Сердце в гипсе - Катажина Грохоля

— Дорогая детка, — начала Уля, а мне тут же загорелось сделать подруге замечание, что к девушке-подростку не следует обращаться «детка», но я промолчала, — если ты сумеешь прожить на эти пять сотен до конца августа, то поезжай. Но на большее не рассчитывай.

Агата, вздохнув, допила остатки простокваши.

— Вот видишь, — пожаловалась она мне, — у нас две машины, а мне на каникулы дают всего пятьсот злотых. А все потому, что я сама за год накопила восемьсот и мне есть на что ехать. А Ися вообще не работала, у нее нет своих денег, и тем не менее поехала на три недели в водно-спортивный лагерь, путевка туда стоит в три раза больше. Это несправедливо.

— Агатка, ты же знаешь, что мы заплатили только за питание в этом лагере, потому что папин знакомый работает там инструктором.

— Да-да, естественно, — соглашается Агата, — но если бы у папы там не было знакомого, вы заплатили бы по крайней мере тысячу пятьсот, а мне даете всего треть этого.

— Если бы у папы там не было знакомого, то Ися вообще не поехала бы в этот лагерь.

— Неужели?

Мне показалось, что Агата обрадовалась этому, но я заблуждалась.

— То есть торчала бы дома? И это после напряженного учебного года? Хотя у нас есть и дом, и две машины! Вы очень к ней несправедливы, — сказала девица, дожевывая последний кусочек картошки. — Я иду к себе в комнату, если позвонит Дамиан — меня нет дома.

— Агатка! — Уля заварила чай. — Я не собираюсь врать!

— Ой, мамочка, — донеслось из-за двери, — какое же это вранье!

Уля со вздохом взяла поднос с чаем. Мы отправились на террасу.

Совсем стемнело, но возле «бедфорда» горела лампа, принесенная из гостиной. От нее падал круг света на Кшисика, который лежал на земле и ковырялся в чреве машины, на Адама, который расположился рядышком, лампа высвечивала землю под автомобилем и часть газона с рододендроном. Сценка выглядела весьма живописно.

Винтик от крышки клапанов надо было закрепить специальной шайбой, и та как назло пролетела «насквозь», в траву. Потому что когда крышка отодвинута, то под двигателем видна земля. У машины низкая подвеска кузова, переставить ее невозможно, а найти винтик в траве — настоящее искусство. Любая женщина отчаялась бы, да и только, если бы драгоценный винтик от крышки клапанов упал на землю, — я-то уж знаю точно. Но те двое абсолютно не пали духом, что мы и лицезрели собственными глазами. Кшисик поднялся, принес из гаража саперную лопату, Адам снял с лампы абажур и взял какое-то сито. Оба работали в полном молчании, а мы наблюдали за ними как зачарованные. Из-под машины доносились только отрывистые приказания:

— Пиво!

— Осторожно!

— Даю землю!

— Не опрокинь пиво!

Кшисик под кузовом делал легкий подкоп, Адам, словно золотоискатель, кропотливо перетрясал землю, чтобы не пропустить шайбочку от крайне важного винтика. И где-то около одиннадцати часов в ту знойную июльскую ночь раздался радостный вопль:

— Нашел! — И Кшись выполз из-под автомобиля, купленного по случаю, с шайбой в руке.

Я прониклась к нему уважением. Впрочем, к Адаму тоже. Но сильнее всего поразила меня Уля, которая просияла, увидев шайбочку, кинулась к ним и расцеловала Кшисика. Потом вернулась ко мне и подмигнула.

Ой, чувствую, еще многому мне надо учиться и учиться. Я наклонилась к подруге и потихоньку спросила:

— Между нами, тебя не раздражает иногда то, что Кшись непрерывно ковыряется с этой машиной?

Уля взглянула на меня, и в ее голубых глазах вспыхнули веселые искорки. Она ответила мне тоже шепотом:

— В конце концов лучше, когда мужчина ковыряется с машиной, чем с другими женщинами.

И тут до меня дошло, почему Уля так безумно обрадовалась, когда он, проведя подкоп, нашел эту окаянную шайбочку. Она решила отметить это событие. Мы отметили водкой «Фиддлер»12, которая знаменита тем, что при розливе выводит «Если б я был богат», после третьей рюмки нас это очень, ну просто очень развеселило. Из распахнутого окна Агаты только раз донесся громкий крик:

— Потише, спать невозможно!

Лампочка до поздней ночи освещала кусочек сада, подкоп под машиной и нас, радостно обмывающих шайбу от столь важного винтика к крышке клапанов.

Вот так обстояли дела у Кшисика и Ули.

А как-то раз, когда Доктор Мартене, черный Улин котище, прикончил сороку, бедняжка пролежала два дня под дубом, — ведь чтобы ее похоронить, нужна была мужская рука, и Кшись, взяв саперную лопатку, отошел подальше, а потом крикнул:

— Дорогая, я зарыл, как ты и просила, эту дохлую птичку!

Уля на это прощебетала:

— Она была очень дохлая?

— Очень! — отозвался он, что свидетельствует об исключительно хорошем характере; попробуй-ка я спросить у Йолиного мужа, является ли что-то очень дохлым, уж он бы мне ответил, что я идиотка. А потому я уже нисколечко не люблю Экса, а только Голубого. Вечер оказался весьма поучительным. Стоило провести уборку в доме.

Долой комплексы!

Ур-ра! Мы с Улей на парочку дней собрались в Ворону! Мужчин оставляем одних и на их попечение весь наш зоопарк, а мы немножко развеемся. Эта была идея Адасика. Я его убеждала, что отдыхаю и дома, но, что там ни говори, стоит лето, а я бледная, словно живу в подвале, и от компьютера болит голова. Однако он — мой любимый — заботится обо мне, ведь я и впрямь валюсь с ног от усталости. Вчера закончила работу в два часа ночи. Пусть только кто-нибудь скажет, что завидует моему ненормированному рабочему дню!

Я рылась в шкафу, пытаясь отыскать купальник, — наконец-то смогу, не комплексуя, спокойно позагорать. Новая Ворона тем хороша, что это настоящая деревня. У наших друзей в тех краях семь гектаров полей, из них полгектара занимает старый фруктовый сад, в нем допотопная халупа, без ванной, отхожее место — во дворе, стоит обычно с распахнутой дверью, потому что смотрит на сад, и проводить там время сплошное удовольствие. Неподалеку есть озеро, в котором можно купаться, и завтра Кшись на эти несколько дней нас туда отвезет. Вместо Крита. Адам должен работать. Не понимаю, почему теперь у него работы больше, чем обычно.

В тот момент, когда я была поглощена поисками купальника, — со времен знаменитой генеральной уборки ничего не могу найти, — зашла Реня.

— Мы ведь вместе собирались заняться собой, — напомнила она. — Я каждый день по полчаса трачу на гимнастику, и несмотря на это... Знаешь ведь, мужчинам нравятся привлекательные женщины!

Вот это она как раз могла бы мне не говорить. Я и так знаю, почему Экс ушел к Йоле. Увы, к сожалению, не потому, что у нее было рябое лицо от оспы, и не потому, что она была безобразна, глупа и толста. Увы. Характер у него не настолько хорош, чтобы ценить исключительно красоту духа и с равнодушием взирать на тело. У моего Эксика характер был скверный, на экстерьер он обращал внимание тоже. О чем я не преминула поставить в известность Реньку.

— Заскочу посмотреть, как ваши мужья здесь себя ведут, — пообещала Реня, выпуская клубы дыма. — За мужчинами нужен глаз да глаз.

При этих словах меня передернуло. Не затем я собралась уехать на парочку дней, чтобы какая-то привлекательная рыжеволосая дама присматривала за моим мужчиной! Реня, должно быть, заметила тревогу в моих глазах, потому что добавила, желая меня успокоить:

— Понимаешь, если он захочет тебе изменить, то может это сделать в любом месте, ты и знать не будешь.

Ну конечно, я тут же успокоилась. Перед моими глазами прошествовал Эксик с колясочкой рядышком с очаровательной Йолей. Просто чудесный бальзам для моей, казалось бы, исцеленной души. Однако я с готовностью поддакнула.

— А что ты ответила по поводу сперматозоидов? Ренькин вопрос просто сразил меня наповал.

— Каких сперматозоидов?

— Ну, баба там хочет, чтобы муж сделал анализы, а тот не желает.

Это письмо, которое она прочитала! Так вот кто сбросил его под стол!

— Ренька, нельзя читать чужие письма! У людей настоящие трагедии, это совсем не смешно. Адам считает, ей следовало бы поговорить с кем-нибудь из его друзей, с мужчиной, который должен ему объяснить... а вообще почему это тебя интересует?

Ренька залилась румянцем.

— Потому что меня выводит из себя, что каждая женщина должна родить ребенка, должна состояться как мать, должна...

— Не каждая, — возразила я. — Но та хочет именно этого. И будет за это бороться. Ее право.

По-видимому, тон у меня был неприязненный, потому что Ренька вдруг сменила тему:

— Адам, кажется, работает на радио?

— Да, два раза в неделю, по ночам. Классная передача, ему звонят люди, а он с ними беседует. Нечто вроде телефона доверия.

— Тебя не настораживает, что он не ночует дома? До сих пор мне и в голову не приходило, что этого надо бояться. Но в эту минуту, склонившись над горой кофточек, главным образом Тосиных, непонятно откуда взявшихся в моем шкафу, я вскинула голову.