Фракталы городской культуры - Елена Николаева

Хронотопы пешеходных улиц (Столешников переулок, Москва)

Справедливости ради признаем, что в европейских мегаполисах дело обстоит несколько иначе, во всяком случае, парков и скверов со скамейками там гораздо больше, хотя лучшие места в «партере» городского театра повседневности все равно чаще всего платные и принадлежат уличным кафе. Да и в российских столицах – Москве и Санкт-Петербурге – ситуация, дойдя до предела, породила режим отрицательной обратной связи: пешеходно-рекреационные зоны внезапно захватили целые улицы исторического центра, порой провоцируя несвязность городской транспортной инфраструктуры и существенно увеличивая дробность фрактальной размерности городского пространства. Сидя на сверхмногочисленных лавочках, вереницей выстроенных по центральной оси улиц, которые стали «невъездными», можно теперь наблюдать «живые картинки» городской культуры. Однако хронотоп этих пространств подвергается сильным искажениям: за исключением знаковых городских «променадов» большинство пешеходных зон либо демонстрируют замедленные ритмы элитных локусов (как в Столешниковом переулке в Москве), либо стремительный темп спешащей толпы рядовых горожан (например, в московском Климентовском переулке). Любопытно также, что расположение скамеек спинка к спинке не соответствует этикетным правилам и символическим значениям отдыха в публичных пространствах города, а встречается только в одной культурной практике – поездке в электричке: то есть присевший горожанин или гость столицы все равно как бы продолжает двигаться, «ехать» в пространстве мегаполиса. Это не мешает маргинальным субъектам городской культуры – бомжам – использовать такие скамейки для сна, поскольку они точно так же «культурно» отдыхают в пригородных поездах.

Кроме того, в отличие от парковых аллей и скверов, где скамейки расставлены с двух сторон вдоль краевых линий пространств «созерцания», на пешеходных улицах «зритель» вынужденно сидит в самом центре людских потоков и сам оказывается «зрелищем» для проходящих мимо граждан. Неслучайно кое-где в московских пешеходных переулках некоторые скамейки спонтанно переместились к краям, вплотную к стенам зданий.

Остается констатировать, что созерцание медитационного типа в городской духовной культуре остается маргинальной практикой и обычно стоит значительных финансовых затрат (стоимость билета в большинство современных музеев еще раз подтверждает это) и, чаще всего, выхода в «предельные» области городского пространства – немногие сохранившиеся лесопарковые зоны или вообще за границы города, на «пленэр».

Город по вертикали: фрактальные игры смыслов

В конце XX века игровая составляющая культуры достигла своего апогея. Игровую модальность приобрели почти все социокультурные практики от сдачи экзаменов-тестов с набором баллов за «квесты» (как в компьютерной игре) и «лотерейных» купонов на автомобиль при покупке чипсов до предвыборных кампаний и социальных флешмобов. Само городское пространство в его физическом измерении все больше становится носителем модуса развлекательности: в постиндустриальном городе остается все меньше промышленных производств и появляется все больше торгово-развлекательных центров. При этом город как концептуальный фрактал культуры и цивилизации воспроизводит игровую модальность культуры не только в изначально развлекательных локусах, таких, как концертный зал или городской парк, но во многих других, даже в некотором смысле священных местах. Так, на московской Красной площади, долгое время имевшей статус особого, сакрально-ритуального пространства, периодически выстраиваются – в прямом и переносном смысле – конструкции средневековой ярморочно-площадной культуры, проводятся эстрадные концерты, спортивные матчи, дефиле мод, организуются чайные городки, ледовые катки, рекламные павильоны известных брендов.

