Пыль Снов - Стивен Эриксон

Оно стало соблазнительным; оно так и зовет к повторению…

Но его одолевало слишком много забот. Столь много нужно сделать! Гадатель оказался… устрашающим. Жалкие твари, уповающие на собственные силы, всегда беспокоили Странника. Он не мог измерить глубины их душ, понять их уклончивость, понять правила, которые они добровольно налагают на свое поведение. А это крайне важно: нельзя понять врага, не зная его мотивов, его жажды. Но этот гадатель… все, чего он желает — остаться в одиночестве.

Возможно, это следует использовать. Но ведь ясно, что в ответ на давление гадатель готов нанести удар. Без страха и сомнений. Не моргнув и глазом, с улыбочкой, до ужаса крепко веря в себя. «Оставь же его… пока. Подумай об остальных. Кто опасен?»

У ребенка аквитора нашлись защитники. Те убогие пьяницы. Маэл. И другие сущности. Нечто древнее, черная шкура, горящие глаза — он уже слышал угрожающее рычание, подобное отдаленного грому — одного этого оказалось достаточно, чтобы смутить Странника.

Что же, и ребенок подождет.

О, это поистине опасная война. Но у него есть союзники. Банашар. Слабак, которого всегда можно использовать. И Фенер, трусливый бог войны — да, он сможет подкормиться силой дурака. Возьмет все, что захочет, в обмен на предоставленное убежище. Наконец, есть силы на далеком востоке, и они дорого оценят его союзничество.

Очень многое нужно сделать. Но сейчас, этой ночью, он отомстит этой жалкой груде доспехов, Брюсу.

Он ждал, пока дурак покинет штаб малазан. В этот раз никаких толчков. Нет, руки на шее ублюдка — вот что утолит злобу Странника. Верно, верно — вернувшийся человек не таков, каким был раньше. Брюс Беддикт — не просто сплетение имен на камне души. Есть еще что-то. Он словно бы отбрасывает не одну тень. Если Брюс предназначен для чего-то большего, если он станет сильнее, чем сейчас… Страннику следует подавить угрозу немедленно.

Удалить из игры. Убедиться, что он мертв и еще раз не вернется.

Нет ничего хуже, чем войти в комнату средней руки гостиницы, приблизиться к постели, сдернуть шерстяное одеяло — и обнаружить дракона. Или двух сразу. Превратившихся против воли своей. В одно жалкое мгновение сброшены все иллюзии защищенности. Бурная трансформация и глядите! крошечная комната не вмещает двух драконов.

Гостиничная прислуга по всему миру свято убеждена, что повидала в жизни всё. Да, горничная той злосчастной гостиницы может теперь утверждать это по праву. Увы, но торжествовать ей пришлось недолго.

Телораст и Кодл, снова перетекшие в форму мелких, хрупких скелетиков (давно ставших привычными, драгоценными, любимыми — кто смог бы пережить расставание с милыми ящерицами?) очутились на холме в нескольких лигах к северу от города. Едва пережив приступ негодования по поводу нежданных происшествий, панически улетев из Летераса, они провели звон или более, завывая от смеха.

Выражение лица горничной было поистине незабываемым; когда голова Кодл — драконицы проломила стену и высунулась в коридор… ну как же, все постояльцы сами высунули головы из номеров, чтобы понять причину ужасного шума и о кошмар, какое их ждало открытие! Кодл вывернулась бы кишками наружу от веселья, будь у нее кишки.

Крошечные клыки Телораст еще блестели от крови, хотя, когда она воспользовалась ими, они были гораздо, гораздо больше. Инстинктивное движение — кто станет ее ругать, ну? — подняло с мостовой жирного купца. Миг спустя она приземлилась, разбрасывая кирпичи и куски штукатурки. Разве для хищников не естественно при случае поддаваться алчности? Должно быть — так писал некий ученый, где-то, когда-то. В любом случае купец был очень вкусным!

Можно ли судить акулу, откусившую ногу пловцу? Свернувшуюся кольцами змею, проглотившую сосунка? Волков, загоняющих старуху? Нет, конечно. Вы можете осуждать их деяния, можете оплакивать погибших — но выслеживать и убивать хищника, словно это какой-то сознательный злодей — это же смешно! Да, да, это чепуха высшего сорта.

— Таков путь мира, Кодл. Всегда есть охотники и есть жертвы. Жить в мире — значит принимать эту истину. Зверь ест другого зверя, и у драгоценных людей то же самое. Разве не потому они так ценят охоту? Еще как ценят! Подумай, если хочешь — а ты же хочешь! Вот кривоногий мужлан ставит ловушку на зайца. Неужели все зайцы должны собраться и учинить кровавое отмщение над мужланом?! Неужели это будет правильно и достойно?

— Смею думать, что зайцы мыслят именно так! — крикнула Кодл, ударяя хвостиком по траве.

