Роковой рубин - Дебора Смит

— Это не ты виноват в смерти дяди Уильяма, — сказала она, сев к нему на постель. — Это был просто несчастный случай.

— Они стали драться из-за того, что я сказал, — глухо ответил Джейк. — А теперь я уже ничего не могу поделать. Я даже никому не могу рассказать об этом, кроме тебя. — Он зябко передернул плечами. — Я ее ненавижу. Ненавижу. А Саманта? Как быть с Самантой?

— Племянница тети Алекс? При чем здесь она? — с безмерным удивлением спросила Элли.

Джейк вздохнул. Даже Элли не понимает, когда он пытается объяснить, что связывает его с маленькой девочкой, которую он видел лишь однажды.

— Я должен защитить ее от тети Александры, — он не хотел вдаваться в подробности.

— Почему? — немедленно спросила Элли, наклоняясь к нему. Он не ответил, и тогда она стала его трясти, и трясти нещадно — пока он не повернулся и не открыл глаза. — Что сделала тетя Александра, черт ее побери?

Он едва слышно прошептал:

— Дядя Уильям ее ударил, и она столкнула его с лестницы.

У мамы в голове бил свой собственный барабан, под него она и танцевала. Саманта считала, что это многое объясняет. Так в свои шесть лет она сформулировала одну из величайших тайн жизни.

И теперь она твердо знала, что не ошибается насчет матери. Одним из самых ранних ее воспоминаний было воспоминание о том, как она потеряла маму в военном магазине. Отнюдь не Сэмми ушла от мамы — наоборот, мама, забыв обо всем, вдруг последовала за одной из своих подруг — гадалок. Сэмми с крошечной Шарлоттой на руках оказалась забытой в дебрях бакалейного отдела. Лишь много позже она узнала, что с детьми так поступать не принято, что мама должна была за ними присматривать. Сэмми держалась стоически; она подвела Шарлотту к контейнеру с большими жестяными банками орехов, и они сели на краешек, печально глядя на эти блестящие банки, — ждать маму.

Пока мама, спохватившись, не вернулась, человек шесть взрослых успели спросить, не потерялись ли они. На что Саманта неизменно отвечала: «Нет, нам просто нравится сидеть около орешков».

Она не хотела быть такой, как мама, — хотя мама была доброй и ласковой. Папа никогда бы их не потерял, ни при каких обстоятельствах.

— Когда я увижу Джейка? — Сэмми спросила об этом, как только мама сказала, что они полетят к тете Александре, и еще раз, когда они собирались, и снова-в самолете, и в другом самолете, на который они пересели в Атланте, и в большой машине тети Александры, которую та прислала за ними в Эшвилл, и в очередной раз спрашивала сейчас, в тишине их спальни в громадном доме тети Александры.

Итак, они вернулись в город, где она произнесла свои первые слова, туда, где, как она живо помнила, ей впервые захотелось заговорить — из-за темноволосого мальчика, который заставил ее почувствовать, что это ему необходимо.

Вещь абсолютно понятная, хотя вообще в жизни было множество вещей, Саманте непонятных. Вот, например, она знала, что дядя Уильям умер, но что такое человеческая смерть? То же самое, что смерть шнауцера по кличке Шнапс, принадлежащего фрау Миллер? Она жила в соседней с ними квартире. Пес попал под автобус. Саманта понимала, что мертвых людей хоронят с гораздо большей помпой, чем мертвых собак, а фрау Миллер просто завернула его в газеты и сунула в мусорный бак. Совершенно очевидно, что если мама не остановилась перед тем, чтобы на неделю расстаться с папой и Шарлоттой, и они с Сэмми самолетом летели до самой Америки, чтобы увидеть, как похоронят дядю Уильяма, то его вряд ли засунут в мусорный бак. Стоило ли тогда вообще ехать сюда?

Мама в длинной юбке сидела по-турецки на белом ковре, и Сэмми решительно повторила свой вопрос.

— Лапонька, — сказала мама, — когда вы познакомились с Джейком, ты была совсем маленькая. Целых три года прошло. Я думала, ты о нем уже забыла.

— Нет, не забыла. Потому что, когда я с ним заговорила, ты сказала, что это чудо. Я думаю, в мире не так уж много людей, которые умеют делать настоящие чудеса. Джейк не такой, как все.

— Я должна объяснить тебе кое-что насчет Джейка. Видишь ли, когда тетя Александра выходила замуж за дядю Уильяма, он подарил ей очень необычный подарок.

— Должно быть, он сильно ее любил.

— Да, я тоже так думаю. — Мама вдруг стала очень грустной. — Он подарил ей рубин, который принадлежал его семье с очень-очень давних пор. Но все дело в том, что этот камень дядя должен был отдать своей сестре, маме Джейка.

— Вот это да! Он что, должен был жениться на своей сестре? Я не знала, что такое бывает.

Мама посмотрела на потолок, словно стараясь получше сформулировать то, что хотела сказать.

— Да нет, жениться на сестре нельзя. Просто рубин был наследством матери Джейка. — Мама заволновалась и заспешила, как всегда, когда Сэмми своими вопросами ставила ее в тупик. — В общем, мама Джейка не любит тетю Александру, потому что та владеет ее рубином. И теперь, когда дядя Уильям… когда дяди Уильяма не стало, им больше незачем поддерживать хорошие отношения.

— Так пусть тетя Александра отдаст ей этот рубин.

— Вряд ли это возможно. Но я не об этом, пойми, мама Джейка и вся ее семья не любят твою тетю. — Мама замолчала, пристально глядя на поникшую Сэмми. — Ты ведь знаешь, что такое честь. Папа все время говорит об этом.

Сэмми кивнула.

— Это десять заповедей и присяга. Это правила, по которым должны жить добрые люди.

— Да, дорогая. И вот что получается: поскольку твоя тетя не отдаст рубин, семья Джейка не станет с ней дружить. А поскольку ты и я — часть семьи тети Александры, они не станут дружить и с нами тоже.

Сэмми недоверчиво посмотрела на нее.

— Джейк не станет со мной дружить?

— Нет, лапонька.

— Но раньше он ведь был моим другом.

— Раньше он всего этого не знал. И ты тоже. А теперь вы оба выросли и можете это понять.

— Тогда я не хочу никакой чести! — решительно заявила девочка.

— Сэмми, мне очень жаль. Ты, конечно, можешь поздороваться с ним на похоронах дяди Уильяма, но я не знаю, ответит ли он тебе. Он уже большой мальчик. И он так горюет по дяде Уильяму, что, наверное, не захочет разговаривать…

— Он разговаривал со мной еще тогда, когда я не могла ему ответить. — Она сжала кулачки, борясь с подступающими слезами. Папа говорил, что плакать — это тоже недостойно. Она не будет плакать, но и чести, как они это называют, ей никакой не нужно. Раз из-за этого рушатся такие важные вещи. Она не хотела нарушать папины правила, но совершенно не в силах была понять, как же это все может быть. — Он разговаривал со мной, — повторила она. — И я буду говорить с ним. Неважно, хочет он этого или нет.

Сэмми подбежала к окну, из которого струился такой яркий свет, что у нее заслезились глаза — заслезились сами, и никакое правило не было нарушено.