Тайна Медонского леса - Шадрилье Анри

– Так я не буду здесь стоять, отъеду немножко? – спросил возница.

– Да, да, сделай так, как я тебе наказывал. Экипаж поворотил назад, а седок вошел в виноторговлю. Вдова Сулайль храпела за прилавком; вновь вошедший принялся ее расталкивать.

– Что прикажете подать? – вскочила торговка.

– Мне ничего не надо, – ответил посетитель. – Я рассчитывал встретить здесь одного своего знакомого.

– А-а! Так, так… Мосье этот дожидается вас наверху, он занял лучший нумер. Позвольте, я провожу вас, сударь.

Старуха отворяет дверь во двор и указывает ему лестницу.

– Однако у вас тут не очень-то светло, как раз сломаешь себе шею! – заметил гость.

– Да ведь там, вверху, горит огонь… Идите, идите смелее. Вот и лестница. Держитесь правее… Сюда! Ну, наконец-то попали. Теперь ступайте одни, мне надо сбегать в погреб.

Через несколько секунд в темноте раздается ужасный, раздирающий душу крик, и с лестницы сбежал бледный, задыхающийся Флампен с окровавленным ножом в руке.

– Это не он!.. Не он!.. – шептали его посиневшие губы. Флампен выскочил на улицу через кабак.

XXII

Любовь все скрашивает и очищает

Да, это был не Фрике, а верный друг его Николь. Истекая кровью, едва держась на ногах, несчастный еще имел силы кое-как спуститься с лестницы и добраться до кабака.

– Помогите… Ради Бога, помогите… Я задыхаюсь.

Но комната была пуста, и никто не откликнулся на его стоны. Старуха исполнила точно и аккуратно предписанную ей программу: она ничего не слыхала, потому что не хотела слышать. Но любопытство брало верх над осторожностью, и она выглянула из подполья, чтобы посмотреть на несчастную жертву.

Судорожно цепляясь за столы и стулья, окровавленный Николь пробирался к двери кабака. Он делал над собой невероятные усилия, чтобы не упасть, и уже дотащился до двери, отворил ее, шагнул на входную ступеньку, но тут силы окончательно оставили его, и он тяжело грохнулся в отворенных дверях.

Ночь была темная, прохожих на бульваре не было.

Вдова Сулайль торопливо вылезла из подполья и, беспокойно оглядываясь по сторонам, подбежала к двери. Убедившись, что никого нет, она стащила безжизненное тело с порога своего заведения и поволокла его к соседней виноторговле. Бросив там труп Николя, вдовица с чистой совестью поспешно вернулась в свое заведение и, вспомнив мудрый совет Марсьяка, сейчас же заперла ставни.

Итак, бедному Николю суждено было брошенному, забытому умирать у грязной двери кабака. Время позднее, прохожих мало… Да и кто станет возиться с горьким пьяницей, мало ли их валяется по улицам? Разве вот городовой или патрульный? Что же делает полиция, куда она девалась? Увы! Все бригады, все полицейские власти стянуты в сторону Бельвиля и Тампльского предместья, туда, где возведены баррикады…

1869 год был особенно обилен преступлениями и злодеяниями.

Уже половина десятого, но никто еще не заметил трупа, брошенного на мостовой услужливой рукой старой торговки.

Но вот из-за угла, со стороны площади, выбежал какой-то человек и остановился перед запертой дверью виноторговли вдовы Сулайль.

– Заперто? Однако… Это уже слишком! – проговорил он, задыхаясь. – Что, если я опоздал? – И он начал неистово стучать в двери и окна заведения.

Из окна первого этажа старческий голос прокричал ему.

– Ах ты пьяница бесшабашная! Видишь – заперто. Ступай себе своей дорогой!

– Отворите! Отворите, ради Бога! – молил тот. – Меня здесь ждут.

– Что ты там брешешь? В кабаке нет ни души, он давно заперт.

Фрике – это был он – страшно встревожился, не зная, как ему быть, что делать.

В раздумье сел он на ступеньку и нащупал рукой что-то мокрое, скользкое.

– Что это такое? – вскочил он и принялся внимательно разглядывать пятна на ступеньке. Уличный фонарь горел плохо, но и при этом скудном освещении Фрике разобрал, что это кровь, свежая, не запекшаяся кровь…

– О ужас! О горе! Я пришел слишком поздно… Ах, эти женщины… Скольких бед, скольких несчастий бывают они причиной!

