Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху. Парадигма баланса и гибкости - Елена Войниканис

Мы привели эксплицитные дефиниции парадигмы, однако понятно, что для базового понятия такие определения являются недостаточными. Кроме того, после тщательного изучения критики выявили очевидную неоднозначность понятия, которое меняет свой смысл в зависимости от контекста[219]. В «Дополнении 1969 года», отвечая на критику, Кун сделал попытку дать более точное определение понятия.

Во избежание ложных коннотаций Кун посчитал более предпочтительным вместо термина «парадигма» использовать термин «дисциплинарная матрица». Отсылка к дисциплине отражает общее свойство научного сообщества: сообщество ученых всегда объединяет единый предмет исследования – та или иная научная сфера или дисциплина. Матрица указывает на многокомпонентность понятия. Таким образом, в социологическом разрезе парадигма существует в форме дисциплинарной матрицы и включает в себя четыре основных элемента: символические обобщения, метафизические парадигмы, ценности и образцы, или собственно парадигмы.

Символические обобщения составляют ту часть дисциплинарной матрицы, которая полностью доступна формализации. Метафизическими парадигмами Кун именует категориальные эвристические и онтологические концептуальные модели, которые используются учеными. Следующим элементом являются ценности, которые разделяют члены научного сообщества. Четвертый элемент дисциплинарной парадигмы составляют, собственно, парадигмы или примеры конкретных решений проблемы, демонстрирующих то, как делается наука[220]. Это последний элемент Кун считает наиболее ценным и именно ему приписывает глубокий философский смысл. Принадлежность ученого к той или иной дисциплинарной матрице определяется системой образцов, усвоение которых является одновременно овладением «способом видения», присущим конкретной матрице. Иными словами, рациональное знание, в конце концов, определяется не выученными законами и правилами, а способом видения, который не может быть формализован[221].

Имре Лакатос (Imre Lakatos), критически настроенный в отношении концепции Куна, в 1970 году выпускает работу «Фальсификация и методология программ научного исследования». В данной книге И. Лакатос выдвигает понятие «исследовательской программы» как взаимоувязанного ряда теорий[222]. Примерами могут служить метафизика Декарта, теория тяготения Ньютона, квантовая физика Бора и др. Переход от одной исследовательской программы к другой описывается И. Лакатосом как «теоретический сдвиг» или сдвиг проблем, который может быть как прогрессивным, так и регрессивным. В отличие от Куна, Лакатос отстаивает сугубо рациональный характер развития научного познания и логическую и эмпирическую соизмеримость исследовательских программ, объясняющую рост науки.

В 1970-е годы Пол Карл Фейерабенд (Paul Karl Feyerabend) публикует сразу две книги: «Против метода» (1975) и «Наука в свободном обществе» (1978), в которых анализирует закономерности возникновения новых теорий. Устанавливая принцип пролиферации теорий и принцип методологического плюрализма, Фейерабенд фактически отрицает куновское состояние «нормальной науки», которое характеризуется господством одной парадигмы.

По П. Фейерабенду, революция в науке возникает не в результате противодействия нормальной науке, а вызревает благодаря постоянному творческому поиску, который не укладывается в жесткие рациональные рамки. С другой стороны, так же как и Кун, основную причину смены научного мировоззрения Фейерабенд усматривает не в силе рациональной аргументации, а в действии иррациональных факторов: «Ясно, что преданность новым идеям вызывается не аргументами, а иными средствами. Она вызывается иррациональными средствами, такими как пропаганда, эмоции, гипотезы ad hoc и апелляции ко всякого рода предрассудкам»[223]. С точки зрения нашего исследования имеет значение также и тот факт, что Фейерабенд рассматривает науку как часть культуры, имеющую свою идеологию и свои «мифы». Поэтому те закономерности, которые он выявляет в развитии точных наук, можно распространить также и на гуманитарные науки, включая право.

Нельзя не согласиться с исследователями из Красноярского университета, которые дают следующую оценку позиции Фейерабенда: «Подобная методологическая установка в наибольшей степени согласуется со спецификой социально-гуманитарного познания, которое по природе своей мультипарадигмально, не поддается генерализации, предполагает наличие множества сосуществующих теорий и уровней научного познания»[224]. О метафизических основаниях науки писал французский философ русского происхождения А.В. Койре. Сравнивая философию со «строительными лесами», он утверждал, что «post factum научная мысль может их отбросить, но, возможно, только для того, чтобы заменить другими»[225].

