Долина Счастья - Макс Брэнд

Шагом и упорной рысцой они преодолели крутой склон, после чего опять перешли на галоп, уносясь в ночь, мимо мелькающих по обеим сторонам дороги вековых деревьев.

На востоке за лесом разгоралось призрачное зарево, и запутавшаяся среди ветвей луна покачивалась в такт галопу, а затем все же вырвалась на свободу, и подобно огромному золотистому шару поплыла по темно-свинцовому небосклону, затмевая собой попадавшиеся ей на пути скопища звезд.

В душе Фэнтома воцарилось непривычное умиротворение, как будто ничто больше не вынуждало его задумываться о нравственной стороне совершаемых им поступков. Он уже больше не принадлежал сам себе, вверив себя заботам и попечению других людей, предоставив им возможность самим думать об этом! Эта мысль показалась ему настолько забавной, что он не выдержал и громко расхохотался, ловя на себе испуганный взгляды повара.

Внезапно тропа оборвалась, и они выехали на дорогу — это была ухабистая горная дорога, сплошь покрытая выбоинами и запорошенная невесомой и белой, словно мука, дорожной пылью. Здесь повар осадил коня и спешился. Фэнтом последовал его примеру.

— Приехали, шеф. И что теперь? — поинтересовался повар.

Он говорил сдавленным голосом, тревожно озираясь по сторонам и страдальчески морщась, когда из непроглядной темноты леса доносилось таинственное уханье совы.

Серебристый свет луны пробивался сквозь ветви вековых деревьев, и похоже, это лишь усилило охватившее повара беспокойство. Лошади стояли, понуро опустив головы и тяжело дыша, от их разгоряченных боков валил пар, а в пыль падали тяжелые капли пота.

— А ты сам что, не знаешь, что за работа? — спросил Фэнтом.

— Ни сном, ни духом, — поспешно ответил повар.

Он провел языком по пересохшим губам, которые при свете луны казались совершенно черными.

— Вообще-то, я уже давно не выезжал на дело, — пробормотал он.

— Тебе что, плохо, — холодно обронил Фэнтом.

Повар внезапно вскинул обе руки, как будто собирался сдаться.

— Просто пользы тебе от меня никакой! — затараторил он. — Я такого натерпелся, что до сих пор не могу без содрогания вспоминать об этом… Вот!

Вне всякого сомнения его уделом и стала кухня, где он был обречен выполнять всю черную работу, для которой обычно нанимали китайцев; также, как теперь становилось совершенно ясно и то, почему Кендал приставил к нему именно этого провожатого, на помощь которого рассчитывать не приходилось, даже если бы Фэнтом и решил бы найти ему какое-нибудь применение. Он с состраданием и некоторым презрением взглянул на своего рослого, могучего спутника.

— Не волнуйся, доктор, все в порядке, — сказал он. — Кендал говорил, что здесь и один человек запросто управится. Так что бери лошадей и возвращайся. Дальше я поеду один.

Он слышал, как из груди незадачливого верзилы вырвался вздох облегчения. Фэнтом же не стал тратить время понапрасну и принялся седлать для себя нового коня.

Он выбрал себе одного из коней, шедших в поводу — серого в яблоках мерина, который даже после довольно длительного путешествия по пыльным дорогам, был все так же бодр и полон сил. На его спину Фэнтом водрузил свое седло, предварительно, заглянув животному глаза, и убеждаясь, что перед ним стоит самый настоящий конь, а не бесплотный мираж.

Затем он проверил винтовку — она была убрана в седельную кобуру, и при необходимости её можно было быстро выхватить — а также лишний раз убедился в том, что механизм револьверов отлажен и действует безотказно, а подпруги седла хорошо затянуты. Затем он обернулся к повару.

Его спутник тем временем тоже закончил седлать коня, который всю дорогу шел за ним в поводу, и теперь отступил в заросли, увлекая за собой всех трех лошадей подальше в тень, словно стараясь укрыться от призрачного и холодного лунного света.

— Послушай, а ты уверен, — чуть слышно промямлил повар, — что сможешь обойтись без меня?

— Вообще-то, возможно, ты и сумел бы мне помочь, — понимающе ответил Фэнтом, — но Кендал велел мне действовать в одиночку. Так что же все-таки стряслось с тобой, дружище?

Повар ответил не сразу, но в конце концов все же взял себя в руки и выпалил:

— Я отсидел пять лет. Я считал себя сильным духом, думал, что воля моя крепче, чем все эти кандалы и решетки. Но в тюрьме мне дали понять, что это далеко не так. Это было доказательством моей слабости, только тогда я понял, каким был дураком…

Тут голос его дрогнул, и он замолчал.

— Возвращайся обратно в долину, — ещё тише, чем прежде проговорил Фэнтом. — Я знаю, что чувствует нормальный человек, оказавшись за тюремной решеткой. Я тоже уже побывал там. И тоже чуть было не свихнулся!

— А ты сидел в одиночке?

— Ага, — мечтательно сказал Фэнтом. — Всего один раз! Однажды сподобился.

И тут он поймал себя на том, что взволнованно облизывает губы, точно так же, как прежде это делал повар. Но уже в следующий момент, взяв себя в руки, юноша вскочил в седло, и помахав на прощание рукой, пришпорил коня и стремительно выехал на дорогу.

Глава 17

Дорога сделал крутой поворот, и непроницаемая стена деревьев отгородила его от повара и лошадей. Оставшись в одиночестве, он резко натянул поводья и осадил коня. Серый затанцевал под ним и сильно закусил удила. Кровь закипала в его жилах, конь дрожал от нетерпения и непреодолимого желания немедленно сорваться с места и помчаться вперед. Навострив уши, он призывно глядел на дорогу, как будто зная заранее, что за аферу им предстоит провернуть и страстно желая поскорее пуститься навстречу приключениям.

Однако, повинуясь воле Фэнтома, серый укротил свой бег, переходя на легкую рысцу. Нервный конь мог запросто испортить все дело, заржав или зафыркав в самый неподходящий момент, поэтому Фэнтом принялся гладить шею большого мерина, тихонько разговаривая с ним, пока конь, наконец, не стал поводить ушами, словно давая тем самым понять, что он понимает настроение всадника.

Они продолжали свой путь, когда дремучий лес внезапно расступился, уступая место молодым деревьям. Видимо, в свое время огонь лесного пожара проложил себе путь вниз по склону, попутно уничтожив все попавшиеся ему навстречу огромные вековые деревья. Впоследствии пепелище начало быстро зарастать молодыми, стройными сосенками и дебрями кустарника; и лишь изредка то здесь, то там виднелся голый ствол какого-нибудь исполинского дерева, устоявшего с прежних времен — без верхушки, без сучьев, но тем не менее эти великаны оставались самыми высокими среди молодых деревьев, толпившихся у подножия их могучих торсов.

Глядя на этих одиноких исполинов, Призрак вспоминал рассказы о великих героях первых лет освоения Фронтира, которые ему приходилось слышать в детстве — Карсоне и Неистовом Билле. Тогда они казались ему совершенно недосягаемыми, и его мальчишеское сердце переполнялось желанием повторить их подвиги; теперь же он подумал о том, что его глазам предстала наглядная зарисовка, иллюстрирующая мечту его детства. Он тоже был всего-навсего молодым деревцем, ещё не доросшим даже до колен величественных гигантов!