Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

«Освещение Китая», по признанию самого Николаевского, «почти не производилось». На этом основании он распустил имевшийся состав резидентуры и заменил его лицами, владевшими китайским, японским, английским и монгольским языками. По месту своей службы агенты имели тесную связь со штабами войск как в Харбине, так и в Мукдене, а по роду своей службы были прикреплены к определенному району.

Стоимость агентурной сети вместе с собственным содержанием, выпиской и переводами текущей японской и китайской прессы обходилась Николаевскому до 1500 иен в месяц. При этом ясно было, что отсутствие достаточных средств не позволяет агентурной сети достигнуть ощутимых результатов.

Присматриваясь к работе английской и французской разведок в Северо-Восточном Китае, Николаевский отмечал, что содержание разведки «…им, несмотря на колоссальный аппарат, ничего не стоит благодаря наличию в их руках ряда коммерческих предприятий, как-то: сельскохозяйственных ферм в Мукдене, автобусное и автомобильное движение, табачные фабрики и пр.».

Констатируя априори факт отсутствия денег на создание коммерческих предприятий, Николаевский предлагал прибегнуть к использованию контрабандного товара из Советской России для снабжения им видных китайских сановников, японских консульских и военных деятелей, которые были чрезвычайно падки на этот товар и им приторговывали.

Общим отрицательным местом в организации агентурной работы в Китае в то время была частая смена руководителей, не всегда вызванная объективными обстоятельствами. Не миновала эта чаша и Николаевского.

Уже в июле 1923 г. он передал агентурную сеть в Харбине (14 человек) и Мукдене (6 человек) Перевалову, очередному резиденту Центра.

К концу октября 1923 г. Перевалов, занимая должность сотрудника представителя НКИД в Харбине, «ликвидировал» агентуру Николаевского и обратился в разведывательную часть штаба 5-й армии (начальник разведывательной части, в последующем разведотдела штаба А. П. Аппен) с просьбой отправить его «…в Москву для принятия участия в работе на Западе». Ходатайство Перевалова о переводе было удовлетворено в мае следующего года. К этому времени он ограничивался «услугами» четырех осведомителей, которые в действительности занимались только переводами китайской прессы.

В июне 1923 г. в Харбин под прикрытием должности сотрудника управления уполномоченного НКИД СССР был направлен Борис Николаевич Мельников, бывший до этого начальником 2-го отделения агентурной части Разведывательного отдела Управления 1-го помощника начальника Штаба РККА.

Трудно переоценить роль этого человека в организации советской военной разведки на Дальнем Востоке. В апреле 1924 г. начальник Разведывательного управления Штаба РККА Я. К. Берзин следующим образом характеризовал своего подчиненного: «Тов. Мельников, Борис Николаевич… в разведке специально по Д/В работает с 1920 года. Лично побывал в Японии, Китае и в Монголии. Изучил и знает во всех отношениях как Китай, так и Японию. Весьма развитый и разбирающийся в сложной обстановке работник, не увлекающийся и не зарывающийся. Политически выдержан. Большая работоспособность и инициатива». И такого специалиста начальник Разведупра вынужден был передать для работы в Народный комиссариат по иностранным делам, так как этого «требовали интересы Республики».

Именно Мельников, по утверждению Я. К. Берзина, вел «разработку плана организации нелегальной резидентуры Рамзая – Зорге в Японии» и инструктаж самого Зорге в 1933 г.

Следствием установления советско-китайских дипломатических отношений в мае 1924 г. явилось открытие советского полпредства в Пекине и консульств во многих административных центрах (и не только) китайских провинций. В Маньчжурии же произошло признание де-юре существовавших ранее полуофициальных представительств СССР с одновременным их переименованием, как, например, управление уполномоченного НКИД СССР в Харбине стало генеральным консульством, разумеется, с новыми штатами.

Однако процесс открытия консульств затянулся на месяцы; с еще большей задержкой появились на местах резиденты Разведывательного управления под «крышей» сотрудников НКИД. Нередко обещанные должности приходилось «выбивать» у Наркомата по иностранным делам и далеко не всегда с положительным результатом. Люди уже находились на местах, а обещанные должности все не выделялись, невзирая на многомесячную переписку. И это при том, что военное ведомство готово было взять на себя часть финансирования выделяемых должностей.

В июне 1924 г. на должность консула в Харбине под фамилией Ивана Петровича Грандта был направлен Арвид Янович Зейбот112, начальник Разведывательного отдела Управления 1-го помощника начальника Штаба РККА, т. е. бывший руководитель всей советской военной разведки. С 1925 г. по июнь 1926 г. Зейбот был генеральным консулом СССР в Харбине. Одновременно он занимал должность члена правления КВЖД. На этом посту Зейбот решал организационные вопросы в интересах военной разведки.

