Проделки купидона - Валери Кинг

– Мама! – Голос донесся издалека, словно Афродита находилась в глубине пещеры, а зов прозвучал где-то у самого входа.

– Мама, ты меня слышишь?

– Энтерос? – прошептала Афродита. Во рту у нее пересохло, на губах стыло странное ощущение – словно они намазаны маслом, которое отдает шалфеем и чабрецом. По запаху это походило на ее эликсир от любви, но откуда бы ему здесь взяться?

Что– то жесткое и колючее начало раздражать ее нежную чувствительную кожу. Она потянулась, чтобы сбросить одеяло, но никак не могла найти его край. Открыв глаза, богиня села и, повернув голову, увидела пару копыт и черные бока -о Зевс всемогущий! Кентавр!

Память вернулась к ней – жестокая выходка Эроса, хохот толпы. Тогда это ее ничуть не смутило, потому что она влюбилась, влюбилась в самое безобразное существо на Олимпе – страшнее его мог быть только сам Вулкан!

Она вскрикнула и разбудила бы мирно спящего кентавра, уютно похрапывающего в своей конюшне позади дворца Зевса, но черные крылья обвили ее и закрыли ей лицо.

Не успела она издать и звука, как Энтерос взлетел с ней в ночное небо.

– Я убью своего собственного ребенка! – закричала Афродита, как только они достаточно удалились от дворца.

– Да будет тебе, мама! А чего ты ожидала от Купидона, когда он узнал о наших планах?

– Ты, наверное, прав… Но кентавр! Я погибла! Я стану посмешищем на пирах у Вакха на ближайшие двадцать лет!

– Не такая уж большая цена! Как только мы избавимся от Психеи, твоей изобретательностью станут восхищаться. А теперь терпение, мама, мне нужна твоя помощь в одном дельце. Я знаю, где будет сегодня ночью Купидон, я наткнулся на него сегодня случайно, когда соблазнял женщину по имени Александра. Я следовал за ней, выжидая удобный момент, когда смогу напустить на нее свои чары, – и тут-то обнаружил, что Купидон зачем-то устраивает по всему замку какой-то странный шум. То ли он притворяется привидением, то ли он еще какой-то вздор затеял.

Во всяком случае, я весь день его выслеживал и выяснил, где он скрывается – в чулане, недалеко от бальной залы. Уверен, что он хранит там свой колчан со стрелами и лук. Если мы сумеем выкрасть его стрелы, он не сможет заставить Александру и Лонстона влюбиться друг в друга. Но мне нужна твоя помощь.

– Ну конечно, милый! Только сначала проводи меня домой – мне нужна моя колесница и голуби. Ты очень сильный, но тебе все-таки будет утомительно отнести меня в Англию и обратно.

– Это вполне в моих силах.

– И все же ты захочешь остаться в замке, а мне нужно вернуться на Олимп. Ты же знаешь, я не люблю подолгу отсутствовать дома.

– О да!

– Энтерос, ты обо всем позаботишься, ты постараешься? Мне всегда так хотелось избавиться от этой особы!

– Ну конечно, мама.

– А сам ты не питаешь к ней больше нежных чувств?

Он горько усмехнулся:

– Разумеется, нет. По правде сказать, я никогда их и не питал. Мне просто нравилось дразнить брата, притворяясь влюбленным в нее.

– Прекрасно. – Афродита поцеловала его в лоб и вдруг вздрогнула. – Я припоминаю теперь, как я пыталась поцеловать кентавра. О-о-о, мне дурно становится от одной этой мысли!

Во вторник в десять часов утра лорд Лонстон стоял на верхней площадке лестницы, созерцая прекрасных сестер Стэйпл. Они задержались в холле – их внимание привлекло что-то на галерее наверху. Рядом ожидал дворецкий Катберт, готовый проводить девушек в гостиную, но Лонстон сделал ему знак удалиться.

Катберт поклонился и незаметно исчез в коридоре, ведущем в комнаты нижнего этажа. Поскольку внимание дам было совершенно поглощено чем-то, Лонстон мог наблюдать за ними без помехи. Он пытался понять, почему один вид Александры так нарушает его душевный покой.

Когда накануне она уехала явно в дурном настроении, он вернулся к своему прежнему мнению о ней – настоящая Снежная королева! Ничто не могло вывести ее из этого холодного равнодушия – ни приятная беседа, ни страстный поцелуй. Лонстон вспомнил, как она отвечала на его ласки, и волна желания вновь нахлынула на него. Александра целовала его так, словно в этот миг принадлежала ему всем своим существом. Это было пьянящее, ни с чем не сравнимое чувство. Ничто не могло доставить Лонстону – как, впрочем, и любому мужчине – большего наслаждения, чем чувствовать себя, хотя бы временно, центром вселенной.

Но поцелуй прервался, и Александра обвинила его в бесчестности, высмеяла его характер и с презрением отозвалась о поцелуе, которым они оба так наслаждались, – она сказала, что это было всего лишь средство заставить его дать этот бал. Лонстон был вне себя от злости, но, когда Александра уехала, он успокоился и мог думать о ней вполне бесстрастно – до той минуты, пока она снова не оказалась в его доме. Его оскорбляло ее незаслуженное презрение… Но что можно еще ожидать, помня, какие сплетни ходят о нем в обществе?

Лонстон знал, что у него дурная репутация, но она основана на лжи, ревности и недоброжелательстве. Он скорее дал бы отрезать себе руку, чем соблазнил невинную девушку. Что до разбитых сердец его знакомых дам, едва ли можно было винить его в этом. Юные леди с такой готовностью воображали себя влюбленными во всякого сколько-нибудь подходящего джентльмена, что неудивительно, учитывая титул и состояние Лонстона, что его жизненный путь был увлажнен слезами разочарованных красавиц. Один бог знает, сколько труда ему стоит держать их на расстоянии, но, увы, не всегда это удается.

К сожалению, обеих сестер Александры можно было отнести к числу таких его неудач. Хотя, справедливости ради, следовало заметить, что они были поумнее многих.

Лонстон вздохнул, смирившись с тем, что его отношения с Александрой чудовищно осложнились, отчасти по его вине, отчасти по ее, а скорее всего, ни по чьей.

Спускаясь по лестнице, он оценивающим взглядом окинул красавиц. Их внимание все еще было отвлечено чем-то – быть может, новым призраком, который сегодня утром являлся слугам в галерее. Взгляды девушек были устремлены наверх, на галерею, освещенную осенним солнцем. В конце галереи узкая лестница вела в башню. У подножия лестницы была дверь в коридор, ведущий в зеленую гостиную.

Девушки стояли в почти одинаковых позах, подчеркивающих семейное сходство между ними. Каждая чуть наклонила вправо голову в элегантной шляпке, держа руки в меховой муфте. Прелестные губки были слегка приоткрыты. Будь Лонстон более чувствителен к женской красоте, он бы купил замок Перт ради одного только соседства с тремя такими очаровательными созданиями. Впрочем, и теперь он был благодарен судьбе, что его любовь к старому полуразрушенному замку позволяла наслаждаться обществом леди Александры, Джулии и Виктории.