Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения - Владимир Орлов

И хотя очевидцев появления «летающих тарелок» было много меньше, чем ясновидцев, обладающих способностью видеть воочию зеленых змиев, мелких чертиков и танцующие скелеты, все же, по свидетельству журнала «Лук», в Пентагоне была создана секретная комиссия под шифрованным названием «Проджект Блю Бук», занимающаяся изучением небесных привидений.

На работу комиссии было израсходовано 34 ООО долларов. Эти деньги были потрачены не зря. Сообщения о «летающих тарелках» повалили со всех концов земного шара: из Бразилии и Турции, Норвегии и Эритреи, Японии и Монте-Карло, Португалии и Мексики.

Корреспондент агентства Франс Пресс сообщил о появлении «летающих тарелок» над городом Иерихоном, получившим, как утверждают, во время оно серьезные разрушения от трубного гласа. Против ожидания, новая опасность, нависшая над многострадальным городом, не взволновала общественного мнения. Охотники за «летающими тарелками» перестарались. Нарастающая лавина сверхъестественных, противоречащих друг другу фактов производила обратный, шутовской эффект. Грозное пугало превращалось в потешное чучело. Страшная версия о «руке Москвы» становилась анекдотом. Американская пропаганда забила отбой.

Офицеру американской разведки полковнику Уотсону пришлось объявить, что неясные контуры таинственного аппарата, запечатленные в сенсационном кинофильме, представляют собой фотографии отраженной в пруду водонапорной башни.

Тщетно профессор астрофизики Мензелл объяснял, что «летающие тарелки» — это мираж и электрические разряды в атмосфере. Он разъяснил, что странные фигуры на экранах радиолокаторов являются обычными радиопомехами, столь знакомыми любителям телевизионных передач. Механизм возникновения «летающих тарелок» он пытался раскрыть на домашних опытах в тазу с водой и даже в чашке кофе.

Рассуждения профессора астрофизики не устраивали офицеров Пентагона. Не устраивали их и бури в тазу с водой, и эксперименты на кофейной гуще. Ведь с позиции профессора вся их прежняя деятельность представлялась в обидном свете и отдавала духом Форрестола.

В Пентагоне решили попросту прихлопнуть всю эту историю, потерявшую отныне политический смысл. Всю вину свалили на наблюдателей, отнеся появление «летающих тарелок» за счет «массовой истерии, нервных заболеваний, мистификации, гипноза, головокружения, сенсационных трюков и особенностей восприятия психически ненормальных людей».

Но недавно работа упомянутой выше комиссии по материализации привидений возродилась на новой основе. Застучали машинистки, заполняющие бланки карточек. Выразителем новых веяний оказался майор в отставке Дональд Кихоу.

В американском журнале «Лук» появились отрывки из книги Кихоу, носящей интригующее название «Летающие тарелки из мировых глубин».

По мнению Дональда Кихоу, «летающие тарелки» — это межпланетные машины, пилотируемые жителями других планет. Он считает, что «летающие тарелки» — это островки, удерживаемые над землей отталкивающей силой магнита!..

Тем не менее Дональду Кихоу охотно выписывают пропуск в Пентагон. Простодушные записки отставного майора любопытны в том отношении, что показывают, как офицеры Пентагона дразнят Кихоу, разжигая его навязчивую идею. Офицер Пентагона Чоп подзуживает Кихоу, заверяя устно, что министерство авиации полностью поддерживает его самобытные идеи. А затем министерство авиации официально сообщает в редакцию, что это заключение является частным мнением Чопа.

И Кихоу мечется между Пентагоном и редакциями газет, накаляясь все сильнее и сильнее. Его сбивчивые, нервные высказывания начинают наматывать на ус чуткие к конъюнктуре американские бизнесмены. Журнал «Ньюсуик» напечатал фотоснимок ресторана во Флориде с расторопной надписью на крыше: «Добро пожаловать, пассажиры летающих тарелок!»

Но майор Кихоу слишком хорошо знает американскую действительность, чтобы верить всерьез доброжелательным лозунгам. Он считает особо необходимым предупредить, что, «независимо от их внешнего вида, мы должны проявлять к каким бы то ни было пришельцам из мирового пространства не менее дружественные отношения, чем они к нам». Кихоу справедливо опасается, что завсегдатаи гостеприимного ресторана могут для порядка «подправить» челюсть выходцам с Марса.