Предшественником Куна можно считать Гастона Башляра, который в своей книге «Новый рационализм» (1953) вводит понятие эпистемологического разрыва. С точки зрения Башляра, который проводит психологический анализ смены научных теорий, новая концепция не только разрушает, но и делает ученого невосприимчивым к прежнему взгляду на феномены. Еще ранее, в 1922 году, был опубликован очерк В.И. Вернадского «О научном мировоззрении». В представлении В.И. Вернадского научное мировоззрение изменяется от эпохи к эпохе, но главное – оно подвержено влиянию извне, прежде всего влиянию философии и религии[226].

В области гуманитарных наук идеи, родственные идеям Куна, развивал Мишель Фуко (Michel Foucault). Многие исследователи отмечают близость понятий «парадигма» и «эпистема»[227]. Более подробное осмысление эпистема получила в книге Фуко «Археология знания» (1969). Как пишет Фуко: «Эпистема – это не форма знания и не тип рациональности, который проходит через различные науки, манифестирует обособленные единства субъекта, духа или эпохи; эпистема – это, скорее, совокупность всех связей, которые возможно раскрыть для каждой данной эпохи между науками, когда они анализируются на уровне дискурсивных закономерностей»[228]. Несомненной заслугой Фуко является более широкая трактовка парадигмы (эпистемы), которая вместо изоляции позволяет включить науку в общее поле культуры, рассматривать элемент целого в рамках определенной эпохи. В то же время Фуко оставляет без внимания вопрос о переходе от одной эпистемы к другой, довольствуясь констатацией самого факта смены эпистемы. Косвенную связь с концепцией парадигмы имеет также ряд образов, которые Фуко рассматривает как основополагающие для принятия той или иной системы ценностей, которая воплощается в определенной структуре управления и власти. Анализируя природу власти, Фуко ссылается на «юридическую модель» власти (отождествление государства и закона, принцип справедливости и разделения властей и т. п.), которая, по его мнению, не отражает реальных механизмов и интересов, определяющих политику и право государства. Напротив, «юридическая модель» служит необходимым образом, картиной, благодаря которой власть воспринимается как приемлемая[229]. В такой трактовке парадигма-образ имеет много общего с идеологией, которая, согласно философии К. Маркса, искажает объективную картину мира. Другим классическим примером таких образов-метафор у Фуко служит паноптикум[230]. Будучи конкретным историческим примером, паноптикум в философии Фуко становится моделью, порождающей определенную структуру власти, которая воспроизводится до тех пор, пока сохраняется значение однажды принятого образца.

Еще раз обратим внимание на сложную, многокомпонентную структуру парадигмы. Кун неоднократно подчеркивает, что ее нельзя свести к эксплицитно выраженным правилам, законам и формулам, которые создает и которым следует научное сообщество. Здесь было бы уместно вспомнить критерии различения правовых систем различных государств. В отличие от правовых парадигм правовые системы являются более устойчивыми образованиями, однако нас интересует в данном случае не вопрос об их преходящем характере, а сама структура.

Известный специалист по сравнительному правоведению Рене Давид (Rene David) подчеркивает, что правовые системы отличаются не правилами и нормами, которые составляют их содержание, а теми понятиями, на которых эти правила основаны. Особенности формулировок и структура законодательства, как считает Р. Давид, имеют под собой не рациональное основание, а психологию: с одной стороны, тех, для которых законы предназначены, а с другой – тех, кто эти законы применяет. Если же говорить о базисе правовой системы, то он имеет онтологический характер: «Каждая правовая система стремится выразить определенное восприятие мира и отражает определенный способ понимания справедливости и эффективного воздействия на социальные отношения»[231]. Точно так же и правовая парадигма имеет онтологические и психологические корни. И если мы говорим о смене парадигмы, то появление новых идей и направлений в теории и правовой доктрине не может служить в качестве достаточного подтверждения. Вопрос необходимо ставить о наличии или отсутствии определенных сдвигов в мировоззрении.