Царица ночи - Нелли Хейл

праздники, а поездка в магазин снова откладывалась. Слова «тебе нет до нас дела» и «ненавижу» то и дело разрезали воздух, не давая ему сосредоточиться на произношении сложных медицинских терминов из старой энциклопедии. Затем кто-то из них уходил в другую комнату, хлопнув дверью, оставляя другого ругаться, глухо стуча кулаками по подушкам. Матвей слышал звон хрусталя и звук льющегося в стакан виски и смотрел в книгу, не различая ни слова. Тогда ему действительно казалось, что шутки и сладости были всего лишь плодом его воображения.

Он вспоминал время, когда ужинал один, пока учился в медицинской школе, потому что оба родителя задерживались на работе, ставя это друг другу в укор. Перед сном мать заглядывала к нему в комнату и нежно ерошила волосы, а отец, топчась на пороге и сунув руки в карманы, смотрел неуверенно и робко, словно не мог поверить в его существование. Матвей знал, что в свое время его появление стало для молодоженов большой неожиданностью, заставившей в корне пересмотреть карьерные планы. Они обменивались ободряющими, неловкими улыбками, и отец уходил.

Выйдя на своей станции, он вспомнил, как они ссорились годы назад из-за какой-то мелочи, связанной с отпуском, которая переросла во взаимные обвинения в эгоизме и пристрастии к виски. Вмешиваться было бесполезно: во время ссор родители не слышали никого, кроме себя. Матвей тихо вышел из-за стола и направился в прихожую, не в силах больше выносить это после тяжелой смены, когда до него донесся яростный шепот, пробежавший по телу словно яд:

– Я ненавижу тебя. Ты разрушаешь нашу семью.

– А по-моему, это делаешь ты. Я больше не могу.

– Так уходи!

Матвей остался на чай, как обещал, чтобы не давать им нового повода для ссоры, но вернулся к себе в тихую съемную квартиру с чувством облегчения. Из разговоров по телефону он знал, что четыре дня в доме родителей царило холодное молчание. В итоге они всегда мирились, но он начинал беспокоиться.

На пятый день вечером Матвей поднес телефон к уху, чтобы ответить на звонок. Через несколько секунд послышался грохот. Опустив голову, он смотрел, как в забрызгавшем пол ординаторской чае плавают осколки чашки, и не слышал вопросов вокруг.

Отца привезли к нему в отделение. Матвей принял документы от врача «Скорой» и просмотрел их, и, хотя его разум четко знал, что делать дальше, руки отказывались повиноваться. Его тело на мгновение потеряло вес, а затем стало таким тяжелым, что он не мог даже вздохнуть. Этот неподвижный мужчина с лицом его отца и седыми висками, как у него, не мог быть тем самым Иваном Рокотовым. У того были проблемы с давлением, но он регулярно принимал лекарства и ни на что не жаловался, сколько бы Матвей его ни спрашивал. В день ссоры он сказал жене, что перестанет принимать их, чтобы быстрее умереть, но ведь не мог поступить так на самом деле. Верно? Или мог?

Матвей пришел в ужас. Голоса коллег доносились до него словно издалека сквозь плотный шум, кто-то вырвал у него документы и оттолкнул в сторону. Он слепо пошел за каталкой, постепенно вспоминая, где находится, но слова о том, что зрачки отца не реагируют на свет, привели его в чувство лучше любой пощечины. Он бросился вперед, готовый оказать помощь.

Он опоздал. Он потерял драгоценное время с самого начала, потому что испугался, словно был новичком и не имел дело с инсультами раньше. И хотя коллеги уверяли, что Матвей в приемном покое смотрел на документы всего пару секунд – не минут, как ему казалось, – и что водитель «Скорой» ругался на таксиста, который вовремя не пропустил его на шоссе, он знал, что подвел отца. Но не мог найти в себе силы признаться в этом матери.

– Я ведь никогда не хотела, чтобы ты уходил, – шептала она сыну в плечо тем же вечером. Матвей кусал губы, чувствуя, как щеки щекочут горячие слезы. Он пообещал себе, что сознается во всем – немного позже, после похорон.

– Я скучала. Всегда скучала… Ты ведь это знал, правда? Пусть нашим последним разговором была ссора, ты должен был знать, Иван.

– Конечно, мама, – повторял Матвей. Любовь родителей, то ранящая, то ласковая, всегда была для него загадкой, но в тот момент он не сомневался в ее силе. – Конечно, он все знал.

У него не было никакого особого предчувствия в тот день. Он был занят мыслями о похоронах и приближающихся экзаменах, но понял все в тот же миг, как зашел в квартиру. Было тихо – слишком тихо, и, к тому моменту как он дошел до комнаты родителей и побежал к креслу, бросив продукты, уже знал, что случилось. Оставить мать одну было худшей ошибкой, которую он мог совершить. Он подвел их обоих.

Теперь, идя домой, Матвей гадал, был ли с ними отец в той самой комнате, присутствовали ли их духи на похоронах, приходили ли посмотреть на него, когда он сидел один у себя в квартире. В дни отпуска, выписанного начальством, он безуспешно пытался пить, ненавидя алкоголь после всех их ссор, свалил все учебники, атласы и конспекты в кучу за диваном, отодвинув его от стены, потому что все они казались бесполезными, и плакал, пока не засыпал, только чтобы проснуться от не задержавшегося в памяти жуткого сна. Матвей не любил думать об этом периоде своей жизни, но появление Смерти впервые сделало воспоминания менее болезненными. Он надеялся, что сегодня она согласится ответить на все его вопросы.

Мартовское небо не заволокло облаками, и луна была особенно яркой. Ее свет заливал его квартиру через незашторенные окна. Все вещи были на своих местах, и Матвей не мог не удивляться, как все могло выглядеть таким обычным. Он как будто стал далек от собственной жизни, со стороны наблюдая за простейшими действиями – поставить еловую веточку в стакан с водой, разогреть ужин, поскольку чувство голода никуда не делось, выпить таблетку от головной боли, преследовавшей его с самого утра. Включить ноутбук, чтобы восполнить многочисленные пробелы в знаниях о славянской мифологии перед балом. До одиннадцати оставалось еще немного времени, и он не собирался терять его впустую.

Ровно в одиннадцать в дверь позвонили. Матвей поднял брови, впечатленный подобной тактичностью, и пошел открывать.

– Добрый вечер, Матвей Иванович. – Смерть ступила через порог, скользнув по квартире спокойным взглядом, и посмотрела на него. Матвей был выше, так что ей пришлось задрать голову. – Я полагаю, вы не передумали?

– Нет. И, – Матвей махнул рукой в сторону стола, – я хочу поблагодарить