Страж империи - Андрей Посняков

– Столоваться с нами будешь?

– М-м-м…

– Лучше с нами. Тогда все припасы – в общий котел, – ухмыльнувшись, Ермолай указал на сидевшего позади, на возу, крепкого рыжебородого мужика. – Алима-артельщика видишь?

– Ну.

– Ему и отдай припасы.

Алексей так и сделал, хотел, правда, спросить про тех четверых, с Еголдаевой – да забыл как-то. Пока с артельщиком говорил, покуда передавал продукты – забыл, а потом и не вспомнил. Не до того было – парня увидал знакомого! Ну надо же… Это ж как же? Он – не он?

Не выдержав, подъехал поближе: ну точно – он! Рыжая бородка, рыжая шевелюра – амбросиевский ведь парень-то! Как же его? М-м-м… Митря!

– Здоров, Митря! Не узнал?

– Не узнал, – спрыгнув с телеги, парень сдвинул на затылок шапку и внимательно посмотрел на протопроедра.

– Ну, помнишь, я еще частенько к старосте вашему заезжал, Епифану? Почти каждый год ездил.

– Постой, постой! – На лице Митри появилась задумчивая гримаса. – Я на людей памятлив… Ха! Так ты не Олексий ли будешь?! Тот, что про Царьград разные были-небылицы рассказывал?

– Да, Алексей я, – широко улыбнулся путник. – Ну, слава богу, вспомнил. Ты куда сейчас, не в родные места?

– Туда. – Парень кивнул и, понизив голос, поведал: – Говорят, прошлолетось все село наше сожгли басурмане. Язм-то в отходниках был, на издольщине – в Литве избы-хоромы рубил.

– Хо?! – неподдельно удивился протопроедр. – Так ты, выходит, что ж теперь – плотник?

– Выходит, плотник. – Митря радостно заулыбался, показав кривые белые зубы.

– А раньше, помнится, пастухом был, – хохотнул Алексей.

Старый знакомец разулыбался еще больше:

– Подпаском. Потом как-то артельщики через село наше проходили… лета два уж тому, а то и поболе – сманили, с ними и ушел. Но все честь по чести – у старосты Епифана отпросился, оброк присылал… Посейчас вот, серебришка заробил, да решил – домой, к матушке. Избу новую срублю, женюсь… Посейчас, слыхал, отстраивается Амбросиево – краше прежнего. Говорят, церкву новую рубят, заместо старой, сгоревшей. Вот я бы тут и сгодился…

– Ты это… – Алексей огляделся по сторонам. – Меньше бы кричал про свое серебришко…

– Так я и…

– Решил, значит, на родную сторонку податься?

– Вот… решил… Слышь! – Митря резко вскинул глаза. – А давай-ка и ты со мной, а? Человек ты всем на селе известный, не чужой, староста тебе – дружка, так и что тебе по чужедальним сторонушкам горя-злосчастия мыкать? Оставайся у нас! Избу миром сладим, девку найдем работящую – женишься, заживешь… А?

– А что? – протопроедр поспешно спрятал улыбку. – И правда – заглянуть, что ли, к вам? Давненько не был в Амбросиеве… Вообще-то, я в Мценск направляюсь, службишку у кого-нибудь раздобыть… у князя, боярина, хана…

– Говорю ж – давай к нам в село!

– В Амбросиево? Хм… А и что ж? Загляну, пожалуй!

Парень явно обрадовался – все не одному возвертаться, – похлопал Алексея по спине, по плечам:

– Вот и добро, вот и славно! На родной-то сторонушке – и воздух слаще!

На том порешив, последние дни все держались вместе – оно веселее, тем более, Митря все прямые пути к родному селу знал. Алексей-то, конечно, хотел бы сохранить их старое знакомство – а особенно, новое решение – в тайне, так, на всякий случай, однако, посмотрев на сияющего, как медный таз, сотоварища, лишь махнул рукой – не получится. Как ни крути – не получится, не тот человек Митря, слишком уж простой, открытый – сразу видать, не служил в сыскном секрете константинопольского эпарха! Ну и ладно – сладилось, уж как сладилось – уж, казалось, и купеческие лошади знали, что Митря-плотник нежданно земляка встретил. Ну почти земляка. И теперь вместе вернутся они в родные мценские края – в село Амбросиево, так-то!

А ведь и вернулись! Добрались! И как ходко – с того момента, как свернули с Муравского шляха, и до того, как из-за верхушек сосен показался сияющий крест новой амбросиевской церкви, и двух дней не прошло! Знал Митрий дороги, знал.

Староста Епифан встретил обоих приветливо, особенно, конечно, обрадовался Алексею – человеку бывалому, воинскому искусству зело обученному. Сразу, как признал, полез обниматься:

– Ну, Алексий, ну, леший… Рад, рад! Что, насовсем к нам иль брешет Митря?

Протопроедр отозвался честно:

– Пока пригляжусь.

– Ну-ну, приглядывайся.

– А что, Епифан, по сю пору грозы здесь часто бывают?

– Да бывают, жара-то стоит – а? Как бы стога да скирды не полыхнули – успеть бы до дождей по гумнам вывозить.

– Успеете! – стоя на высоком крыльце вальмовой Епифановой избы, Алексей откровенно любовался селом: видать, на пользу пошло прошлогоднее разорение, на пользу.