— Точно, точно. Но подумай, какое негодование поднимется среди родичей и друзей мужлана! Как же, это будет война, кровная рознь! Призовут солдат и хитроглазых шпионов, мастера — охотники наденут широкополые шляпы, король поднимет налоги. Тысячи шлюх поплетутся в обозе! Поэты сочинят напыщенные баллады, возбуждая чувство поруганной справедливости! Целый эпос возникнет ради оправдания жестоких сражений!

— Они просто распухли от гордыни, Телораст. Вот и все. Крошечные их умы видят себя императорами и императрицами. Видят владения, в которых можно творить что захочется. Как смеет тупой зверь огрызаться?

— Ну, Кодл, мы положим этому конец.

— Мы и зайцы!

— Верно! Правите владением, друзья? Нет, владение правит вами!

Тут Телораст замолчала, ибо в ее разум прокралась мрачная мысль. — Кодл, — сказала она неуверенно, поднимая головку, — нам придется действовать быстро.

— Знаю. Ужас!

— Кто-то в городе устроил проблемы. А мы ведь проблем не любим? Я как-то не замечала, чтобы любили.

— Только если мы сами вызываем проблемы, Телораст. Вот это бывает весело. Очень.

— Пока все не спутывается, как в прошлый раз. И не ты ли была виновата? Я все помню, Кодл. Твоя вина. На этот раз будь настороже. Делай что я скажу. В точности.

— Так мы порвем его в клочки?

— Кого его?

— Того, что любит прятаться за пустым троном. Меняет и меняет сидельцев. Всем неуютно! Хаос и смута, гражданская война, измены и кровь повсюду! Что за гадость!

— Думаешь, надо его порвать?

— Думаю, мне положено идти за тобой, Телораст. Что же, веди! Так мы рвем его на мелкие клочочки или не рвем?

— Зависит… — Телораст встала на когтистые лапы и принялась расхаживать, дергая передними лапками. — Он нам враг?

— Он кто? Сладкая моя, разве вокруг не одни враги?

— Ай, ты права! Что на меня нашло?

— Он думал, что нас можно игнорировать. А мы этого не любим. Те, что нас игнорировали, все умерли. Извечное наше правило. Шлепни нас, и мы зажуем тебя. Станешь уродливой кучей волос и кожи! Осколками костей, с которых что-то капает и сочится!

— Так мы идем и убиваем его?

— Может быть.

— Ой, да скажи, что делать!

— Я не могу тебе сказать, что делать, пока ты первая меня не научишь.

— Да, это суть партнерства. Дай подумать. — Телораст постояла, подняла голову. — Га! Что там за зеленые шарики в небе?

— Не подходи.

Вифал поглядел на жену, вспомнил, что такое уже бывало, и остался в стороне. — Почему она вообще позвала тебя? Вот чего понять не могу!

Сендалат села, вздыхая, постанывая и морщась от усилий. — Физического нападения я не ожидала. Это точно.

Вифал снова чуть не бросился к ней, но сумел подавить инстинктивное движение. — Она избила тебя? Боги подлые, я знал, что Адъюнкт — женщина крутая, но до такого?!

— Да тише ты. Разумеется, она меня не била. Просто карты оказались наделенными какой-то… гм, силой. Как будто это может нас убедить. Все это волшебство, окружающее Колоду Драконов, бросает вызов любому разумному существу. Вроде меня.

«Разумному? Ну, ну…» — Значит, гадатель нашел для тебя карту. Какую?

Он видел, что она тщательно обдумывает ответ. — Она швырнула меня на стену.

— Кто?

— Карта, идиот! Королева Тьмы! Как будто такое возможно. Глупая колода, что она знает о Высоком Доме Тьмы? Прошлое мертво, троны брошены. Там нет Короля и, разумеется, нет Королевы! Что за чепуха — как Быстрый Бен может быть Магом Тьмы? Он вообще не Тисте Анди. Ба, сплошная нелепость. Боги, у меня вроде ребра треснули. Сделай чаю, любимый, будь так добр.

— Я уже приготовился, — пробормотал Вифал, проходя к котелку. — Какой предпочтешь?

— Какой угодно с капелькой масла д’байанга. В следующий раз надену доспехи. Почему так холодно? Разожги очаг, не хочу простыть. Брось те меха. А тот кальян — просто украшение? Дурханг есть? Боги, говорить тяжело.

«Вот это новость, дорогая!»

Последним подвигом мертвой игуаны было — укусить Хрома за левое ухо. Солдат жалобно плакал; Мертвяк склонился над ним, пытаясь избавить от намертво вцепившейся ящерицы. Текла кровь и казалось, что Хром лишится половины уха. Эброн сидел на кровати, закрыв голову руками. — Все путем, Хром. Мы придумаем, как вправить колено. А может, и ухо назад пришьем…