Дьявольский вкус смерти - Марина Серова

— Мы должны обсудить, как вам правильнее распорядиться полученными деньгами, — подойдя, без обиняков заявила я ему.

— Не думаю, что меня интересует ваше мнение на этот счет, — интеллигентно огрызнулся Белых и проследовал к машине. Пока он заводил и прогревал ее, я постучала в боковое стекло противоположной от водителя двери, предлагая ему тем самым пригласить меня в салон. Пинкертон смотрел прямо перед собой, не решаясь ни тронуться, ни открыть дверь. Пораскинув хорошенько мозгами, он все же отпер дверь, и я смогла устроиться на сиденье.

— Мне известно, где находится угнанный у вас поза — вчера «Опель». И так как стоимость машины значительно превышает ту сумму, которую вы получили сейчас в этой фирме, я предлагаю обмен. Вы мне отдаете все деньги, а я отвожу вас в то место, где скучает без хозяина ваш «Опель».

Белых моргал некоторое время. Затем произнес абсурдную фразу, которая продемонстрировала мне, как ему не хочется расставаться с деньгами.

— Машину найдет милиция.

Зная его расчетливость, мне было странно слушать столь глупые рассуждения.

— Что ж, если ваша вера в нашу доблестную милицию затмевает вам рассудок, я умываю руки.

Сказала я это, в открытую насмехаясь над жадностью сыщика, которая шла ему же в убыток.

Он окликнул меня, когда я открывала дверь своей машины.

— Садитесь, — снисходительно кивнула ему, усаживаясь за руль и давая этим понять, что теперь он будет играть по моим правилам.

Прежде чем тронуться, протянула к нему руку.

— Деньги.

— Мне необходимо убедиться, что моя машина в целости и сохранности.

В ответ я только хмыкнула.

— Сохранность гарантирована.

С каким скрипом он извлекал конверт с баксами! Куда только девалась его вальяжность!

Я не спеша пересчитала деньги. Убедившись, что сумма соответствует названной Логиновой цифре, положила конверт во внутренний карман дубленки и тронула ма — шину.

Чтобы окончательно доконать этого фанфарона, я произнесла его же слова, сказанные позавчера ночью:

— Думаю, пора ставить в известность правоохранительные органы. — Я мило улыбнулась и протянула ему мобильник.

Дело в том, что вчера вечером мне удалось выяснить, где находится «Опель» Пинкертона. «Покрутив настройку» своей великолепной памяти, я вспомнила, где видела того длиннорукого парня, который так лихо угнал машину Пинкертона. Он жил в соседнем со мной доме. Но если бы не заезды байкеров, в которых он участвовал, то даже его феноменальная длиннорукость не привлекла бы моего внимания. Только облаченный во все кожаное, с металлическими клепками и прочими «мульками», сидящий на навороченной «Яве», он отложился в архиве моего сознания.

Вчера вечером я вычислила его и пообщалась с ним. Под натиском моих убеждений парень сказал, где хозяин, на которого он работал и который непосредственно занимается сбытом краденых машин, а также где спрятан вишневый «Опель». После угона парень собственноручно поставил машину в гараж недалеко от Кумысной поляны. Там она должна была простоять до тех пор, пока не улягутся поисковые страсти. Что хозяин рассчитывал делать с машиной дальше, байкер не знал. Следуя моей принудительной «просьбе», он проехался со мной через весь город и показал нужный гараж. Теперь оставалось только проверить, там ли вишневый «Опель».

Этот гараж, так же как и мой, был сооружен из бетонных блоков. Проведя следующую аналогию, я тут же смекнула, как можно проникнуть внутрь, не утруждая себя взломом замков и не привлекая ненужного внимания. Вот тогда-то мне снова понадобилась Гришина помощь. Я дала ему ответственное поручение — раздобыть домкрат и затем примкнуть к моему одиночеству: я ждала его возле ближайшего круглосуточного мини-маркета. Удивленный моими очередными задумками Григорий долго возмущался и объяснял, что мощный гидравлический домкрат найти не так-то просто. Разжалобить меня ему не удалось — в конце концов он обещал что-нибудь придумать. Пока он думал, я набрала в мини-маркете всякой всячины на тему «поесть» и прожигала время, употребляя неправильную, с точки зрения диетологов, пищу и слушая музыку.

После того как Григорий, вооруженный домкратом, прибыл на «стрелку», мы проделали ту же самую операцию, которую Матюшин произвел с моим гаражом: Гриша поднял домкратом крышу и, посветив моим фонариком, сообщил хорошую весть — «Опель» на месте, стоит неразобранный. Глядя на то, как медленно поднимается перекрытие, я продекламировала со значением:

— Вот появился дядя Гриша и уползает чья-то крыша.

