Русский вечер в Ницце - Екатерина Барсова

– Сейчас – да. Раньше готовила домработница.

– У вас еще и домработница? – усмехнулась Лена.

– Была.

– А почему сейчас нет?

Инга помолчала. Ей не хотелось вспоминать о неприятной истории.

– Она взяла у меня несколько вещей. В том числе бабушкину брошь, которая мне дорога.

– Понятно… – протянула Лена. – Ясненькое дело… А вы что, совсем не готовите? Не умеете?

– Почему не умею? Готовлю. Сейчас я, например, сама готовлю.

– И что вы готовите?

– Полуфабрикаты разные. Стоять у плиты времени нет.

– Ну, когда есть деньги, утруждать себя не стоит.

– Когда есть время, я готовлю свое любимое блюдо: гречневую кашу с помидорами и луком.

– Кашу? Я думала, вы устрицы с омарами едите. Скоро еду принесут? А то я уже голодная.

– Потерпи немного.

– Ладно, потерплю.

Лена оперлась локтями о стол.

– А как у вас дела? Все танцуете?

– Нет. Не только. Скоро будет премьера драматического спектакля. «Сны Марии-Антуанетты».

– Из Большого поперли?

– Давай без грубостей.

Принесли еду. Лена с жадностью накинулась на нее.

– М-м-м… классная жрачка…

Инга отпила кофе и посмотрела на Лену. Девочка с трудным характером. Еще с каким трудным!

– А чем ты сейчас занимаешься?

– Вы о чем?

– Учишься или работаешь?

– Ни то, ни другое.

– Ты училась?

– Ну да. – Лена говорила с набитым ртом. – В швейном. Только бросила его.

– Почему?

– А чего горбатиться? Все равно потом бабки не светят. Кому нужны швеи-мотористки?

– Можно устроиться в модельную фирму. Сейчас наши модельеры выпускают неплохие вещи. Слышала об Игоре Бачурине?

– Да.

– Я с ним знакома. Он говорит, что хороших швей у него мало. Ты могла бы потом найти неплохую работу.

– Могла бы… Только никто точно не знает.

– А работать не пробовала?

Лена отодвинула тарелку.

– Где? Где можно устроиться без блата и мохнатой лапы? Подскажите. Кругом – свои. На хорошую работу с улицы не сунешься. Тем более без образования.

– Ты же не захотела учиться.

– Не захотела. Да, не захотела, потому что потом перспектив никаких. Понятно? – Лена повысила голос.

– Я просто интересуюсь.

– Я же в вашу жизнь не лезу.

– Ты можешь спросить меня о том, что тебя интересует.

– Правда? Вот здорово! Тогда скажите, как вы распорядились наследством моего отца. Мне чего-нибудь там причитается? Как-никак родная дочь.

Инга подумала, что Андрей был, наверное, прав. Лена раскатала губу на наследство. Поэтому он ее и отшил. Но Инга все же должна попытаться наладить с девушкой контакт. Ради отца. Ради его памяти. Достучаться до Лены. Хотя это трудно. Но если есть хотя бы один шанс из тысячи, она должна использовать его. Не отступать от намеченного. И Валдис говорил: нужны терпение, внимание и забота. Его слова всплыли в памяти Инги.

– Мы поговорим об этом после, не сейчас, – мягко сказала Инга.

– В другой раз? – насмешливо спросила Лена.

– Твоему отцу не понравился бы такой тон.

Лена вздрогнула, как будто ее ударили.

– А я не видела его. Не знала. Он умер, когда я еще не родилась.

– Я знаю. Он был… замечательным человеком.

Инга запнулась. Если бы ей предложили сказать об отце в двух словах, она не смогла бы. О такой многогранной личности, таком ярком разностороннем человеке просто нельзя рассказать кратко.

– Я понимаю, тебе тяжело, Лена. Ты его не знала. Но он бы тебе понравился. С ним было легко. Он умел понимать с полуслова. Когда отец готовил роль принца Альберта в «Жизели», он часто повторял: «Альберт – это я». В нем был романтизм. Накал чувств. Он был… как принц из сказки.

Лена исподлобья смотрела на нее.

– Я читала… он любил эту роль.

– Очень. И старался каждый раз играть ее по-новому. В зависимости от настроения. Его герой на разных спектаклях был разным. Отец никогда не танцевал механически. В танец он вкладывал свою душу.

Инга умолкла.

Она смотрела перед собой расширенными глазами. Перед ней возникла картина-видение: отец, танцующий Альберта. Легкий, воздушный. Вот он танцует с Жизелью, стараясь очаровать ее… А потом падает на тело мертвой Жизели, как орел, у которого подрезали крылья… На лице отца целая гамма чувств: от восторга и обожания до горя и отчаяния. Арвид Мартинсоне не танцевал, а проживал жизнь своего героя.

– Он говорил, что Альберт более сложный персонаж, чем кажется на первый взгляд, – сказала Лена.

– Верно. Откуда ты знаешь? – Инга вспомнила, что отец писал об этом в одной из статей.

– Я читала. Он впервые показал Альберта страдающим. Не пустым соблазнителем, а живым человеком.

– Да.

Инге вдруг показалось, что Лена как бы кружит около нее. Ходит кругами. Она знает много, в подробностях о жизни и творчестве ее отца, о его размышлениях. Как старательная ученица, она все записывала и заучивала.

– А ваша любимая балерина – итальянская прима Карла Фраччи.

– Да, – Инга от неожиданности даже вздрогнула. – Ты и это знаешь?

– Тоже читала, – усмехнулась Лена. – Интересно же узнать о творчестве своей сестры.

Инга молчала.

– И вы очень любите цветы фрезии. А еще белые розы.

– Да.

Инга ощутила приступ внезапной тошноты. Она была будто под колпаком. Ее жизнь просвечивалась, как ренгеном.

– А знаете, что я хочу вам сказать?

Лена приблизила свое лицо к ее.

– Нет.

– Я вас ненавижу! Всех! Вы высокомерные идиоты. Отгородились от всех славой, деньгами и думаете: так и должно быть. А все остальные для вас – быдло. Заботитесь вы только о себе, о том, чтобы лишний раз мелькнуть на страницах газет и журналов. Больше вам ничего не надо. И общаетесь вы со мной только потому, что боитесь.

– Я? Боюсь? – Инга непонимающе посмотрела на Лену.

– Конечно, – усмехнулась та. – Вы боитесь, что правда обо мне выплывет наружу. И все узнают, что у вашего отца есть еще