Разочарованные - Мари Варей

Моргана нахмурилась – было видно, как она подбирает слова.

– Тебе стоит спросить об этом Анжелику. Если она захочет, сама тебе расскажет. Я не имею права.

– Меня ждет мама. Если ты меня не отвезешь, я пойду пешком.

Моргане некуда было деваться, и она отвезла Жасмин к большому дому с синими ставнями, в котором жили Леруа. Она видела, как Жасмин нажала кнопку звонка, как открылись кованые автоматические ворота, как подруга дошла по гравийной дорожке до входной двери, обернулась, помахала рукой, улыбаясь, и скрылась в доме. А Моргана все стояла перед воротами. Разумеется, она предостерегала Жасмин насчет Леруа, но, похоже, та не восприняла ее советы всерьез. Может, стоит предупредить мать Жасмин? Но это расстроит подругу, ведь она старалась не доставлять хлопот родителям. Пока Моргана пыталась понять, не оставляет ли в опасности Жасмин, ей на плечо легла чья-то рука. Моргана вздрогнула и развернулась так резко, что чуть не свалилась с велосипеда, благо Бенжамен, а это был он, в последний момент успел схватить ее руль.

– Моргана? Ведь так?

К тому времени Бенжамену уже исполнилось шестнадцать. Его голос огрубел, и пусть у парня не было обворожительной улыбки старшего брата, все же он пользовался теперь у девушек определенным успехом. Выдержав паузу, Моргана сухо ответила:

– Да, а что?

– Ты же подруга Анжелики Куртен.

Это скорее утверждение, нежели вопрос, было произнесено таким тоном, что Моргана восприняла его как угрозу.

– А тебе какое дело? – ответила она, вздернув подбородок и всем своим видом показывая, что даже перед лицом опасности не отречется от Анжелики.

От такой непредвиденной враждебности в ярко-голубых глазах Бенжамена промелькнуло беспокойство.

– У нее все хорошо, у Анжелики?

– Не понимаю, тебе-то что до этого?

Бенжамен поднял руку в примирительном жесте:

– Ладно-ладно, я просто… Не могла бы ты ей передать…

Он вдруг осекся, будто собираясь с мыслями, а потом тихо продолжил:

– Не могла бы ты ей передать… мне очень жаль, что мы поссорились из-за той истории.

Пораженная Моргана смерила его стальным взглядом. Она чуть не задохнулась от накатившего на нее приступа ненависти, угрожающе надвинулась на Бенжамена и, глядя ему в глаза, со злостью произнесла:

– Ничего я ей не передам! Ты действительно думаешь, что она хочет слышать что-либо о тебе или о ком-то из твоих родственников? Да пропадите вы все пропадом! И если кто-нибудь из вас, неважно кто, осмелится хоть пальцем тронуть Жасмин, убью собственными руками, клянусь своими родителями!

Высказав это, Моргана вскочила на велосипед и принялась изо всех сил крутить педали, чтобы как можно дальше убраться от Бенжамена, а он, ошарашенный, с минуту не мог прийти в себя от таких жестких слов.

Нынешнее время. Лилу

Лилу любовалась открывающимся с утеса видом, волнами, что пенились у черных скал, длинным пустынным пляжем, на котором тут и там торчали остатки бетонных укреплений времен Второй мировой войны. Ей нравилось чувствовать брызги воды на лице и ощущать, как ветер треплет ее стянутые в хвостик волосы. Лилу пыталась представить, каким было детство Сары, как она ходила после школы на море поплавать в холодной воде, ездила на велосипеде, собирала моллюсков в пластмассовое ведро, когда была маленькой.

Сверившись с навигатором на смартфоне, Лилу отправилась дальше, ей осталось ехать совсем немного. Конечно, это была не просто прогулка – мачехе она сказала неправду. Растущее любопытство к судьбе Сары побуждало ее встретиться с месье Фолле, бывшим директором лицея Виктора Гюго и учителем французского. Теперь он жил в доме престарелых городка Вимрё, если верить его профилю в «Фейсбуке»[19] – удивительно, что такое есть у человека его возраста. Наплевав на возражения Фанни, она написала ему, особо не надеясь на ответ, а он неожиданно быстро откликнулся и предложил Лилу встретиться.

После автокатастрофы, перевернувшей ее жизнь, Лилу каждый вечер навещала маму в больнице, пока та находилась в коме – семь недель, четыре дня и семнадцать часов. Бабушка этого не одобряла: «Маленькой девочке здесь не место. Твоей маме хотелось бы, чтобы ты развлекалась, проводила время с друзьями. Она не была бы рада видеть тебя в таком состоянии». Но в фильмах мамы выходили из комы, слышали, когда с ними разговаривали их дети, открывали глаза, возвращаясь к жизни от голосов любимых людей. Поэтому сразу после занятий Лилу бежала к маме. Пока ехала в метро, она на скорую руку делала заданные на дом уроки, чтобы потом в палате читать вслух книги – из тех, которые мама имела обыкновение складывать стопкой на прикроватной тумбочке и держать там месяцами, прежде чем решить, начать читать или поставить на полку в гостиной. Когда романы на тумбочке закончились, Лилу отправилась в книжный магазин. Она бродила между стеллажами, расстраиваясь, что время идет, а она ничего не может выбрать. Тут к ней подошел лысый густобровый продавец в прямоугольных очках и предложил свою помощь. Лилу сказала, что она выбирает не для себя, а для мамы.

– Отличная идея. Это лучший подарок. Что любит твоя мама? У нее день рождения?

– Думаю, нужна книга о том, что жизнь прекрасна, несмотря на все трудности, и пусть она не будет слишком грустной, а то мама лежит в больнице.

– Ох, мне очень жаль.

Он неловко погладил ее по голове, но Лилу отпрянула, чтобы сбросить его тяжелую руку, в которую он вложил все свое сочувствие.

– Да нет, все в порядке. Просто надо чем-то занять маму, пока она там, через несколько дней ее выпишут.

– Хорошо, хорошо.

Продавец протянул Лилу роман Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди». Она расплатилась и побежала в больницу. Лилу так понравилась книга, что она теперь каждую неделю заходила в магазин за новым романом для своих сеансов чтения вслух. Что она только не перепробовала в надежде вернуть маму к жизни! Тайком от медсестер мазала ей губы соленой карамелью, чтобы напомнить о ее родной Бретани. Долго держала у ее носа, не реагировавшего на запахи, лавандовые веточки или бумажную полоску, на которую попросила продавщицу в парфюмерном магазине брызнуть немного «Шанели № 5», она надевала маме наушники и включала Моцарта, Бетховена, Селин Дион и группу Rammstein, она говорила и говорила с ней, почти до потери голоса, шептала считалочки из маминого детства, она пробовала громко кричать – вдруг у мамы сел слух, и поэтому ее не удается разбудить. Однажды она даже воткнула в мамину руку английскую булавку. Никакой реакции. В больнице Лилу