На что мне строго и внушительно ответили:

— Иванова, у тебя нет абсолютно никаких способностей к стихосложению. Не позорь фамилию.

Вот так мы обменялись «любезностями».

Для того чтобы незаконному владельцу не вздумалось выкатить машину из гаража раньше, чем я успею подвезти сюда Пинкертона, Грише пришлось немного покромсать топливную систему, благо капот не был закрыт и не пришлось тратить лишнее время на вскрытие замка. Так что насчет целости и сохранности «Опеля» я слегка приукрасила. Мобильника Белых, кстати, тоже не было на месте. Удачно справившись с задачей, мы разъехались по домам. Как Григорий ни зазывал меня в гости, я была несокрушимой, как древняя скала, — мне нужен был полноценный отдых.

Вот к этому-то гаражу я и вела сейчас Пинкертона.

Снег, сыпавший ночью и мешавший нам с Гришей работать, припорошил все вокруг, и наметанным глазом я определила — к гаражу никто не подходил. Значит, все внутренние замки, которые отпер вчера Григорий, остались в том же положении. Необходимо только скинуть один навесной замок, но это, по моим расчетам, не составит большого труда, так как висел он больше для красоты, чем для дела.

Я посоветовала Пинкертону взять в багажнике монтировку и заняться ликвидацией этой помехи. Белых и сам прекрасно понимал, что менты, которые скоро подъедут (как я смогла уяснить, это будут свои люди, чином не ниже майора), не имеют права без разрешения хозяина вламываться в частную собственность, поэтому дело существенно затянется. Пока отыщется владелец гаража, пройдет немало времени. То, что он не сидит сейчас дома в ожидании милиции, было очевидным. Я же не собиралась ввязываться в эту тягомотину с поимкой виновных — мне своих забот хватает.

Белых хорошо понял мою позицию и ситуацию в целом, но его грызли подозрения: вдруг это просто провокация с моей стороны? Видя его колебания, я произнесла:

— Не будьте таким нудным, Валерий Николаевич. Если судить обо всех людях по себе, то можно завершить свой праздник жизни инвалидом душевного фронта. Проще говоря, свихнуться.

Проникшийся серьезностью названных мною последствий, то есть поняв, что у него нет выбора, Валерий Николаевич без лишних слов взял в руки монтировку и удалил замок. Дорогостоящая пропажа наконец предстала перед счастливым взором автовладельца. Насчет «счастливого взора» я, конечно, погорячилась. Это из области литературного преувеличения — по монолитному выражению лица Белых нельзя было судить о таких тонкостях. И все же Пинкертон засуетился — стал заглядывать в салон, открыл незапертый капот и даже чуть не залез под машину.

— На этом моменте мы расстанемся, — процитировала я его же самого, удивив тем самым своими способностями к запоминанию.

Он ничего не ответил — нечего было сказать. То самое «спасибо», которое полагается говорить в таких случаях, лежало в денежном эквиваленте у меня в кармане. Больше меня здесь ничто не задерживало, и я утопила педаль газа с чувством большого праздника на своей главной улице.

Подъехав к Катькиному дому, я взлелеяла надежду, что посещаю это жилище в последний раз. Сидя в гостиной на диване, я смотрела на ничего не подозревающую Катьку — мне было ее жаль. С чего начать, вот в чем вопрос. Вначале решила виртуально уложить на обе лопатки Рудухина, поэтому свой рассказ начала с того места, как мы расстались вчера утром. Я поставила себе задачу — рейтинг наркомана в глазах Катьки должен упасть ниже плинтуса, и в то же время, учитывая впечатлительность бывшей одноклассницы, следовало говорить обо всем с предельной осторожностью. Ведь информация о ее муже будет равна наивысшему баллу по «шкале Рихтера». Миссия моя была, как в том фильме, практически невыполнима. Я понимала, что в данной ситуации бессильна что-либо изменить — если даже кража Рудухиным Катькиных денег не убедила ее в том, что ее ненаглядный обыкновенный уголовник и подонок.

Когда барышня услышала красочное описание того, как Рудухин лежал на софе в наркотическом «пике», я испугалась, что переборщила с красками: Катька побледнела и судорожно вцепилась в обивку дивана.

Пока она глотала воду, быстренько преподнесенную мной в качестве успокоительного, я решала, как мне начать следующий рассказ, который по сравнению с этим отличался повышенной степенью тяжести.