Библиотекарь - Гектор Шульц

— Нет, у нас не так, — пожала плечами Изабелла. – Волшебные зеркала запрещены советом магов. Не знаю, как тебя вообще пустили в столицу с этой вещью.

— Почему запрещены?

— Первое зеркало было темным, и в каждое последующее изделие вкладывалась частица темных. Совет решил, что темные зеркала опасны. Они могут вызнавать секреты, шпионить в пользу хозяев и вообще показывать любому человеку то, что он захочет. Включая личную жизнь Императора.

— Да хули ее показывать и так все понятно, — ответило зеркало. – Сейчас он по-тихому спускает в рыцарский доспех в своей спальне, ибо императрица его мается головной болью и отказывается ебаться с мужем.

— Так ты, правда, темное зеркало? – ахнула девушка, поднимаясь со стула. – Ты же можешь нашу беседу кому угодно передать.

— Ау, милая! – хохотнула морда. – Я, блядь, у твоей бабки провалялось хуеву тучу лет и ты думаешь, что я куда-то там шпионю? Ебанько!

— Оно право, — поддакнул я. – Это зеркало Мрачного Лорда. Ты знаешь кто это такой?

— Конечно. Любой про него знает. Темный со светлой душой. Он правил нашей страной очень давно, а потом ушел на покой. Сейчас прячется где-то с женой и детьми. Говорят, что ему попросту известность наскучила.

— Успокоилась?

— Немного. В сказочной стране волшебными зеркалами могут владеть только могущественные маги, которые знают способы усмирения тьмы в этих изделиях. На всю страну только пять штук и наберется, а сколько незарегистрированных еще?

— Видимо, много.

— Больше, чем ты можешь представить, — тихо произнесла Изабелла. – Ладно. Пусть хозяин сам с этой вещью пообщается и решит. Я всегда настороженно к зеркалам относилась. Все знают, что правильно настроенное зеркало является порталом.

— Внезапно, — удивился я. – Оно может куда угодно перенести?

— По сути, да. Но знания о построении таких порталов утеряны, а Великий Колдун не спешит делиться с другими магами этой информацией.

— Старый хуесос, — пробурчала морда. – Вот и вынуждены мои собратья лишь вялые хуи колдунов видеть, вместо неизученных миров. Тьфу, блядь, срамота.

— Почему вы так ругаетесь? – спросила Изабелла, убрав грязную посуду и поставив греться чайник.

— Не понял вопроса, — ответил я.

— Ты и твоя волшебная вещь кроете матом так, будто родились в глухой деревне троллей, где о красивых словах никто не слышал. Включая тот странный говорящий шар.

— Ну, я…

— Головка от хуя, — вставило зеркало, перебив меня и вспыхнув очень ярко. – Мы нормально разговариваем. Нечего тут придираться. Мат – неотъемлемая часть культуры любого создания. Сказочного и не очень.

— Да, но мат загрязняет нашу речь, — девушка упорно стояла на своем.

— Он придает окраску тем эмоциям, что мы стараемся озвучить, — объяснил я, держа сторону зеркала.

— Это грубо и некультурно.

— Моралистка ебучая, — фыркнула морда. – Таких, как она всюду полно. Лезут насаждать свои идеи и принципы.

— Мат – это плохо.

— А хули делать? – философски заметило зеркало. – Тебя только мат пугает? По всей, блядь, стране творится какая-то хуета. Телевидение сказочное транслирует передачи, где табун рыцарей забивает вампира осиновыми дубинами. Кровища, кишки, выбитые зубы. Это, блядь, нормально по-твоему?

— Нет, конечно. Но мат…

— Вам кажется, что мат такой страшный, но рядом есть вещи куда страшнее. В книгах пишут о том, как анатомически правильно разрубить тупого огра, доставив ему невероятные муки. А то, что огр, блядь, является анатомически идентичным гоблину, троллю, человеку и даже свинье, копающейся целый день в говне, не играет роли? Нет, конечно. Куда, блядь, страшнее мат, делающий всех сказочных существ грубыми и некультурными. Общество делает всех грубыми и некультурными и мат тут совершенно не при чем, девонька.

— Угомонись, — я постучал ногтем по поверхности зеркала, привлекая внимание разошедшейся магической вещи. – Не все это понимают. Ты вот действительно ругаешься, как сапожник, которого в жопу отдолбила рота дровосеков.

— Гомосеков, — поправил меня Колобок, тоже внимательно слушающий беседу о пользе мата.

— Сам ты, блядь, гомосек, низкосракий! – грубо рявкнуло зеркало. – Заебали, блядь, моралисты. Так, ладно. Я спокойно. Я, словно вода волшебного озера, из которого пьют, ебать их в рот, единороги. Я спокойно. Спокойствие так и сочится из меня и всяким уебкам этого не отнять. Да…

— Все в порядке? – спросил я, поднося вещицу к глазам. Морда расплылась в улыбке и нехотя кивнула.

— Ага. Потряхивает еще, но в целом норм. Не люблю вот я, когда начинают винить то, что виновным не является. Понимаешь, Тима? Ты же сам ругаешься.

— Да, — согласился я. – Только делаю это в моменты эмоционального возмущения.

— Слабак, — констатировала морда, посмотрев на улыбающуюся Изабеллу. – Потом пообщаемся, милая. Сейчас я морально опустошено.

— В рот засыпь себе пшено, — мгновенно отозвался Колобок, чавкая под столом. Зеркало побагровело, но сдержалось, пообещав, что когда-нибудь самолично засунет уродца в печь.

— Ладно. Каждый пока остался при своем мнении, — примирительно произнесла Изабелла. – Время позднее, вы устали с дороги и вам надобно отдохнуть до приезда хозяина. Если вам что-то понадобится, можете искать сами. Запрещено заходить в личный кабинет Мортимера и в его лабораторию. Все остальные комнаты в вашем полном распоряжении.

— А ты не боишься, что кто-то может не устоять и своровать пару свитков из библиотеки? – спросил я.

— Башня не даст вам этого сделать, — улыбнулась девушка. – Ты не заметил, что посуда уже помыта, а я к ней даже не прикасалась.

— Ох, блин, — только и мог произнести я, почувствовав себя как известный многим Иона, что попал в чрево кита.

— Мой вам совет. После полуночи не выходите из комнаты. Это касается в первую очередь твоего зловонного друга. Жилище может принять его за грызуна и тогда участь шарика будет незавидной.

— И на том спасибо, Изабелла, — поблагодарил я девушку, точно зная, что сегодня ночью уснуть не получится.

Глава девятая. Великий Колдун.

Как я и думал, уснуть не получилось. Всю ночь я просидел на кровати, закутавшись в одеяло и слушая странные звуки, которые наверняка издавала башня. Сначала это были простые мелодии, которые обычно поет человек, когда убирается, а потом их сменили звуки чавканья, сопения