Рассказы о книгах - Николай Смирнов—Сокольский

Библиограф М. Н. Лонгинов, рассказывая в 1856 году, в «Современнике», некоторые, изложенные мною выше подробности об этой книге, сообщенные ему лично сыном автора, П. Я.Чаадаевым, между прочим, говорит, что Петр Яковлевич «с большим любопытством прочел эту комедию, которая так редка, что он и его родные не могли никогда ее отыскать, несмотря на все свои старания, так что о ней существовало только семейное предание»5.

Книга действительно чрезвычайно редка. Особенно редка она во втором издании, о котором только вскользь упоминают библиографы, как о никогда не виданной книге.

Это второе издание (у меня есть оба) ничем не отличается от первого, кроме нового титульного листа, на котором весьма крупно значится: «Издание второе», но зато не указана типография, как это сделано на первом. Год издания показан тот же —17946.

По всему видно, что на самом деле никакого второго издания не было. Просто к той же самой книге подклеили новый титульный лист с указанием: «Издание второе». Вне всякого сомнения, что это одна из мер, предпринятых автором комедии против разъяренного Прокудина. Когда последний начал скупать и уничтожать экземпляры комедии, Яков Петрович Чаадаев решил его добить, выпустив на рынок остаток тиража комедии с новым титульным листом, на котором нарочито крупным шрифтом значилось: «Издание второе».

Разумеется, этим господина эконом–директора Прокудина, столь похожего на неприглядного героя комедии «Дон Педро Прокодуранте», можно было довести до удара, которого он, впрочем, и заслуживал.

Оба издания комедии — чудесная памятка из истории русской обличительной сатиры и великолепный документ, доказывающий наличие литературных мистификаций как средства противоцен–зурной маскировки.

Все это, конечно, «дела давно минувших дней» и «преданья старины глубокой», но, как говорил Н. С. Лесков в «Левше»: «преданья эти нет нужды торопиться забывать».

«ОЛЕНЬКА»

В моей библиотеке есть одна редкая книжка, написанная для театра и имеющая некоторое отношение к литературным мистификациям. Книжка называется «Оленька, или Первоначальная любовь». Местом печати указано село Ясное, год издания—1796. Заглавный лист украшен довольно милой виньеткой, причем, то, что она отгравирована именно для этой книги, — весьма сомнительно. Бросается в глаза и то, что обычный гриф — «Печатано с указного дозволения» — помещен на титульном листе нарочито крупным шрифтом. Ни автора, ни типографии не указано 1.

«Оленька, или Первоначальная любовь» — пьеса со стихами и песнями, нечто вроде оперы, весьма наивного, если не сказать более, содержания. Описавший эту книгу библиограф Губерти приводит надпись на имеющемся у него экземпляре, сделанную в 1831 году рукой одного из предыдущих владельцев книги, такого содержания: «Ныне пишут помягче этого и поскладней, а это немножко дурковато»2.

Пожалуй, лучшей рецензии на эту книгу трудно и придумать. Книга, может быть, и не заслуживала бережного хранения, если бы не ряд обстоятельств, делающих ее весьма интересным документом. Давно известно, что автор этой пьесы — князь А. М. Белосельский—Белозерский, отец поэтессы княгини Зинаиды Волконской, член многих ученых обществ, русских и иностранных, автор ряда трудов по вопросам искусства и автор стихотворений, напечатанных во французских журналах.

Как он мог оказаться автором пьесы, о которой мнение, что она написана «немножко дурковато», можно считать вполне справедливым, на первый взгляд кажется совершенно непонятным.

Библиограф Губерти, потративший восемь печатных страниц своего труда на пересказ наивнейшего содержания самой оперы, не уделил и двух строк подробностям появления этого издания на свет, хотя все подробности были ему известны.

Об этой истории рассказывает Петр Андреевич Вяземский в своей «Записной книжке». Рассказ его написан настолько живо, что хочется привести его целиком. Вяземский пишет:

«Князь Белосельский (отец милой и образованной кн. Зинаиды Волконской) был, как известно, любезный и просвященный вельможа, но бедовый поэт. Его поэтические вольности были безграничны до невозможности. Однажды в Москве он написал оперетку — «Оленька». Ее давали на домашнем и крепостном театре А. А. Столыпина. Не придворная, а простая дворовая труппа его отличалась некоторыми художественными актерами, которые после заняли почетные места в императорском московском театре. Помню, между прочим, одного из них — Лисицына: он был очень забавен в комических ролях простачков и долго смешил московскую публику.

