Сага о Тимофееве (сборник) - Евгений Филенко

Тимофееву же было просто радостно. Во-первых, от того, что удалось достичь желаемого результата и удовлетворить всех. А во-вторых, теперь он мог с чувством исполненного долга возобновить поиски могилы Атея.

И пришел этот день, которого ждали все, независимо от тех помыслов и надежд, что они связывали с ним. Такие дни всегда становятся событием для окружающих. В данном же случае событие предвиделось особенно значительное: это была первая свадьба между сокурсниками в преддверии распределения, и многим хотелось увидеть, как это делается.

В комнату Тимофеева впорхнула девушка Света, и на блеклых стенах заиграли яркие блики от ее платья колдовской красоты.

– Опаздываем, Витенька! – прощебетала она, сияющая, похожая не то на диковинный цветок, не то на тропическую птичку колибри.

Ее радостному взору предстал народный умелец, облаченный в строгий, местами проутюженный костюм-тройку, при галстуке экзотической расцветки. В состоянии полной прострации он сидел в углу, заваленный пустыми ведрами и пластиковыми пузырьками из-под бытовой химии.

– Что с тобой, милый? – опешила Света.

– Присадки, – выдохнул Тимофеев голосом духа из подземелья старинного замка. – Перепутал…

Ноги у девушки подкосились.

– О ужас! – воскликнула она. – Что же будет?

– Снится мне царь Атей, – потерянно бормотал Тимофеев, бездумно хватая и тут же роняя тюбики с облезлыми надписями. – Рожа довольная… «Не видать, говорит, тебе могильника моего как своих ушей! Совсем уж было ты его нащупал, а не успеешь. Убьют тебя нынче. В эмалированном ведре утопят!» Проснулся я, давай разбираться – так и есть! Кто же знал?.. Нужен был «Блеск», а я взял «Лоск»…

– Ты хотя бы знаешь, кому что досталось? – допытывалась девушка.

– В том-то и беда, что нет!

– Надо их спасать, – твердо сказала Света. – Бежим туда!

– Да, конечно, – лепетал Тимофеев, выбираясь из угла. – Бить будут, разумеется… Но за все надо расплачиваться… Ты же останешься здесь, потому что… я не уверен, что какая-нибудь присадка не досталась тебе!

Света обессиленно опустилась на диван.

Когда Тимофеев ворвался в вестибюль молодежного кафе, он понял, что опоздал. Его уже ждали. В пространстве, ограниченном бетонными стенами и зеркалами, куда долетали звуки нечеловеческой музыки из зала, перемежающиеся топотом и криками гостей, загнанным тигром метался Николай Фомин. Он был одет в великолепный темно-синий в широкую полоску, как у артиста Кикабидзе, костюм, сидевший на его тренированном, нестандартного силуэта теле как мешок для перевозки сыпучих грузов. Фомин дожевывал вторую пачку «Беломора» и время от времени опасливо косился в зал.

– Пойдем, – коротко сказал он, сцепив железные пальцы на запястье горе-изобретателя.

– Что?.. – жалко спрашивал влекомый в подсобные помещения Тимофеев. – Говори, не томи душу!

– Сам увидишь, – пообещал Фомин.

В кабине заведующего производством была картинка. Нетрезвый Лелик Сегал, в супермодном кордовом костюмчике, возлежал в кресле и хохотал, указывая неверным пальцем на сидевшую рядком молодую супружескую пару. Дима и Тося, напротив, плакали, передавая друг дружке сигарету. На Диме были клетчатые трусики и галстук, а на Тосе – фата и беленькое бикини. Супруги были влажны, словно только что вернулись с пляжа.

– Изверг! – простонала Тося и погрозила Тимофееву наманикюренным кулачком. – Что ты с нами сделал?!

– Держите меня! – раненым кабаном вскинулся Дима. – Я его зарежу! – И он стал искать, чем бы зарезать Тимофеева, но не нашел.

– Это самый простой выход, – задумчиво промолвил Фомин. – Да и успеется. Для начала пусть объяснит, что произошло.

– Ребята, – горестно сказал Тимофеев. – Я перепутал присадки. Делайте со мной что хотите, я раздолбай… Только передайте Свете, что я любил ее, и пусть она будет счастлива.

Лицо Тоси, разлинованное потеками французской туши, прояснилось.

– Оставьте его, – властно распорядилась она. – Пусть живет!

– Но почему?! – убивался Дима. – Я сижу тихо, гляжу только на жену. Все пьют – я сижу и гляжу. Играет музыка, все плясать пошли – я сижу и гляжу. И вдруг…

– Тебе досталась моя присадка, – мрачно сказал Фомин.

– А я-то, я! – вскричала Тося. – Все утро, весь день – ни единой паршивой сигареточки, в мыслях только одно: «Держись, Антонина, завтра и отыграешься!..» А рядом мой Димуля, мокрый, несчастный, до того мне его жалко стало, облезть можно…

– И облезла! – захохотал Лелик. – В смысле потекла!..

– Присадка для Димы, – прокомментировал Фомин. – Однако почему ничего не делается мне и этому клоуну?

Тимофеев молча отнял у Фомина дымящуюся папиросу, с отвращением затянулся и выдохнул на корчащегося Лелика облако едкого дыма. Раздалось бульканье, плеск, и пляжная компания численно возросла. Лелик с трудом поднес к лицу мокрую руку, тщательно прицелился и лизнул ладонь.

– Виски! – сообщил он и залился жизнерадостным смехом. – Фирменное!

Фомин вдруг всхлипнул. Все в страхе обратились к нему. Но ничего дурного не происходило. Староста курса, человек с железными нервами и правильным мужским характером, наконец-то оценил прелесть положения, и теперь его разбирало веселье. Пока он счастливо и неумело смеялся, сработала последняя присадка, предназначавшаяся Лелику. Полоски на прекрасном костюме заколебались, поплыли, чудо-материал забурлил, пошел рябью, и капли обычной воды забарабанили по начавшему было подсыхать полу. Глядя на него, стыдливо хихикнула Тося, утешился и заулыбался Дима, всем стало легко и радостно, словно тяжкий гнет свалился с плеч. И только Тимофеев стоял в своем углу туча тучей.

– А фиг с ними, с тряпками! – воскликнула Тося. – Что за свадьба без понта? Пошли веселиться! – Она резво поднялась, сдвинула фату набекрень и подхватила Диму под руку.

– Все облезут!.. – в конвульсиях проговорил Лелик.

Пляжное сообщество двинулось к выходу.

– Стойте! – жалобно воззвал Тимофеев. – А я?

– Экспериментатор! – обмирал Лелик. – Опыты на живых людях ставить!

– Так мы же друзья ему, – сказал Николай Фомин. – На ком же, как не на друзьях? А что так вышло – сами виноваты. Вздумали взрослым людям характеры ломать – при помощи бытовой химии… Кончай киснуть, Тимофеич! Все в жизни бывает, да только шелуха это, не смертельно. Главное – что в целом ты правильный мужик. Идем с нами!

– Правда, костюмчик у тебя нынче подкачал, – критически заметила Тося.

– Излишеств в нем много, – поддержал Дима.

– Сейчас, – решительно произнес Тимофеев. – Я все исправлю!

Он стремительно покинул кабинет, сориентировался в темном коридоре и попал в моечную. Там он снял пиджак, жилет, брюки, сорочку, галстук и аккуратно сложил все на стуле. Затем нашел большую оцинкованную кастрюлю и набрал туда холодной воды, которую слегка разбавил горячей. «Ничего, – подумал он. – При Кулибине таких били батогами. Все-таки время нынче иное. Доброе время, хорошее».