Обреченная (СИ) - Тихая Елена

— Вас я точно не помню, но тогда у меня ужасно разболелась голова, воспоминания как в тумане, и ехала домой я немного дольше обычного.

— Наверное, это ее влияние. Она приложила все свои силы.

— А как она это делает? И почему не подействовало?

— Джанет необходимо смотреть при этом прямо в глаза, и воздействовать она может только на одного. А вот почему не подействовало, мы не знаем, но у нас есть теория.

— Какая?

— Однажды она пришла к отцу на работу, когда он оперировал, а в холле разгорелся скандал. Одному буйному мужчине кто-то что-то не так сказал. И никто не мог его успокоить. Обычно этим занимается отец, но его не было. Тогда Джанет решила стереть его негативное воспоминание и повод скандалить. Но у нее ничего не вышло. Она рассказала об этом отцу, а он уже позже выяснил, что у того мужика гвоздь в голове. Так мы и предположили, что именно из-за этого обычного гвоздя она и не смогла на него подействовать.

— И что ты хочешь сказать? — возмутилась я, — Что у меня в голове гвоздь?

— Нет, что ты! Возможно, твое заболевание не пропускает Джанет в твою голову!

— Какое заболевание? — холод прошел по телу. Я испугалась, что где-то незаметно проболталась и не помню.

— Ну, как же! Нарушение кровообращения! Ты же сама говорила! — подозрительно сузив глаза, проговорил Габриель. Какое облегчение!!!

— То есть у меня мозги набекрень? Ну, это не новость! Я вообще какая-то неправильная, — глубоко вздохнув, призналась я.

— Конечно, не правильная. Тебе давно пора спать! Мы же еще увидимся?

Он подошел ко мне и очень нежно и осторожно погладил по щеке. Щека под его рукой вновь вспыхнула. Я смотрела в его глаза и тонула в их темноте.

— Ты уже нарисовал? — спросила я, когда он отстранился.

— Да, хочешь посмотреть? — улыбаясь, спросил он.

— Конечно! Еще спрашиваешь!

Он подвел меня к окну, в которое светила луна и повернул мольберт. Такого я еще никогда не видела. Обстановка в комнате была немного в синеватых тонах, а девушка, сидящая на кровати…как живая. Создалось впечатление, что она сейчас встанет и пойдет по своим делам. Даже ее немного растрепанные волосы смотрелись не как воронье гнездо, а как творческий беспорядок, красивая легкая небрежность. А халат приобрел новые краски и силуэт, его даже домашним халатом назвать было трудно. Это точно была не я.

Я онемела от такой картины, а Габриель наблюдал за моей реакцией.

— Ну, как? Нравиться? — тревожным голосом спросил Габриель. Будто такое может не понравиться!

— Еще бы! Но это точно не я! Ты нарисовал совершенную девушку. Она будто живая, — я не знала, как выразить словами весь букет нахлынувших на меня эмоций.

— Это ты! Ты себя недооцениваешь. Я вижу тебя такой! — с такой нежностью говорил он.

— Значит, ты меня идеализируешь!

— Рад, что тебе понравилось. Она будет венцом моей коллекции! А сейчас тебе пора спать!

Я не могла оторвать глаз от девушки на картине, все ждала, что она оживет. Я просто кивнула в ответ.

— Спокойной ночи, — сказал он и исчез вместе с картиной.

— Спокойной ночи, — прошептала я в пустоту.

Ночь прошла, как всегда. Опять сны всю ночь снились. Завтрак прошел спокойно: Том поджарил яичницу, а я ограничилась кукурузными хлопьями с молоком. Интересно, папа забыл про субботу?

Словно прочитав мои мысли, Том поднялся и поставил тарелку в раковину.

— Насчет субботы… — начал он, включая воду.

— Да, папа? — с опаской спросила я.

— Так с кем ты идешь на рождественский бал?

— Я встречаюсь с Габриелем Турненом, с ним и иду, — внутренне поморщилась я. Ну зачем он спросил и заставил меня это сказать? Хотя все равно когда-нибудь надо было сказать!

Том замер, а потом медленно повернулся ко мне.

— Младший сын доктора Турнена?

— Да. Ты что-то имеешь против?

— Нет. Просто рад. Я видел его как-то. Он красавчик, — улыбаясь, констатировал отец.