Пекинское и Мукденское соглашения 1924 г. регулировали, хотя и временно, советско-китайские отношения в части совместной коммерческой эксплуатации КВЖД. Должность заместителя председателя правления Китайско-Восточной железной дороги с 1924 по 1925 г. занимал другой бывший руководитель военной разведки – Ян Давидович Ленцман113, который в августе 1920 г. – апреле 1921 г. был начальником Регистрационного управления Полевого штаба РВСР (с 4 апреля 1921 г. Регистрационное управление стало называться Разведывательным управлением Штаба РККА). Новая должность позволяла ему выделять «крышевые» штатные единицы для сотрудников разведки.

Уже сам факт присутствия в Китае в 1927–1929 гг. двух бывших руководителей военной разведки свидетельствовал о том, какое значение этой стране придавало советское правительство и коммунистическая партия. Более того, 30 декабря 1926 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о назначении первого руководителя советской военной разведки Семена Ивановича Аралова114 представителем советского правительства при национальном (уханьском) правительстве в Китае (в Ханькоу). И только зигзаги тамошних политических реалий в Китае воспрепятствовали выезду С. И. Аралова в Китай.

Тем временем Анатолий Ильич Геккер стал первым советским военным атташе в Пекине (июнь 1924 г. – май 1925 г.). В 1925–1929 гг. он уже являлся членом правления КВЖД. Довольно странная метаморфоза.

Следующим военным атташе на короткий срок, как и все последовавшие за ним военные руководители, стал Николай Михайлович Воронин (май – октябрь 1925 г.)115.

А. В. Благодатов116, находившийся в Китае в 1925–1927 гг. в качестве военного советника, в своей книге «Записки о китайской революции. 1925–1927», вспоминая о деятельности Воронина в Пекине, писал: «После отъезда А. И. Геккера в Советский Союз на пост военного атташе был назначен бывший член Реввоенсовета Ленинградского военного округа Н. М. Воронин. Он был невысокого роста и так сильно хромал на одну ногу из-за ранения во время Гражданской войны, что ходил вприпрыжку. Благодаря его походке, он сразу же бросался в глаза обитателям посольского квартала, благо к тому же он отличался общительным характером. Как бы он ни переодевался, иностранные разведчики по походке тотчас же узнавали советского атташе… На плечи Воронина легла весьма тяжелая и ответственная задача: в сложной обстановке Китая руководить работой военных советников через начальников групп – крупных и авторитетных военачальников Красной армии, таких как В. К. Путна, В. К. Блюхер, Н. В. Куйбышев, В. М. Примаков. Одновременно Воронин должен был выступать как авторитетный референт по военным вопросам нашего посла Л. М. Карахана».

С 22 октября 1925 г. военным атташе в Пекине был утвержден Александр Ильич Егоров, известный полководец Красной армии, но уже в марте 1926 г. он был отозван в СССР.

До августа 1926 г. и. о. военного атташе в Пекине был имевший опыт разведывательной работы Альберт Янович Лапин (Лапинь, Лапиньш)117, который до этого состоял в группе военных советников сначала в Кайфыне, а затем в Калгане. Его переводу из Кайфына предшествовала поданная по команде докладная записка «Оценка основной линии нашей работы в т. н. национальных армиях в Китае», представлявшая собой «…пространный принципиальный доклад… о вреде нашей работы в Китае».

Последним военным атташе в Китае (сентябрь 1926 г. – апрель 1927 г) был еще один бывший руководитель военной разведки – Роман Войцехович Лонгва.

Деятельность военных атташе регламентировалась «Инструкцией военным представителям, посылаемым в иностранные государства» от 22 декабря 1920 г. (вскоре военные представители начнут называться военными атташе). Инструкция учла особенности становления института советских военных атташе: в начале 20-х годов на должность военного и морского представителей в основном назначались бывшие офицеры Генштаба Российской армии и Морского флота, перешедшие на сторону советской власти и которые в подавляющем своем большинстве были беспартийными. В связи с этим предусматривалось введение в аппарат военного представителя на должности помощников военного представителя членов партии, на которых возлагалось руководство агентурой. Так, в докладе по Регистрационному управлению Полевого штаба на имя заместителя председателя РВСР Э. М. Склянского от 28 октября 1920 г. «…ввиду предстоящей посылки в Финляндию нашей дипломатической миссии и открывающейся возможности послать и военное, и морское представительство» испрашивалось утверждение следующих кандидатур: