Время Березовского - Петр Авен

Б: Очень важно, какие есть сдерживающие элементы.

А: Я уточню вопрос: можно ли сказать, что Березовский стал символом этой эпохи только потому, что он был человеком без принципов, а эпоха была беспринципная и требовала таких людей? Это правильное заявление или неправильное?

Б: Оно спорное. Потому что ты опять стараешься все на две корзинки раскладывать. А жизнь – палитра красок более разнообразная, с оттенками, поэтому я не могу так сказать.

Юрий Шефлер

Март, июнь 2014 года, Лондон

Шефлер Юрий Викторович (род. 1967) – российский бизнесмен. В 1993 г. стал соучредителем торгового дома “Садко-Аркада”. С 1995 г. председатель совета директоров АО “Внуковские авиалини”. В 1997–1998 гг. председатель совета директоров ВАО “Союзплодоимпорт”. С 1998 г. владеет 80 процентами акций группы SPI, в состав которой вошло ЗАО “Союзплодоимпорт”, владеющее водочными брендами Stolichnaya и Moskovskaya. В 2001 г. по решению Верховного суда РФ права на водочные бренды были переданы Минсельхозу, и SPI свернула деятельность в России, перенеся производство за границу. В 2002 г. Генпрокуратура возбудила против Шефлера уголовное дело. С этого момента он постоянно проживает в Великобритании.

Авен: Моя задача – объяснить эпоху через личность Березовского. И в этом смысле для меня символом эпохи также являешься ты. Березовский, когда все начиналось, был человек уже достаточно зрелый, а ты стал просто квинтэссенцией этого времени. Ты был нищий, ты был совсем молодой, и в отличие от очень многих, кто непонятно на чем заработал деньги, ты реально построил большой бизнес.

У тебя еще есть одно важное качество: мне кажется, ты человек трезвый, людьми не очаровываешься, поэтому мы начнем именно с этого. Как вы познакомились с Березовским? Был у тебя какой-то период очарования им?

Шефлер: Да, безусловно. Эта история начиналась сумбурно. Помню, что мы летели с Кобзоном из Москвы в Париж, это был декабрь или конец ноября 1992 года. Варвара, его помощница, поставила ему испанскую визу вместо французской. Я прошел таможню и вдруг слышу его крик: “Остановись! Меня не пускают”. Я смотрю, Кобзона арестовали. Он мне кричит: “Звони послу”. Я позвонил послу, потом даже Козыреву, посол приехал в аэропорт, как-то уговорил французских пограничников, поставили Кобзону визу, и мы приехали в Париж. Иосиф мне говорит: “Пойдем сегодня на ужин с Березовским”. Я тогда уже про него слышал, но никогда не видел. Мы пришли в какой-то маленький японский ресторан недалеко от Champs-Élysées, подвал…

А: Я знаю. Кстати, известный ресторан.

Ш: Березовский уже сидел за столом, и мы стали разговаривать. Я помню, что он очень быстро ел, очень быстро говорил и в принципе не давал никому слово сказать. Мне было 25 лет, я был юнец, и меня очаровало его глобальное мышление. Если мы тогда говорили, например, про один “Мерседес” – он говорил о тысячах “Мерседесов”. У Березовского все сразу было глобально. Это меня поразило и вдохновило, я хотел с ним быть рядом.

А: Это важное качество – вдохновлять.

Ш: На фоне, например, того же Иосифа Давыдовича. Он, безусловно, гениальнейший человек и певец, я преклоняюсь перед ним, но когда касалось бизнеса, он узко думал: кого отвести к Юрию Михайловичу, к Церетели, с кем познакомить. Березовский мыслил глобально и большими цифрами.

Я был поражен этим, потому что все-таки еще тогда был молодым. Я думал, как строить бизнесы. Плотный контакт у нас с Березовским состоялся, когда речь зашла о приватизации “Внуковских авиалиний”.

Я был заворожен его масштабом

Ш: Как я купил “Внуковские авиалинии”? Березовский сказал мне, что он покупает “Аэрофлот”[47] и это вопрос решенный. А я до армии в Питере учился в Академии гражданской авиации, и у меня был такой романтизм, что я должен что-то сделать в авиации. Как раз был конкурс на контрольный пакет во Внуково. Я решил поучаствовать в нем. Было очень много желающих, и вот получилось так, что я выиграл.

А: А конкурс был честный? Без всяких угроз, подтасовки? Потому что есть же такое частое мнение, что вся приватизация была нечестной.

Ш: Абсолютно не так. В конкурсе на приватизацию Внуково участвовали и Бендукидзе, и Слуцкер, и Пугачев, и Каменщик, много кто. У меня просто были деньги, и я дал более высокую цену.