Фрактальный «чемодан» в камерном пространстве старого города

Отличительной особенностью городской культуры всегда было стремление создать собственную «небесную вертикаль», «ось мира», роль которой символически играла башня ратуши, колокольня церкви, высокая стела или монумент основателям, покровителям или защитникам города, телевышка или небоскреб. С течением исторического времени все пространственные и социокультурные элементы в городе, особенно в мегаполисе, принимали все более увеличенные, гипертрофированные формы. Здесь строятся многоэтажные, высотные здания, накапливаются и тратятся сверх-богатства, появляются гипер-маркеты и мега-молы. Городские объекты – это громады (неслучайно один из московских гипермаркетов так и называется), мегалиты Новейшего времени. Неслучайно рекламная акция компании «Lois Vuitton» на Красной площади в декабре 2013 года должна была пройти в огромном (9 x 30 м) Чемодане, высота которого не уступала ГУМу. Внутри гипер-чемодана должна была расположиться выставка «Душа странствий» с винтажными экспонатами – саквояжами и сумками великих князей Кирилла и Бориса, Айседоры Дункан, Греты Гарбо, Эрнеста Хемингуэя, Катрин Денев и других знаменитостей. Примечательно, что этот рекламный артефакт представлял собой увеличенную копию дорожного чемодана русского князя Владимира Орлова, то есть павильон оказывался не только концептуальным фракталом знаменитого бренда, но и классическим геометрическим фракталом.

Однако выставка не состоялась, и Чемодан был разобран, ни разу не открывшись. Не вдаваясь в обсуждение формальных причин отмены этого мероприятия, отметим, что главную роль тут сыграл «эстетический» фактор. На самом деле, огромный чемодан был поставлен в центр старого города, который имеет совершенно другой хронотоп с медленными волнами исторического времени и «камерной» пространственной размерностью (см. раздел «Столица как концептуальный фрактал культуры» второй главы). При этом гипер-чемодан, несмотря на свою «архаичность», прекрасно вписался бы в пространство любой широкой площади эпохи (пост-) постмодерна, обрамленной высотными зданиями.

Очевидно, что городское развлекательное пространство – особенно крупных мегаполисов – имеет не только широкую горизонтальную локализацию (по существу, это весь город), но и значительную вертикальную протяженность. Его вертикальная ось начинается под землей и заканчивается на крышах высотных зданий. Причем именно крайние локусы этого трехмерного пространства являются наиболее акцентированными – концептуально или с позиций статусного имиджа: максимальный удельный вес на вертикальной оси городского пространства развлечений имеют крайние позиции низа и верха. Нижние пространственные уровни материализуются в виде подземных торгово-развлекательных центров, таких, как, например, Охотный ряд на Манежной площади, и окультуренных подвалов, занятых кафе, барами, арт-салонами и т. п. Даже подземные пешеходные переходы стали средоточием недорогих попутных развлечений: безделушечного шоппинга и импровизированных концертов уличных певцов и музыкантов.

Метро, которое является стохастической фрактальной копией «верхнего» города, становится, как и положено «нижнему» (подземному, темному, подсознательному) миру, местом виртуальных соблазнов, визуальных желаний и мифологической инициации[153]. И если парижское метро с подачи Хулио Кортасара (новелла «Рукопись, найденная в кармане», 1974) выступает как место пронзительной борьбы с одиночеством, жестокой игры в тотализатор со случайностью встречи и любви, то московский метрополитен в коллективном сознании – подземный дворец, музей советской истории и культуры, по которому туристические фирмы водят экскурсии. Уже существует (пока еще в качестве идеи) проект метро-мультипликации, которую можно будет смотреть из окон движущегося по тоннелю вагона. При этом московское метро средствами рекламной и PR-мифологии открыто заявляет о своем музейном статусе: на рекламных плакатах электричка едет по галерее с развешанными на стенах картинами, а роденовский Мыслитель притулился у стены точь-в-точь как знаменитый красноармеец со станции «Площадь революции». Более того, по Сокольнической линии курсирует ретро-поезд «Красная стрела», в дизайне которого полностью воссозданы экстерьер и интерьер первых вагонов 1935 года, на Калининско-Замоскворецкой линии можно зайти в «филиал» истории Москвы – в поезд «Народный ополченец», в вагонах которого размещены документальные фотографии времен Великой Отечественной войны, а на Арбатско-Покровской – проехаться внутри картинной галереи поезда «Акварель», экспонаты для которой выполнены школой С. Андрияки. Есть в московском метро и настоящие выставочные залы: на станции «Воробьевы горы», где проходили, например, выставки фарфора знаменитых российских заводов (2010 г.) или кукол из музея театра им. С. В. Образцова (2011 г.). А вестибюль станции метро «Выставочная» изначально включает в себя балконную галерею для экспозиций произведений современного искусства. Подобные «музейные» пространства есть в недрах многих метрополитенов мира (лондонском, мадридском, стокгольмском, афинском и др.).