Фрике в отчаянии как сумасшедший кидается то в одну сторону, то в другую, шарит, ищет – и натыкается на какую-то бесформенную массу. В ужасе наклоняется он над этой страшной находкой. Тоска сжимает ему сердце, помутившимися глазами вглядывается он в бледное, окровавленное лицо – и узнает Николя!

– Негодяи! – вырывается у него дикий вопль. – Этиоле угадала верно!

И страшные нечеловеческие рыдания вырываются из его груди, в порыве безумного отчаяния кидается он на безжизненное тело своего друга и руководителя. Но почему в такую горькую минуту вспомнил он про маленькую Этиоле? Объясняется это очень просто.

Она встретила накануне Флампена, и тот сказал ей с ехидной, злой усмешкой:

– Фрике-то твой того… Прощайся со своим возлюбленным! Завтрашний вечер не за горами…

Предчувствие чего-то недоброго сжало сердце бедной девушки и она бросилась искать своего юного друга, своего доброго Фрике. Целый день, целый вечер искала она напрасно и встретила его только на следующий день. На следующий, значит, в тот самый день, когда угроза Флампена должна была исполниться.

И бедная Этиоле ломала голову над тем, как бы спасти несчастного Фрике от грозившей ему беды.

А как предохранить его? Надо быть все время с ним, не покидая его ни на час, ни на минуту… Надо изменить свое обращение с ним… Любовью, лаской, страстью удерживать его возле себя весь день, весь вечер, всю ночь… Он, конечно, не догадается о причине такой внезапной перемены.

Фрике исполнилось уже девятнадцать лет, Этиоле около семнадцати.

Она очень мила и грациозна и влюблена в него без ума.

До сих пор юноша был ее другом, только другом. Он знает, что маленькая Этиоле – девушка легкого поведения, что она служила на потеху встречного и поперечного, что она была любовницей Флампена. Фрике знает все это и потому не придает серьезного значения своему чувству расположения к ней, он не собирается связать свою жизнь с жизнью без памяти влюбленной в него маленькой цветочницы.

Целью его жизни, его существования могла бы быть Елена д'Анжель, но их положение так различно, а общественные условия так неумолимо строги!

Маленькая Виржини, конечно, совсем другое дело, он не должен ее чураться. Напротив. Что особенно влечет его к ней, так это ее крошечные, нежные руки, ее бархатные, любящие глаза, ее пылающие губки, нашептывающие такие милые слова, слова любви и счастья.

Да и подоспела тут еще девятнадцатая весна. Маленькая Этиоле пожертвовала собой, но жертва эта не принесла ожидаемого результата.

Фрике не мог пригласить ее к себе, так как у него не было своей квартиры; но она согласилась бы бежать хоть на край света, лишь бы не расставаться с ним в этот роковой день. После она все обдумает и скажет ему всю правду, только не теперь, нет, не теперь.

И она послушно идет за ним, сама не зная, куда он ведет ее.

Фрике приводит маленькую Виржини на улицу Вавен, в квартирку Николя. У него есть свой, запасной ключ.

Тут рассудительный, благоразумный Фрике исчезает и уступает место пылкому юноше, забывающему все и всех под влиянием страстных, горячих ласк любящей женщины.

А у маленькой Этиоле не идет из памяти угроза Флампена, его гадкая, ехидная улыбка. Весь день не расставался Фрике со своей новой подругой. Они и завтракали, и обедали вместе. Настал вечер. Маленькая Виржини была счастлива вдвойне.

Нескончаемая серия пламенных поцелуев была наконец прервана маленьким антрактом. Было уже около половины девятого.

Фрике стал зачитывать разные забавные, смешные записи и заметки, касавшиеся их дела, чтобы позабавить свою маленькую Этиоле, и вдруг заметил сверху, на самом видном месте, какое-то новое письмо, написанное совершенно незнакомой рукой.

Это была записка Марсьяка.

Это было приглашение на рандеву в заведение вдовы Сулайль.

– А-а… Понимаю, понимаю… – говорил себе Фрике. – Я назвался Николем, ну они и адресовали на имя Николя. – Он прочел письмо. – А ведь оно писано-то мне. Значит, на моем месте теперь Николь. А вдруг ему грозит опасность? Моя прямая обязанность бежать туда сейчас же.