Отставной майор справедливо учитывает при этом и неуживчивый характер государственного департамента, и печальную практику американской внешней политики последних лет. Предвидя возможность очередных, в данном случае межпланетных, конфликтов, он пишет:

«Мы должны не допускать насилия со стороны нашего народа, с тем чтобы не совершить трагической ошибки, которая превратит мирных пришельцев в смертельных врагов».

Так резвится и кувыркается майор Кихоу на страницах журнала «Лук» под сочувственным взглядом Пентагона. Миллионеры, перегоняющие военную историю в звонкий чистоган, выжидают, когда дрогнет рука у обывателя и он уронит лишний цент под залог войны с Марсом!

Между тем объективный клинический анализ сочинений отставного майора Кихоу заставляет вспомнить опубликованные Гоголем записки титулярного советника Аксентия Иванова Поприщина.

На страницах упомянутых записок, помеченных «февруарием тридцатым», Аксентий Иванов также предупреждает человечество об опасности межпланетных конфликтов: «… я, надевши чулки и башмаки, поспешил в залу государственного совета с тем, чтоб дать приказ полиции не допустить земле сесть на луну». Титулярный советник надеялся, что при возгласе: «Господа, спасем луну…», многие полезут на стену, чтобы выполнить его «монаршее желание»… Но надежды его не оправдались, как не оправдаются надежды Дональда Кихоу. Никто не вздрогнул, никто не полез на стену вслед за полоумным майором.

В цитируемых выше записках титулярный советник Поприщин полагает, что делал луну «…хромой бочар, и видно, что дурак, никакого понятия не имеет о луне. Он положил смоляной канат и часть деревянного масла; и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос».

Возникает вопрос: не из тех ли дурно пахнущих материалов и не теми ли бездарными руками фабрикуются «летающие тарелки» — скудоумное пугало американской пропаганды?»

Изобретатель нередко вступает в спор с экспертом, оценивающим полезность изобретения. Очень плохо, если эксперт окажется крючкотвором и казуистом. Самый древний портрет эксперта-крючкотвора сохранился в свитках «Федры» античного философа Платона. Здесь Платон заставляет Сократа рассказать следующее:

«Мне рассказывали, что в Египте близ Наукратиса был бог, один из древнейших в стране, тот, кому посвящена птица, именуемая египетским Ибисом. Бог назывался Февс. Он первый изобрел числа, счет, геометрию, астрономию, а также игру в камешки и кости и, наконец, письмо. Царь Фамус царствовал тогда во всей стране и жил в большом городе Верхнего Египта, который эллины называют египетскими Фивами, именуя царя богом Аммоном, Февс посетил царя, показал ему изобретенные искусства и советовал распространить их между египтянами. Царь спросил, какая польза от каждого из этих искусств. Февс в подробностях изъяснил их употребление. Дошли до письма.

— О, царь, — воскликнул Февс, — это изобретение сделает египтян ученее и облегчит их память: я нашел средство против трудностей изучения и запоминания. — Проницательный Февс, — отвечал царь, — гений, изобретающий искусство, есть иное, чем мудрость, оценивающая выгоды и невыгоды, проистекающие из их применения. Как отец письма, прельщенный своим изобретением, ты приписываешь ему последствия прямо противные действительным. Оно породит забвение в умах, которые с ним познакомятся, побудив их пренебрегать памятью. Полагаясь на стороннюю помощь, они предоставят материальным знакам заботу о том, чтобы возобновлять воспоминания, след которых потерян умом. Ты изобрел не средство разрабатывать память, но средство будить воспоминания. Ты даешь твоим ученикам тень науки, а не саму науку. Когда они узнают много вещей без учителя, будут мнить себя очень учеными, оставаясь в большинстве невеждами и ложными мудрецами, нестерпимыми в жизни».

Этим витиеватым отзывом бог Фамус, очевидный покровитель всех экспертов-крючкотворов, пытался похоронить величайшее изобретение — письменность, величайшую драгоценность — грамотность. Не от имени ли Фамуса произвел Грибоедов фамилию своего Фамусова — воплотителя всего консервативного, косного?

Изобретателям противостоят консерваторы, люди, не умеющие мечтать. Консерваторы потому и называются консерваторами, что их не берет время. Они твердо придерживаются двух аксиом, не изменяющихся веками. Назовем их условно аксиомами «конского копыта» и «кремневого топора».