Мисо-суп - Рю Мураками

В поле моего зрения появился Фрэнк. Он медленно приближался к девушке номер три. В руке у Фрэнка был тонкий нож, который до этого торчал в спине Юко. Оказалось, что девушка номер три была в полном сознании. Никакого гипноза. Однако реакция ее на приближение Фрэнка была странной: ее правая рука, в которой все еще был зажат микрофон, заметалась взад-вперед по диванному валику. Со стороны казалось, что девушка пытается ногтями порвать диванную обшивку. Микрофон все еще был включен, и по всему залу разносились жутковатые царапающие звуки: то ли ногтей, то ли металла по шероховатой ткани. Я подумал, что она, наверное, пытается убежать. Просто тело ее не слушается. Двигается само по себе в полной отключке от сознания. Мышцы у нее на ногах страшно напряглись, но она даже пятку не могла оторвать от пола. Плечи, шея, лицо — вся она вдруг окаменела и только слабо подрагивала от напряжения. Но вот ее тело начало производить множество мелких беспорядочных движений — видимо, отказали нервы, соединяющие мозг с мышцами. Со мной, между прочим, происходило то же самое. У меня были явные проблемы со зрением и слухом. Саундтрек песни Амуро Намие, которую до этого пела девушка номер три, все еще играл, но я не был уверен, что действительно слышу его. Фрэнк приблизился к девушке вплотную, и та вдруг начала обильно мочиться. Тугая струя ударила из-под ее кремовой юбки. Вместе с жидкостью девушку покинули последние силы. Тело ее обмякло. Туфли свалились с ног. На лице появилась умиротворенная улыбка. И тут Фрэнк схватил ее за волосы и воткнул в нее нож. Прямо в грудь.

Как легчайшее перышко взлетает от легкого дуновения ветерка, так же молниеносно что-то неуловимое исчезло, ушло без следа с улыбающегося лица девушки. И тут единственная девушка, оставшаяся в живых — номер пять, вдруг издала нечеловеческий вопль. Но вряд ли это была реакция на убийство девушки номер три. Больше всего это было похоже на то, что кто-то включил на полную мощность запись, которая до этого играла без звука.

Фрэнк вытащил нож из завалившегося набок тела. Потом попытался отобрать у своей жертвы микрофон, но пальцы девушки словно окаменели, и разжать их не было никакой возможности. Я видел, как они меняют свой цвет, становясь все белее и белее. Фрэнк снова схватил девушку за волосы и указательным пальцем со всей силы надавил ей на глаза. Я услышал резкий хлопок, в тот же момент пальцы девушки разжались, и микрофон грохнулся на пол. Из раздавленных глаз потекло что-то такое, чего я никогда еще в своей жизни не видел. Какая-то желтоватая густая слизь, вся в красных точках.

Фрэнк поднес микрофон прямо ко рту продолжавшей истошно вопить девушки номер пять. Сила ее крика многократно увеличилась, но странное дело, теперь этот крик звучал как песня. Фрэнк показал мне пальцем на горло орущей женщины. Сквозь кожу было видно, как от дикого напряжения ее голосовые связки ходят верх и вниз. Фрэнк взглянул на меня, словно говоря: «Ну что? Понеслась?», и тут же перерезал женщине горло чуть ниже отчаянно вибрирующих голосовых связок. Раздался тонкий свист, словно откуда-то выпустили сильную струю пара. И истошный женский крик растаял в этом свисте.

Фрэнк то двигался, как в замедленной съемке, то вдруг его движения становились молниеносными, как при перемотке видеофильма вперед. Иногда мне казалось, что он застыл на месте и едва передвигается, а в следующий момент, например, когда он доставал нож из тела Юко, он внезапно начинал действовать со страшной быстротой.

Как легко, оказывается, наши чувства и рефлексы выходят из строя. В состоянии шока человек не может ни двигаться, ни мыслить. Дядечка «Mr. Children», сидя на расстоянии вытянутой руки, наблюдал за сценой убийства, как за рекламой лапши быстрого приготовления по телевизору. Он уже смирился с происходящим. Я где-то читал о гормонах, об адреналине и куче всяких других веществ, которые наше тело вырабатывает в экстремальных ситуациях. Эти гормоны убыстряют пульс и тонизируют мышцы. Человек чувствует возбуждение и готов мочить всех подряд или наоборот быстро-быстро сматываться. Беда только в том, что наш организм привык к очень умеренному количеству гормонов, и когда он внезапно получает огромную порцию стимулирующих веществ, и тело, и мозг напрочь перестают функционировать. И я был ничуть не лучше, чем все остальные, — такой же беспомощный и бестолковый.

