В Plaz’e только девушки - Мила Бограш

– Кто это дал? – по-русски спросила Вера, показав пальцем на карту.

– Наташа…

Так индийцы называли всех русских женщин. Он рукой обрисовал пикантные формы «Наташи», показал ее немалый рост. Вера сунула ему в руку десять рупий, и уборщик ушел довольный. Недоуменно разглядывая карту, Вера уже поняла, кто ее передал. Но что это значит? И почему Агния сделала это тайком?

Разгадывать загадки было некогда. Вера положила карту во внутренний кармашек дорожной сумочки, рядом с носовым платком. Подняла свой небольшой багаж и пошла на ресепшен, ее уже ждало такси в аэропорт.

В самолете, доставая после обеда платок, наткнулась на карту. Достала. Вгляделась. На карте была изображена огромная башня. Но не прямая, стройная, а накренившаяся. Вот-вот упадет. В нее ударила молния, махина треснула, из бреши посыпались золотые монеты, которыми башня была наполнена до краев. А с высоты в разверзшуюся пучину падали маленькие человечки…

Вера поежилась. Какой жуткий рисунок. Башня из осколков. Страшно… Что это означает? Она не знала. Никогда ворожбой не баловалась, мама считала все гадания блажью.

Девушка еще раз посмотрела на карту. В Москве непременно найдет Агнию. До сих пор они ни разу не встречались, хотя и работали в одной фирме. У каждой свое задание, свой маршрут, свободный график. В офисе появляются только для того, чтобы отчитаться. Агния первая сделала шаг к сближению, обязательно надо будет с ней связаться – что за странные знаки она подает?

Думая об Агнии, Вера вспомнила Яну. Они так и не созвонились. А ведь Яна по-дружески отнеслась к ней, предложила помощь. «Приеду, позвоню».

Ей стало неудобно за свою небрежность и забывчивость. Вера спрятала неразгаданную карту в сумку.

Десятого января мы собрались на сорок дней у матери Еремея. Я подошла к Павлу, мы перекинулись парой незначащих слов.

– Есть что-то новое? – спросил он, подразумевая мое расследование.

– Нет… – мне не хотелось рассказывать о том, что сообщил Рикемчук.

Наше знакомство с Павлом так и не переросло в дружбу. А помощь его мне пока была не нужна. Все мои мысли занимала Марта. В этот раз она тоже была без подруги и снова не отходила от матери Еремы. Помянув и закусив, гости встали из-за стола. Вышли – кто на балкон, кто в коридор, покурить.

– Пошли покурим? – предложила я Марте.

– Я не курю.

Как же остаться с ней наедине? Неожиданно выручила Альбина Георгиевна.

– Девочки, – позвала она, – помогите мне накрыть стол к чаю.

Мы послушно пошли на кухню. Альбина Георгиевна достала чашки, поставила на поднос. Я отнесла посуду в комнату, Марта начала расставлять их на столе. Улучив момент, я шепнула:

– Мне нужно поговорить с тобой.

– О чем? – удивленно подняла она брови.

– О нем… – и я, указав глазами на портрет Еремея в траурной рамке, быстро добавила: – Это, прежде всего, важно для тебя.

– Ну хорошо, – поспешно ответила Марта, – позвони мне завтра.

– О чем шепчетесь, девочки?

Мать Еремея подошла к нам, ласково обняла Марту.

– Прикидываем, все блины по тарелкам разложить или каждый сам возьмет из общего блюда, – нашлась я и с досадой подумала о матери Еремы, прижавшей к себе зардевшуюся Марту: «Пригрела змею на груди».

– Пусть каждый сам, – решила Альбина Георгиевна, – дольше не остынут.

После чаепития все стали потихоньку расходиться. Из прихожей я еще раз взглянула на портрет Еремы. Облик был уже неземной – отлетела его душенька от нас далеко, далеко…

Утром позвонила Марте, напомнила о вчерашней договоренности.

– Приезжай, – безразлично ответила она и продиктовала адрес.

Марта жила довольно далеко от меня, на улице Октябрьское поле. Впервые подумала: «Почему именно “Октябрьское”? И почему “поле”?» Вспомнилось пушкинское:

На нивах шум работ умолк;С своей волчихою голоднойВыходит на дорогу волк… [11]

«…а навстречу ему Красная Шапочка. “Здравствуй, девочка. Где ты живешь?” – спрашивает злой голодный волк. “На поле, – отвечает Красная Шапочка и добавляет: – Октябрьском”. И решил Волк, что это дикая бездомная девочка, и съел ее…» – сочиняла я на ходу.