— У меня всегда был хороший вкус, — усмехнулась я.

Бедный отец, лучше ему не знать, кто этот красавчик.

Махнув рукой на прощание, отец ушел, а я пошла наверх, чистить зубы и собирать учебники. Я быстренько собралась и вышла. Я с нетерпением ждала встречи с Габриелем.

Вспоминая, как вчера в моем форде оказалась роза, я шла к нему с улыбкой на лице. Я и не предполагала, что сегодня не буде исключением. Прямо через стекло я увидела необычайно красивый цветок. В этот раз это была белоснежная лилия. Я тяжело вздохнула, открыла все двери машины, опустила все стекла, и с зажатым носом вынесла его на улицу. Мне было очень приятно такое ко мне внимание, но на лилии у меня была страшная аллергия. Поэтому я и в дом ее не стала заносить. Я, наоборот, вынесла из дому банку с водой и поставила ее прямо у входа. Я делала это все, максимально стараясь не вдыхать ее запах, поскольку реагирую именно на него! Через несколько минут, убедившись, что основной запах выветрился, я все-таки села в машину и направилась в школу.

Приехала я почти последней. Мест на стоянке уже не было. Темно-зеленый "мерседес", конечно же, уже был на своем обычном месте. Правда, Габриеля возле него не было. Что-то мне подсказывало, что он решил в очередной раз меня испугать. Я резко развернулась. Мои подозрения были не беспочвенными. Прямо за моей спиной стоял как всегда великолепный Габриель Турнен. Он улыбался, а я прищурилась.

— И когда же ты перестанешь меня пугать? — сразу предъявила я претензию, хотя сама улыбалась. Я была безумно рада его видеть.

— Когда ты перестанешь выбрасывать мои цветы, — обиженно произнес он.

— Откуда ты? Ты подглядывал! Почему не вышел? — возмутилась я.

— Мне хотелось посмотреть издалека. Почему ты так жестоко поступила сегодня?

— Во-первых, я его не выбросила. А во-вторых, у меня аллергия на лилии. Прости, — проговорила я. Интересно, как интонация моего голоса изменилась в течение одной фразы со строгого до извиняющегося.

— Это ты меня прости. Какие цветы ты любишь?

— Полевые, — выпалила я, не задумываясь. И конечно, последовал вопрос "почему?"

— Любые другие — розы, георгины — красивы, но это классика и за частую банальность (к тебе это не относится, роза была прекрасна), — спохватилась я, — а вот из разнообразных полевых цветов можно собрать множество самых различных букетов. И выглядят они не как из вежливости, а по-настоящему открыто, от души. А еще на такой букет смотришь и сразу веселее становиться! Они разных форм и расцветок, обычно очень ярких и жизнерадостных, — с улыбкой проговорила я.

— Понятно, — проговорил он, будто записал где-то у себя во внутренний блокнотик, — А какую музыку ты любишь?

— Это допрос? — удивилась я, — Тебе зачем?

— Хочу знать о тебе все! Тем более, что сегодня моя очередь. Помни, ты вчера сама мне разрешила задавать вопросы! — усмехнулся Габриель. Я же тяжело вздохнула, вспоминая, свое обещание.

— Какую музыку ты любишь? — повторил он вопрос с видом следователя по особо опасным делам.

— Within Temptation. Я вообще люблю такую музыку. Ты мог это уже понять. Я ведь играю в школьной группе. Кстати, завтра будет предпоследняя репетиция перед балом.

— Какой твой любимый драгоценный камень?

— Вообще-то я очень плохо разбираюсь в драгоценностях. Мама мне все уши прожужжала, что девушка обязана знать камни, — вздохнула я, теребя свой локон, — зато, я знаю, какой камень не люблю точно — янтарь и рубин. — Я рассказала больше, чем хотела.

— Почему? Это очень красивые камни! — удивился Габриель.

— Янтарь, потому что мой собственный оттенок кожи желтоватый, а в сочетании с янтарем вообще…на мумию похожа. А рубин, даже не знаю. Он слишком яркий, броский. — Зарделась я.

Целый день он выспрашивал мелкие подробности моей жизни, причем вид у него был вполне серьезный. Будто учитель, принимающий экзамен. От собственной мысли мне стало смешно.

— Что смешного? — спросил он тут же, пока мы шли к спортзалу.