– Что татары-то не примучивают вас?

Староста тут же перекрестился на церковную маковку:

– Да пока Господь миловал. Мы ж теперь – с год уже – под Васильем Московским, под тем, что Темным кличут. А он, после смерти Шемяки-князя, в силу вошел.

– Ах, вон оно что, под Василием, значит.

В отличие от прошлого раза, Епифан нынче отзывался о великом князе московском вполне уважительно – похоже, село и вправду под его рукою покуда никто не доставал – ни жадные татары, ни алчные до чужого добра соседи-рязанцы, ни сам властолюбивый князюшка. Потому вот и поднялось село – и всего-то за год. Да что там говорить, леса вокруг много – избы руби – не хочу.

– Лес-то теперь княжий, – вскользь заметил староста. – А князь повелел на три года нас, как погорельцев, от мыта ослобонить.

Алексей только крякнул – эк, как князь решил мудро. Сам-то бы, наверно, и недопетрил, наверное, посоветовал кто.

Ну, под Москвой так под Москвой. Не хуже чем под Литвою или Рязанью – по крайней мере, для Амбросиева-села.

Протопроедр потянулся:

– Что, Черное болото у вас не повысыхало еще?

– Да не высохло, что б ему пусто было, – Епифан откровенно досадливо сплюнул в разросшуюся за крыльцом крапиву. – Селетось двое телков утопло и один мальчонка, Миколаихи-вдовицы сынок. Помнишь вдовицу-то?

Алексей вдовицы не помнил, однако кивнул для-ради поддержания разговора. Заночевал у старосты в избе. Выпили. Попели песен. После Митря пришел, от матери. Снова выпили. Снова попели. А потом… Потом опять выпили… потом еще… Уже и медовуха, и брага пошла… Наутро гость зенки продрал – господи, худо-то как! Господи!

Староста с полатей слез:

– Чего Господа попусту хаешь? Мишко, лезь в подпол! – это младшему сыну. Тот и слетал живехонько, притащил корчажку. Епифан сыну щелбана отвесил – так, для порядку, чтоб место свое знал – корчажку принял, сам отпил, после протянул гостю. – На вот, похмелись.

– Благодарствую!

Ой, хорошо стало! Ой, хорошо! Не сразу, правда – после второй корчажки, которую они с Епифаном на двоих и располовинили.

– Вкусная у тебя бражка, друже!

– Хо! А ты думал, я тебя каким гнусным зельем пою?!

Ой… Алексей потер виски – вот вчера уж точно, было зелье! И – самое гнусное. А сейчас вот, вроде как и ничего… Главное, чтобы процесс похмелья не превратился в отдельно взятую пьянку, как оно, в общем-то, иногда и случается, и не так уж и редко, можно сказать – часто даже.

Придя в себя, Алексей засобирался на болото. Для виду спросил у старосты лук – зайцев-тетеревов пострелять.

– Да ты попадешь ли?

– А что бы мне не попасть? – подмигнул хозяину гость. – А не попаду сейчас, так хоть ягод поем. Есть на болотине ягоды-то?

– Да есть.

– А шайка никакая не завелася?

Епифан лишь прищурился, да махнул рукой – иди, мол, спокойно, только в болотине не утони, милый друже.

Алексей и пошел. Вдоль реки, по знакомой тропке. По пути в омутке искупался – ух, и водичка уже – прямо мороз по коже! Вынырнул, да скорее на берег, на солнышко… Прислушался – а вроде как кто-то рядом смеется?

Голову повернул – пастушонок! Белоголовый, веснушчатый.

– Ты что тут?

– Стадо пасу дяденько.

– Я вижу, что стадо, – протопроедр с усмешкою обозрел трех неказистых коровенок и двух телков. – Ты чей?

– Миколаихой матушку кличут… Вдова.

– А-а-а… Постой! А староста говорил – ты в болоте утоп?

– То не я, господине, то брат мой старший. Вместе пасли, там трава густая, сочная… А телок наш – оп – и в трясину. Братец вытаскивать, а меня послал людей звать. Пока бегали… – парнишка смахнул слезу. – Давно уж отпели братца.

– Ну, ладно, ладно, не хнычь, – опустил глаза Алексей. – Всякое в жизни бывает. На болотце-то эта тропа?

– Эта, господине.

Алексей хотел было бросить что-то вроде – «тамбовский волк тебе господине», так, со злости похмельной – да передумал, жалко вдруг стало парня. Леденцом бы угостил – да был бы леденец, а так – нечем. Ну и ладно – хоть добрым словом:

– Вижу, ловок ты управляться со свои стадом.

– Да уж, – паренек зарделся и с гордостью шмыгнул носом. – Уж не безрукий.

Поговорив с пастушком, молодой человек зашагал себе дальше к болоту, про себя отмечая, что со времени прошлого посещения ведущая к трясине тропа стала заметно шире, да и вообще светло как-то стало – и кустов и деревьев мало. А раньше-то, раньше этакие заросли были, целые, можно сказать, лесища! Разбойники шайками прятались. И что теперь? Это если так дальше пойдет, к Черному болоту можно будет на иномарке подъезжать… то есть тьфу – на телеге.