С мыслями о странной московской топонимике подошла к дому Марты. Она жила в сталинской семиэтажке. Хороший дом, крепкий, продержался дольше, чем вся диктатура пролетариата. И новую переживет. Не успела я подойти к квартире, как Марта сразу открыла дверь.

– Я тебя в окно увидела.

Входя в незнакомый дом, я по привычке как бы присматривалась и принюхивалась к нему. На вешалке висели только вещи Марты, и запах был не многослойный – без примеси старческих настоек, без крепкого мужского духа, без аромата домашней стряпни, без кошачьего или псиного амбре – лишь слегка пахло нежными духами и прохладной чистотой.

– Ты одна живешь… – подвела я итог своим ощущениям.

– Да, – подтвердила Марта, – родители в другом городе. Эту квартиру мне оставил покойный дядя-холостяк. Но я недавно сюда переехала. До этого жила у Еремы… Что ты в прихожей топчешься, проходи.

Мы, как водится, пошли на кухню. Присели к столу. Я достала конфеты, открыла коробку с пирожными, намекая, что разговор у нас будет долгим. Марта увидев мои основательные припасы, все поняла. Предложила:

– Чай? Кофе?

– Давай чай, – сказала я, хотя кофе выпила бы охотнее. Но мне показалось, так будет ближе к теме предстоящей беседы.

– Черный, зеленый? – вежливо спросила Марта.

– Белый… – посмотрела я ей в глаза.

– Белого нет, – отвела она взгляд, – могу зеленый предложить.

Она заварила чай, присела рядом. Я взяла свою чашку, отхлебнула:

– А все-таки белый-то получше.

– Извини, чего нет, того нет, – развела она руками.

– Что ж не привезла? – небрежно спросила я, надкусив безе. – Обычно из Индии все белый чай везут. Местная экзотика.

– Ты о чем? – отставила она чашку.

– О тебе, – непринужденно улыбнулась я. – Почему, спрашиваю, ты белый чай с Гоа не привезла?

Она промолчала. Потом спросила:

– Откуда ты знаешь?

– От верблюда, – ответила я, повертев жестяную банку с чаем, на которой и в самом деле был изображен верблюд – корабль пустыни. Но Марту мой ответ не удовлетворил, она по-прежнему смотрела вопросительно. Я не стала ее томить.

– У следователя, который ведет дело Еремея, есть список пассажиров рейса Москва – Мумбай от двадцать девятого ноября. Там случайно не твоя фамилия?

– Моя… – Она побледнела.

– Почему ты об этом не упомянула, когда мы в прошлый раз беседовали?

– А должна была? – сердито сощурила глаза Марта.

– По-моему, да, если не забыла о таком пустяке, как поездка на другой конец света.

Она, не ответив, уставилась в свою чашку. Может, судьбу хотела узнать? Но мне показалась, что пауза слишком затянулась, и я спросила:

– Почему ты прилетела тайно? Не захотела обрадовать Ерему?

– Я же говорила, он накануне своего отъезда решил со мной порвать.

– А ты?

– Нет. У двоих это не всегда совпадает, знаешь…

Я знала, но меня в данный момент не интересовала тема их любви и дружбы.

– Еремей умер первого декабря. Ты прилетела за два дня до его гибели.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать…

– Ты знала, что он принимает снотворное?

– Да.

– Тебе известно, что ему подменили таблетки?

– Альбина Георгиевна рассказала…

Я молчала, прихлебывая чай. Их разрыв. Ее тайный приезд. Его смерть. Что тут долго думать?..

– Это не я! – крикнула она, все поняв по моему лицу. – Не я, слышишь!

– Слышу, – спокойно ответила я, – но не понимаю, что тебе там понадобилось?

– Я хотела его предупредить… – сдавленно сказала она.

– Как? Телепатически? Ты же к нему не подходила.

– Подходила…

– Когда? – опешила я. – Мы с ним вместе отдыхали. Я тебя не видела.

– Это была не совсем я… – уклончиво ответила она.

– А кто же? Дух твой, что ли? – разозлилась я, что она мне голову морочит!

– Моя подруга.

– Подруга? Он с ней разговаривал?

– Да. На пляже. Я попросила ее нарядиться индианкой. Она подошла, чтобы погадать ему. Сказать, чтобы немедленно уезжал, а он…

– Погоди, погоди! – остановила я ее. – Та гадалка на пляже – твоя подруга?! – И вспомнила, как удивленно смотрели вслед нашей ворожеи пляжные торговки. Вот оно что… Они ее не знали.