Птицеед - Алексей Юрьевич Пехов

и учёных ненавидят все мало-мальски разумные существа. Огромная, величиной с дом, словно утюг с колёсами, сверкающая медью хреновина движется медленнее лошади и спорит своей стремительностью с улиткой. Она может тащить восемь вагонов и колоссальную массу груза по проложенным через Шельф полосам рельс.

Они, одной колеей, протянуты к андеритам. Поезда за рейс туда и обратно жрут с десяток солнцесветов и смердят как задница Лорда Кладбищ. Корень солнцесвета, высушенный, мелко порубленный – их топливо. И корень, следует заметить, пахнет не так, как сушёный стебель того же цветка. Если от огненного порошка, который мы засыпаем в ружья и пушки, всего лишь воняет, то от этой отравы при сгорании так разит, что находиться рядом без масок с угольными фильтрами невозможно.

Полагаю, и Светозарные не смогли бы.

Даже Птицы.

Поэтому поезда никогда не получат распространения в городской черте. Градоначальника просто побьют, а затем утопят в ближайшем фонтане. Но армейские урии не столь щепетильны и вполне положительно оценивают чудо магической техники. Пускай ползут медленно, но зато способны перевезти кучу пушек. Пускай воняет, но никто не разоряется на лошадях, для которых дорога к Шельфу – это путь в один конец.

Я, конечно, мягко опускаю такие причины, как конкуренция между Домами, колдунами, уриями, патенты, монополия на строительство, шкурные интересы генералов и другие, право, совершенно незначительные и абсолютно никому не интересные мелочи.

Признаюсь, они и мне не интересны. Главное, что в Айурэ этих штук нет и никогда не будет. Так что я спокойно могу открывать окна.

Низкий дребезжащий гудок пролетел по округе, и я напялил маску. Затем подтянул ремни, и она больно прижалась к переносице и щекам. Потом останется след, но зато не захочется наложить на себя руки, когда из паровозной трубы повалит охряный дым.

«Соломенные плащи» уже шли к сорокафутовому вагону-платформе. Там нас ждал последний контроль перед дорогой на Айурэ. Нам ещё раз проверили зрачки, не заметив ничего подозрительного. Под опись секретаря, каждый из нас бросил на платформу мешок с землёй Ила, как того требует многовековой закон, и получил право пройти на неё, рассаживаясь на длинные скамьи.

Вещи отряда (сёдла, сумки, ружья, плащи) свалили прямо на пол, рядом с мешками и большим массивным ящиком. В одном месте плотник небрежно подогнал грубые сосновые доски друг к другу и сквозь маленькую щёлку, подчиняясь силам природы, тянулся к небу хилый бледно-розовый цветок.

До конечной остановки у нас будет приятное соседство с останками Кровохлёба, который спешил навстречу к потирающим ладошки колдунам и учёным.

После Ила воздух Айурэ пьянил не хуже, чем пара бутылок розового игристого на голодный желудок. Он пах жизнью, свободой, лёгкостью и свежей зеленью ласкового начала лета.

В этом воздухе можно было купаться, пить жадными глотками, ощущая, как его волшебство проникает в тебя, вымывая из тела всё то, что пристало в Иле. Боль, страх, сомнения, тревоги, смерти. Чувствуешь невероятное счастье освободиться от этих незримых ядовитых цепей недружелюбного мира, которые надеваешь на себя по собственной воле.

Каждый раз, возвращаясь в родной город, я размышляю: чтобы научиться ценить всё то хорошее, что нас окружает, стоит оказаться за пределами привычного мира. Познать его тьму. И вновь очутившись дома, под светом не холодного вечного месяца, а тёплого благосклонного ко всем солнца, родиться почти что заново.

Впервые, благодаря брату, в Иле я оказался в десять лет. Он рано начал меня учить жить там, где большинство умирало. И с тех пор ничего не изменилось – возвращение всё так же пьянит.

От вокзала, где останавливаются поезда, до предместий Айурэ больше двух часов конной езды. Нас, по традиции, ждал наёмный экипаж, в который впряжены четыре широкогрудых коня. Они сильны и выносливы, то, что надо, чтобы тащить массивный омнез и его пассажиров.

В нём отправились семеро: я, Капитан, Болохов и Плакса в карете. Громила на козлах, а Жан с Манишкой на втором этаже, на крыше, с ружьями. Остальные кавалькадой двигались следом за нами вплоть до города.

Несмотря на то что булыжники вещь крайне опасная и не каждый может брать их в руки, всегда найдутся те, кто решится избавить других от богатства. Благо деньги серьёзные. С «Соломенными плащами» такого никогда не происходило, но всё случается в первый раз. И лучше к этому быть готовым.

Мы въехали в Айурэ, так что я не преминул сверкнуть лучшей из своих улыбок. Плакса фыркнул:

– Не знай сколько ты ходишь по Илу, счёл бы, что ты знатный домосед.

– Я люблю свой город.

Я и вправду его люблю. Он никогда не делал мне зла и часто укрывал от бед широкой спиной. Считаю, стоит рассказать о нём особо.

Айурэ стар и живёт под солнцем и звёздами уже тысячелетие. А может, и больше, если верить университетским историкам. Он жил и процветал ещё до вторжения Птиц, был захвачен ими на двести сорок два года и практически уничтожен, когда восстал Когтеточка и его сторонники.

Чтобы после его отстроили заново.

Айурэ расположен на самом конце Золотого Рога, в колоссальной, почти круглой котловине. С юга он ограничен хребтом, который называют Курганами Рут, с запада и востока – пологими отрогами, с которых стекает множество ручьев, собирающихся в речушки, и все они вливаются в старую реку Эрвенорд, изрезавшую котловину широкими атласными петлями. На севере река, дробясь на рукава и протоки, образует дельту и сливается с Домашним морем. Если точнее – морским заливом. До открытого моря по его извилистому руслу плыть полдня.

В заливе несколько прекрасных островов, а на противоположном берегу, раньше диком и лесистом, теперь пригороды Айурэ: бесконечные склады, новый порт, мануфактуры, верфи и районы тех, кто не желает или не может жить на основной стороне. Впрочем, есть там и с пяток неплохих парков, где Великие Дома любят проводить весёлые мероприятия, вроде охоты или ещё какого приёма. Им принадлежит много земли.

Когда город восстановили после изгнания Птиц и ещё раз восстановили после той бучи, что устроили Светозарные, дерясь друг с другом за право стать самым сильным, то спроектировали заново, если, конечно, не считать старые районы вроде Совиной Башни или Вранополья.

Там так и осталась любимая мною хаотичная застройка нависающих друг над другом зданий, накренившихся башен, узких проулков, изгибающихся под странными углами по велению безумных строителей прошлого. Где можно затеряться во внутренних или проходных дворах, выныривая в совершенно нелогичных местах и упираясь то в стену Пряности, то в кладбище Розовых надежд.

Внешне большая часть Айурэ хоть и изменилась – её построили на прежних фундаментах. И этот