Миллион миллионов, или За колёсиком - Александр Анин

Дети бегали друг за другом не просто так: шла самая настоящая охота, все против всех! Самое интересное, что убитые мгновенно превращались в маленькие разноцветные карамельки, которые тут же съедались более меткими стрелками.

Золотая стрела тонко свистнула возле его уха, с тупым стуком воткнулась в дверь за спиной. И он понял, что стоящий на одном месте, безоружный, представляет собой лёгкую добычу для безжалостных охотников. Он быстро огляделся по сторонам, заметил у стены справа длинный стол с выложенными на нём луками и стрелами и, ловко уворачиваясь от выстрелов, понёсся туда. Добежал, закрепил на поясе ремешок с колчаном, вложил стрелу в лук и немедленно выстрелил в пробегавшего мимо мальчика с чёрными вьющимися волосами. Тот коротко ойкнул (стрела попала ему куда-то в бок), споткнулся и на пол упал уже зелёной конфеткой, которую он, гордый собой, немедленно подобрал и положил в рот. Карамель оказалась с кисло-сладкой начинкой и приятно щекотала горло. Стало весело. Он засмеялся, подпрыгнул и побежал по кругу, зорко следя за другими, выбирая новую цель.

Он потерял счёт времени (казалось, время здесь не существует вовсе); бегал, не чувствуя усталости, хитрил, чтобы не стать чьей-нибудь жертвой, стрелял во все стороны, чаще промахивался, но иногда попадал. И когда попадал, то с удовольствием поедал конфеты, зелёные, красные, синие, все разные на вкус и каждая умножала силы и веселье.

Уже несколько раз он промахивался по одной и той же девчонке, худенькой, высокой, с прямыми белыми волосами. Она была очень ловкая, наверное, ловчее всех, и именно её ему больше всего хотелось подстрелить. Она, похоже, тоже выделила его, старалась не упускать из виду, и раз за разом её стрелы пролетали всё ближе. Наконец, он вроде подловил её у основания лестницы, когда она, уворачиваясь от чьего-то выстрела, оступилась и потеряла равновесие. Улучив момент, он быстро прицелился и отпустил туго натянутую тетиву. Стрела запела в воздухе по дороге к её шее, но в последний момент девочка ухитрилась пригнуться; стрела, пройдя чуть выше её головы, вонзилась в ступеньку.

Он спешно снарядил лук, чтобы достать её повторным выстрелом, и ей ничего не оставалось, как спасаться бегством вверх по лестнице. При этом она подставила спину, и он уже был готов послать смертельную стрелу ей вдогонку. Но тут (досада!) ему самому пришлось спешно прятаться за перилами лестницы от стрелы, пущенной в него откуда-то сбоку.

Когда он вновь оказался на лестнице, то увидел лишь, как наверху мелькнул край её розового платья, девочка была уже на втором этаже. Он бросился в погоню и, пробежав по ступеням, увидел её убегающей вдоль длинного слабо освещённого коридора. Расстояние было слишком велико, но он всё же выстрелил; стрела, не долетев, отклонилась и высекла искры из стенного камня. Девочка, обернувшись на бегу, обидно захохотала и в следующее мгновенье скрылась, как ему показалось, в стене. Но, добежав до этого места, он обнаружил узкий проход, ответвление от основного коридора.

Здесь было совсем темно, слабый свет виднелся далеко впереди, и он потихоньку пошёл вперёд, боясь в любую секунду получить стрелу в грудь. Но обошлось, соперница и не думала поджидать его здесь. Крадучись, он добрался до конца прохода и осторожно огляделся. Перед ним, тускло освещённая через витражные окна, находилась пустая круглая площадка, не меньше десяти шагов в диаметре. Каменная кладка, образуя правильный цилиндр, уходила вверх; оттуда, с высоты, почти до самого пола свисал огромный маятник. Он понял, что попал в часовую башню, впрочем, маятник был недвижим, часы стояли. Зато вдоль стен по окружности шла неширокая лестница, по которой он двинулся, стараясь держаться подальше от края.

Подъем был долгим, руки устали держать оружие наготове, мускулы противно ныли. Наконец, лестница привела к верхней площадке с вырубленным в полу квадратным люком. Люк был открыт, он с опаской высунул голову, посмотрел по сторонам. Здесь всё пространство от пола до крыши занимал часовой механизм, огромные ржавые детали находились без движения бог знает сколько времени. Он обшарил все закоулки мёртвого механизма, готовый выстрелить на любой шорох, но девочки здесь не было. Тогда он присел отдохнуть у основания зубастой шестерни и только сейчас заметил маленькую железную дверь, ведущую наружу. Ну, конечно! В этом месте, чуть выше, сквозь стену проходил металлический вал, и он догадался, что за этой дверью находится площадка для обслуживания циферблата и часовых стрелок. Теперь всё было понятно, она поджидала его там, на площадке. Предстояло обменяться последними выстрелами, и он очень скоро придумал, как сделать, чтобы не оказаться проигравшим в этой дуэли.

Он посильнее натянул тетиву, подошел к двери, встал сбоку и, что было силы, пнул дверь ногой. Та на удивление легко распахнулась, но того, что он ожидал, не последовало. Не влетела в пустой дверной проём её быстрая стрела, не оказалась она разоружённой перед его ответным выстрелом. Он постоял немного, слушая, как бьётся сердце и шуршит в жилах кровь, затем шустро выглянул наружу и так же шустро спрятался назад. Ещё раз выглянул, потом ещё. Вышел на площадку, задумался. Её не оказалось и здесь! Тогда где же? Он приблизился к самому краю и, крепко держась за низкую решётку ограждения, посмотрел вниз. Нет, долететь до земли живой смогла бы разве что птица. Он вздохнул, пожал плечами и вдруг услышал откуда-то сверху негромкий шелестящий смех. Он резко обернулся, поднял голову. Всё так же шёл снег. Только была ночь, и было холодно, так холодно, что его пальцы, казалось, примёрзли к заиндевевшему серебру лука.

Она сидела на самом краю крыши (ну, как она туда забралась, высоко же!), болтала ногами, обутыми в блестящие жёлтые башмачки и целилась, целилась, целилась (ну, сколько можно целиться!), наконец, звонко тенькнула тетива, и он упал с её стрелой в горле.

Он лежал холодной конфетой и ждал, когда она спустится к нему. Наконец, почувствовал на своих боках её тонкие пальцы, пропутешествовал через её тёплые губы, был размолот её крепкими зубами и испытал окончательное блаженство, когда растаял на ее мокром языке.

Мхов ощущает солёный вкус своей любви и засыпает рядом с Кларой прямо на полу. Когда он проснётся среди ночи, Клары уже не будет; она уйдёт, пожалев его будить, и не желая хозяйничать в чужой квартире. Больше Мхов никогда не увидит её, но тогда он ещё об этом не знает.

Пятый день, четверг

Не знает, что отвечать врачу, сидящему перед ним за громоздким столом с зажатой в зубах дымящейся трубкой. Врача зовут Михаил Георгиевич Данилов-Георгадзе, он детский психолог, говорят, из лучших. За сорок минут разговора Мхов успевает рассказать ему о своей проблеме с Алексеем и выслушать массу вопросов, на большинство из которых у него нет ответа. В конце концов, он понимает, что знает о своём сыне слишком мало, по крайней мере, с точки зрения надобностей специалиста-психолога.