Фейрум - Дарья Райнер

потому что линии шли под углом: размашистые, сделанные от руки и оттого слегка кривые. Они пересекались в одном конце и расходились в противоположном. Пространство между ними было заполнено рядами клеток-миров – зерен на початке вселенской кукурузы. Об этом Липа догадалась сама. Куда уж проще? Клетки у «хвоста» были густо заштрихованы, в то время как другие оставались чистыми. Сверху и снизу тянулись пометки координат, как на математическом графике или шахматной доске: буквы, цифры, вопросительные знаки…

Липа нашла ряд G7 и первую клетку сверху – совершенно чистую, – ее собственный мир. Игнас не успел его пометить, но соседний квадрат был заштрихован. Он знал заранее, где окажется очаг фейрита – та самая воронка – в следующий раз.

– Он побывал везде? Во всех этих мирах?

– Сомневаюсь, – скептически отозвался Джек. – Не пойми меня неправильно… Мы с Девятым не то чтобы друзья.

– Это я уже поняла.

– Просто делимся подобными штуками. Всем, что может оказаться полезным для других обитателей Дома. Не думаю, что это возможно физически: побывать всюду, даже если у тебя в запасе все время мира – что, конечно, не так. Достаточно пройти пару рядов, чтобы понять – за ними ничего не осталось. Эти цифры – просто фикция. Никто, включая Девятого, не знает настоящее число миров – зараженных или здоровых.

– Тогда зачем схема?

– Для самоуспокоения. – Джек пожал плечами. – Ну, знаешь, как в античные времена пытались изображать звезды, ничего о них не зная. У древних греков не было телескопа. Возможно, мы тоже не располагаем чем-то важным, о чем не подозреваем.

– Лагард говорил, требуются десятилетия. Мир не гниет в одночасье. Но что остается после? Безжизненная пустыня? Или море, полное фейрита? Что случается с людьми в тех мирах, которые зачеркнуты?

– Не думаю, что тебе стоит видеть.

В голосе Джека читалась озабоченность. Казалось, он прикидывал в уме варианты.

– Погоди-ка… Ты можешь туда попасть? Можешь показать мне? – Липа вскочила на ноги.

– Я бывал в таких мирах, это правда. Моего давно не существует.

– Мне жаль, Джек.

Он кивнул и поднялся с пола. Чтобы принять решение, ему потребовалось не более минуты.

– Уверена, что хочешь этого?

– Не делай так. – Она поморщилась. – Игнас так делал. Что за манера задавать дурацкие вопросы?

– Тогда прошу вашу руку, миледи.

Джек достал знакомую колоду, и Липа крепко сжала его ладонь.

Пока длилось ожидание, у нее был шанс во всем разобраться. Понять существо по имени Фейрит.

Эпизод VII

Спасти рядового Таннера

♬ Lee Miles – Take Me Home, Country Roads

Третий день моросит. За тучами не видно звезд, и Джек шагает почти вслепую. Оскальзывается, шлепая подошвами солдатских сапог по липкой грязи, чертыхается и поправляет лямку заплечного мешка. Сапоги ему велики: снял с лейтенанта Роудса взамен своих прежних, дырявых. Тому уже без надобности, а Джеку послужат.

Индейская горная тропа не щадит пеших дураков в такую погоду. Середина лета больше напоминает осень. Шелестят березовые кроны, белеют во мраке стволы – деревья будто тянут призрачные руки, изгибаясь в причудливом танце. В другое время он бы поделился славной байкой – одной из тех, что принято рассказывать у походного костра под треск поленьев, но Джеку, у которого – все в полку знали – язык был подвешен как надо, требовались слушатели, благодарно внимающие и заглядывающие в рот в ожидании концовки, а салага Таннер на эту роль не тянет.

Джек оборачивается и переводит дыхание.

Илай Таннер по кличке Песий Язык плетется ярдах в тридцати. Хлюпает носом. Рот по обыкновению открыт; дышит часто и тяжело. За то и получил насмешку от старших: мол, какие там перебежки, какая «тактика зуавов», когда пять шагов сделает – и уже выдохся. Джек зубоскалил вместе с остальными, вот и аукнулось: из всех уцелевших Бог послал ему «Давидова воина», больно грамотного и поминающего Писание не к месту[12].

В последний раз, на привале у ручья Сенека-Крик, когда Таннер процитировал строки про воровство и покаяние, Джек ласково пообещал лишить поганца зубов. Тем самым «краденым» сапогом.

Убеждать он умел. Почти так же хорошо, как рассказывать небывальщины.

За последние часы Таннер не проронил ни слова, только старательно пыхтел, нащупывая твердые участки дороги. Так-то лучше.

Джек отворачивается, извлекая из внутреннего кармана флягу с водой. Три глотка – и пересохшее горло перестает саднить. Жизнь уже не кажется такой паршивой. Насколько это возможно в нынешнем положении.

Потеряв сотню человек в перестрелке, они бежали из Рич-Маунтин: удирали, словно зайцы от своры гончих, поджав хвосты. После того как федералы во главе с Роузкрансом, черт бы его побрал, отрезали путь снабжения, идущий через дорогу Стаунтон-Паркерсберг, судьба южан была решена. Подполковник Пергам, если и остался жив, то угодил в плен. Многие оказались в окружении. Спаслась лишь горстка людей, ушедших в сторону Беверли. Джек видел их из-за угла амбара, который стал ему убежищем на время перестрелки. С разряженной винтовкой долго не повоюешь.

И нет, мук совести рядовой Хиггинс не испытывает. Ни на йоту.

Мораль Джека проста: спасение жизни не трусость. Желание выжить не мародерство. Если кто вздумает его судить – пусть для начала свою безгрешность докажет. В пустые слова о храбрости и самопожертвовании он верит в последнюю очередь. Как и в то, что война – доблестное дело. Ни черта подобного. Война – это кровь, пот и дерьмо. И барахтанье в грязи на проселочных дорогах, пока командование греет задницы за стенами фортов. Уж это Джек за прошедшие месяцы уяснил накрепко. Ни о чести, ни тем более о честности тут речи не шло.

Выжил – твое счастье, а нет – заменят очередным безусым юнцом в самодельном мундире. Лишь «синие» могли позволить себе форму, а в Конфедерации штопали мешковину. Рекруты – сплошь сыновья фермеров и городские босяки. Такие как Джек.

Он усмехается своим мыслям. Сколько ни делился байками, а правду не знал никто из боевых товарищей. Для них Джек Хиггинс был занятной выдумкой. Каждый раз новой, если компания подбиралась незнакомая. Он и сам не сумел бы сосчитать, сколько жизней прожил. Некоторые были не в пример лучше собственной.

За спиной раздается треск. Удар.

Джек едва сдерживается, чтобы не застонать.

Таннер сидит в луже, размазывая по лицу грязные полосы. Нога неловко подвернута. Подбородок дрожит – вот-вот заплачет.

– Эй! – Джек опускается рядом на корточки. – Давай-ка тебя подымем.

Никакой реакции.

Бог знает, о чем думает малец, но взгляд стеклянный. Смотрит куда-то в пустоту над Джековым плечом, даже не моргает.

– Ла-адно… – тянет Хиггинс и бьет наотмашь.

Таннер вскрикивает. Прижимает ладонь к щеке. А ведь не сильно бил, плашмя. Хотя мог бы кулаком.

– А ну встал! – рявкает Джек, будто за прошедшие часы его как минимум повысили до капрала. – Нечего сопли разводить. Дойдем до лагеря – там хоть