Оперетка кн. Белосельского была приправлена пряностями самого соблазнительного свойства. Хозяин дома, в своем нелитературном простосердечии, а, может быть, и вследствие общего вкуса стариков к крупным шуткам, которые кажутся им тем более забавны, чем они не очень целомудренны, созвал московскую публику к представлению оперы Белосельского. Сначала все было чинно и шло благополучно.

Благопристойности ничто не нарушало,

Но Белосельский был не раз бедам начало.

Вдруг посыпались шутки, даже и недвусмысленно прозрачные, а прямо набело и наголо. В публике удивление и смущение. Дамы, многие, вероятно, по чутью, чувствуют что–то неловко и неладно. Действие переходит со сцены в публику: сперва слышен шопот, потом ропот. Одним словом, театральный скандал в полном разгаре. Некоторые мужья, не дождавшись конца спектакля, поспешно с женами и дочерьми выходят из зала. Дамы, присутствующие здесь без мужей, молодые вдовы, чинные старухи следуют этому движению. Зала пустеет. Слухи об этом представлении доходят до Петербурга и до правительства. Спустя недели две (тогда не было ни железных дорог, ни телеграфов) Белосельский тревожно вбегает к Карамзину и говорит ему: «Спаси меня: император Павел Петрович повелел, чтобы немедленно прислали ему рукопись моей оперы. Сделай милость, исправь в ней все подозрительные места, очисти ее, как можешь и как умеешь».

Карамзин тут же исполнил желание его. Очищенная рукопись отсылается в Петербург. Немедленно в таком виде, исправленную и очищенную, предают ее, на всякий случай, печати. Все окончилось благополучно: ни автору, ни хозяину домашнего спектакля не пришлось быть в ответственности»3.

Из рассказа Вяземского явствует, что печатный экземпляр «Оленьки» является плодом совместного труда Белосельского и Карамзина, причем задача обоих была совершенно ясной: переделать первоначальный «соленый» текст оперы в произведение возможно более невинное и глупое. Только такой текст мог убедить императора Павла I, что поступившие к нему доносы на непозволительность оперы — ложны.

С этой целью текст оперы был и напечатан якобы в селе Ясном, на самом деле в Москве, с нарочито крупно набранной надписью: «С указного дозволения».

Таким образом, книга «Оленька, или Первоначальная любовь», издана с целью обмануть, в сущности, только одного человека — императора Павла I.

Эта совместная «операция» Белосельского и Карамзина, по рассказу Вяземского, окончилась полной удачей. То, что потомки посчитают эту пьесу «немножко дурковатой» — мало беспокоило ее создателей. Цель их была куда более существенной: отвратить от себя гнев Павла I.

Нет ничего удивительного, что книга эта весьма редка. По сути дела, она была издана для одного человека — императора. Ни печатать ее большим тиражом, ни, тем более, заботиться о распространении книги — отнюдь не входило в интересы ее авторов.

И, мне думается, напрасны догадки некоторых библиографов о том, что якобы годом позже было осуществлено второе издание «Оленьки», напечатанное будто бы в Москве. Этого издания я не видел, никто из библиографов его не описал. Все указывают только на книжку, изданную в селе Ясном в 1796 году. Как мне кажется (не ручаюсь!), — это и есть единственное московское издание.

Редкая книжка эта не лишена интереса для историков русского театра.

АРЕСТОВАННАЯ КОМЕДИЯ

В 1798 году, во времена Павла I, вышла из печати комедия известного поэта и драматурга Василия Васильевича Капниста «Ябеда»1. Сюжет «Ябеды» был подсказан В. Капнисту личными его переживаниями и злоключениями на собственном судебном процессе, проигранном им в Саратовской гражданской палате по поводу какого–то имения.

«Ябеда» Капниста занимает значительное место в истории русской драматургии.

Одна из первых обличительных комедий на нашей сцене, она явилась предшественницей грибоедовского «Горя от ума» и гоголевского «Ревизора».

Сам Капнист находился под непосредственным влиянием «Недоросля» Фонвизина.

Комедия зло обличала произвол и взяточничество, царившие в судах того времени. Уже фамилии действующих лиц говорили сами за себя: Кривосудов, Хватайко, Кохтев…

Один из героев комедии, председатель суда Кривосудов, поет, например, такие куплеты:

«Бери! Большой в том нет науки,Бери, что только можно взять,На что ж привешаны нам руки,Как ие на то, чтоб брать! Брать! Брать!»

Комедия была написана в 1793— 1794 годах, еще при Екатерине II, но годы эти были такие, что автор не рискнул выступить с ней перед зрителями и читателями. Только при Павле I, 22 августа 1798 года, она впервые была представлена в Петербурге.