачевный.

— Жалкий, — пробормотала она. Герцог небрежно развалился на кровати, вытянувшись во всю длину.

— Проснитесь, — она ладошкой толкнула его в плечо, быстро одёрнув руку назад. Тепло, исходящее от него через ткань рубашки, было слишком соблазнительным. Вытерев ладонь о брюки, Фэллон стала изучать его лицо, которое казалось не таким уж жестоким, пока он спал.

Он застонал и повернул голову в другую сторону. Кусая губу, она осторожно поставила колено на кровать рядом с его распростёртым телом. Отпустив губу, она откашлялась.

– Ваша светлость?

Осторожно и нерешительно Фэллон положила обе руки на его грудь и начала трясти, пытаясь не обращать внимание на то, какой широкой, невероятно твёрдой и теплой она была.

— Ваша, светлость, ваши… — она остановилась, пытаясь подобрать более подходящее слово, — гости… они ушли.

Снова ничего. Ни единого звука. Ни единого движения. Ни даже храпа. Тишина воцарилась в комнате. Она облизала сухие губы и наклонилась ближе:

— Доминик, — прошептала она, ей понравилось, как прозвучало его имя из её уст. Непозволительно. Слишком лично. Она не разрешала себе даже в мыслях называть его так. – Доминик, — повторила она. Посмотрев на обутые в ботинки ноги, свисающие с кровати, Фэллон сказала: — Вам надо снять…

Жёсткие руки схватили её запястья. Она задохнулась, испуганная внезапностью, жаркий огонь прошёл сквозь неё. Её взор метнулся в сторону его скрытого темнотой лица. Герцог притянул её так близко, что их дыхания слились в одно.

— Так вот для чего ты здесь, дорогая!

Дорогая? Господи, почему он назвал её так? Неужели понял? Неужели догадался, кем она была? В темноте комнаты его глаза сверлили её, заставляя сердце отчаянно биться в испуге.

— Ваша светлость! – она пыталась вытянуть шею как можно дальше от его зоркого взгляда. – Отпустите! — она крикнула, надеясь, что голос звучал для него не так визгливо, как ей казалось. Как мужчина, Фэллон! Думай, как мужчина!

Теперь его серые глаза находились очень близко. Слишком близко. Только его ворчание напомнило, что она должна вести себя как мужчина и перестать вырываться из его рук.

Исправив интонацию, она попыталась говорить рассудительно, как человек, который держит ситуацию под контролем, а не как перепуганная женщина, сердце которой стучало так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди.

— Сегодня вечером вы немного перебрали, ваша светлость. Пожалуйста, отпустите меня!

— Ты ведь не этого хочешь, дорогая. Ты ведь приехала сегодня вечером, чтобы немного порезвиться. Помнишь?

Фэллон почувствовала облегчение и ужас одновременно. По крайней мере, он не узнал её. Но он признал в ней ту шлюху! Пьяный алкаш! И прежде чем она смогла исправить это недоразумение, он положил свою большую ладонь ей на спину и крепко притянул к себе.

— Ваша светлость! – на этот раз она не могла сдержать испуганный визг. – На самом деле я не…

Она не успела произнести остальные слова. Они превратились в приглушённое восклицание, когда его губы нашли её рот. Сладкий трепет пробежал по телу, как только их уста соприкоснулись. Он посасывал, покусывал и лизал её губы, уговаривая их раскрыться, пока его горячий язык не скользнул внутрь её рта. Ее тело, распростертое на нём, перестало сопротивляться, а кости стали мягкими, как воск. Теперь Фэллон было наплевать, что её путают с кем–то другим. Она застонала. В конце концов, целоваться герцог умел хорошо. Он, наверное, был рождён с этим талантом. Её ещё никто и никогда так не целовал.

За те два года после окончания Пенвича у Фэллон, конечно, была парочка поцелуев, но они были целомудренными, с мальчишками, едва ли старше, чем она сама. Но никогда у неё не было мужчины настолько взрослого и опытного, как Дамон. Никогда не было мужчины, которого она действительно… хотела. А теперь он есть. Очевидная, болезненная правда, которую девушка отрицала с самого начала. С тех пор, как он потряс и оскорбил её, с тех пор, как он напомнил ей о прошлом, которое она пыталась забыть… уже с тех пор она хотела его. Фэллон так сильно хотела этого аристократа, что казалось, желание может спалить её дотла. Не важно, что он олицетворял всё, что она так ненавидела в этом мире. Она вожделела его, хотела его поцелуев. Хотела прикоснуться к татуировке в облике змеи.

Потрясенная, она не могла пошевелиться. Не могла поднять голову. Не могла отстраниться. И, что ещё важнее, не могла вспомнить, что была мужчиной! Ну, или в образе мужчины, не важно.

Рука герцога спустилась с затылка ниже, ладонь надавила сверху на талию, прижимая её к себе ещё ближе. Фэллон стало очень жарко. Груди ныли, стиснутые тугими оковами.

— Господи, какая же ты сладкая, — пробормотал он, не отрываясь от её губ. Герцог опустил руку ниже, пальцами прощупывая позвоночник, пока не нашёл её попку. Тихий стон вырвался из её горла, когда он сжал её ягодицу и расположился под ней так, чтобы она почувствовала твёрдость его члена. Будучи одета в брюки, она и так прекрасно ощущала его. Какой стыд, но ей нравится это. Лаская дыханием его губы, она прижалась к нему. Ворча, он притиснул её ещё ближе, если такое было возможно.

Внезапно она поняла, что это и есть настоящий Доминик. Фэллон не могла называть его по–другому. Будучи принятой за шлюху, она рисковала очень скоро потерять девственность, которую так долго хранила. Это обстоятельство должно было остановить её. Вместо этого Фэллон таяла под натиском его нежных ласк, распростёршись на его длинном твёрдом теле. А предательский голосок шептал в голове: почему бы и нет?

Пульсирующее доказательство его мужественности упиралось в то место, где соединялись её бёдра, посылая сладкую боль. Там же покоилась его рука, словно пыталась оставить свой след, который навсегда врежется в её память. Это она знала точно. Вскоре после долгих поисков недорогого и безопасного места, Фэллон поселится в доме, который будет принадлежать ей и только ей. Но она всегда будет помнить его руки. Его прикосновения. Помнить его.