Потом, конечно, были угрозы со стороны Бендукидзе и Слуцкера, они мне много крови попили. Я помню, в ДК “Внуково” идет собрание акционеров, и влетает ОМОН, в масках: “Всем лежать!” Тогда начальником ГУВД был Киселев[48]. У меня была с ним связь через помощника. Хотя все лежали, я как-то под столом набрал этому помощнику, тот меня соединил с Киселевым. Я ему под столом объясняю ситуацию, что вот я хозяин Внуково, провожу собрание акционеров, и у меня тут ОМОН. Он говорит: “Ну-ка дай-ка мне, кто старший у них”. Я вижу – полковник, говорю: “Товарищ полковник, можно вас к телефону?” Он говорит: “Я разговаривать не буду ни с кем, и вообще отключите телефон”. Я ему: “Здесь вас генерал Киселев просит к телефону”. Он сразу тон сбавил, взял телефон, что-то объяснял, объяснял. Встали и ушли. Это был просто захват акционерного собрания в духе Кахи.

А: И Слуцкера. Кстати, сейчас Каха[49] – адепт свободной, либеральной, честной экономики.

Ш: Да, они вдвоем мучили меня. Это один из таких фрагментов.

Там было несколько забавных историй. Когда я стал председателем совета директоров “Внуковских авиалиний”, буквально через два дня нужно было лететь открывать представительство в Ташкенте. Мы полетели туда, и у Ту-154 не вышло переднее шасси, мы садились без шасси. Это был первый опыт. Слава богу, все остались живы. Также я помню[50], как мы представляли новый Ту-204, новейшую разработку, Борису Николаевичу Ельцину. Это известная история, когда у него в воздухе вылетел двигатель и самолет чуть не разбился.

Мы прилетели в Сочи с делегацией, там был глава Туполевского КБ, бывший первый летчик Горбачева, все Туполевское КБ, все наши, потому что мы испытывали этот самолет во Внуково. Борис Николаевич приехал, посмотрел, был доволен. Выпили, закусили, напились и полетели обратно в Москву. И как только поднялись в воздух, один двигатель вылетел.

А: Вылетел?

Ш: Просто взорвался и вылетел, такие ошметки… Летчики уже тоже поддатые были, говорят: “На одном дотянем”. В Ростове мы где-то сели, я помню – вызывал новый самолет из Внуково.

А: В тот период ты сотрудничал с Березовским?

Ш: Я выиграл конкурс. А Березовский забирал “Аэрофлот”, он об этом мне говорил. Мы с ним тогда плотно общались. Я хотел сделать одну авиакомпанию – я понимал, что у “Аэрофлота” есть выручка в валюте, а здесь выручка в рублях, и если я соединю эти две компании, будет какой-то большой результат. Ему тоже интересна была эта история, но он не смог убедить правительство. Березовский передал Бадри, ну а Бадри, как всегда, отстаивал какие-то свои местные интересы, не те, о которых думал Борис Абрамович.

Так знакомство у меня с ним и произошло, и, естественно, я был заворожен его масштабом.

Интеллигентно, как животные на водопое

А: Есть такое представление о 90-х: малиновые пиджаки, золотые цепи, все дозволено. Какое у тебя впечатление о том времени – что ты чувствовал, что было разлито в воздухе?

Ш: Говорить вообще о 90-х годах не интересно, потому что об этом нужно писать отдельную книгу. Но какие-то вещи я хотел бы отметить. Вход в 1990-е был, наверное, обусловлен кооперативным движением конца 1980-х годов. Я тогда был студентом Плехановского института. Очень хорошо помню то время, когда вроде бы мы еще не понимали, что такое кооператив, но понимали, что что-то уже можно. Шифровались по старой памяти от советской власти, но уже пытались легально, более смело предпринимать какие-то шаги. Один из первых бизнесов, который охватил, наверное, всю Россию, – компьютеры. Я стал, как и все, продавать компьютеры, и у меня начало неплохо получаться.

У меня был Василий Цуглевич, был он комендантом общежития, где жили все иностранцы, кто учился в Плехановском. Он их заставлял привозить компьютеры – просто не пускал к ним девушек, если они не привозили. Он жестко соблюдал мои указания, мою “линию партии”. И они стали привозить компьютеры. Я помню, один компьютер стоил 70–80 тысяч рублей, это были огромные деньги, “Волга” стоила 18–20 тысяч.

Мы набрали оборот, так как у меня была возможность эти компьютеры получать. Покупала вся Москва, все люди, которых мы с тобой много лет знаем.

В какой-то момент появились кооперативные банки, и был короткий период, когда банкам было запрещено заниматься коммерцией. Помнишь?

А: Да, коммерческие банки сами не могли покупать и продавать.

Ш: Центробанк не выдавал наличность, ее нельзя было снять в банке. Я подошел к знакомому и говорю: “Где мне наличные взять?” Он говорит: “Слушай, я знаю такой Банк Центрпотребкооперации Советского Союза”.