Я вдруг вспомнил, что у меня в кармане рубашки лежит газовый баллончик. Но мысль о том, чтобы предпринять хоть какие-то действия против Фрэнка, была невыносима. Я даже думал доползти до туалета или мусорного ведра и выбросить этот баллончик на фиг. Все то, что он символизировал собой, казалось до смешного беспомощным и жалким. Он был не в силах противостоять той ужасной реальности, которую разворачивал перед моими глазами Фрэнк. Я ненавидел себя за то, что купил и принес с собой этот позорный баллончик. В ожидании смерти — а я чувствовал, что Фрэнк может убить меня в любую секунду, — каждая вещь, которая могла рассматриваться как повод для решительного действия, была мне отвратительна.

При виде тонкого лезвия, входящего в плоть девушки номер три, при виде распахнутого, как капот автомобиля, горла девушки номер пять, — при виде всего этого ужаса я оцепенел. Я чувствовал, как мои нервы один за другим покрываются корочкой льда. Закричать, позвать кого-нибудь на помощь, выбраться отсюда — я не только не мог ничего этого сделать, но даже представить себе, что я это делаю, было за гранью моих возможностей.

В обычной жизни мы не замечаем, как это происходит. Мы не замечаем, что, прежде чем что-то сделать, мы сначала визуально представляем себе, как мы это делаем. И только после того, как мы представили себе весь процесс полностью, мы приступаем к действию. Задачей Фрэнка было уничтожить во всех здесь присутствующих эту способность к визуализации собственных действий. И он справился со своей задачей в полной мере.

В Японии почти нет людей, которые бы собственными глазами видели, как кому-то перерезают глотку. В тот момент, когда все происходит, уже не остается времени на мысли типа «это жестоко», «бедненький», «ой, как больно» или «какой ужас!» Когда горло девушки номер пять раскрылось на моих глазах, — крови почему-то почти не было, — я увидел, как там внутри пульсирует и движется что-то темно-красное, почти черное. Наверное, это были обрубленные голосовые связки. Или что-то еще, чего нельзя увидеть, пока оно скрыто от наших глаз слоем кожи. И когда — голое и трепыхающееся — оно оказывается у тебя перед глазами, ты инстинктивно понимаешь, что внутри тебя оно тоже есть. И это понимание начисто лишает тебя способности зримо представлять свой следующий шаг. Ты лишаешься воли. А все оттого, что мы живем в таком мире, где не принято обнажать истинную суть вещей.

Кровь медленно вытекала из горла девушки номер пять. Кровь была очень темной, скорее даже черной, чем красной, и я подумал, что больше всего по цвету она напоминает соус для сашими. Я был все так же неподвижен — даже пальцем не мог пошевелить. У меня затекли шея и плечи, голове было холодно. Даже если бы Фрэнк сейчас приставил к моей груди нож, я бы не шелохнулся.

Время текло совершенно непонятным образом, и мне даже начало казаться, что я вижу, как оно проходит у меня перед глазами.

В помещении совсем не было окон, но на одной из стен висел огромный экран, занимая ее почти всю целиком. В какой-то момент я понял, что на этот экран проецируется съемка наружных видеокамер. Я увидел мир, в котором все шло как прежде, — люди жили, ходили и разговаривали. Каким же далеким показался мне теперь этот мир. «Я-то уже одной ногой в царстве мертвых», — подумал я. Эти люди снаружи покупали и продавали древний, как мир, товар. Женщины, которые меняли свою страсть и свое тело на деньги, стояли рядами вдоль улицы, на холодном ветру, в мини-юбочках, с покрытыми гусиной кожей ногами. Мужчины шли мимо, напевая и смеясь. Они искали себе подходящую партнершу, чтобы хоть немного развеять свое одиночество. Над всем этим мерцала неоновая реклама, неслись голоса зазывал. «Вам будет что вспомнить!» — зычно кричали зазывалы проходящим мимо мужчинам. Этот мир предстал передо мной расплывчатой картинкой на видеоэкране. И я окончательно понял, что все это теперь уже не имеет ко мне никакого отношения.

Фрэнк схватил дядечку «Mr. Children» за волосы и развернул его лицом к девушке номер пять. Голова убитой запрокинулась назад, так что рана была отчетливо видна. Кожа на взрезанной шее натянулась и стала гладкой, без единой морщинки, совсем как мастерски выдубленная кожа какого-нибудь животного. Дядечка, которого схватили за волосы и насильно заставили смотреть на страшную рану, от которой умерла его спутница, вдруг сделал невероятную вещь. Он скривил лицо и громко захихикал. Такой нервный смешок иногда проскакивает у людей, пострадавших от стихийного бедствия, когда они рассказывают о случившемся с ними несчастье.