Распутин - Андрей Амальрик

Последним ударом для них стал нагрудный «крест золотой» Распутина — о. Петр потребовал, чтобы он не появлялся в нем в церкви, а одному из «братьев» Григория, Илье Арапову, предложил отречься от него. Оба священника тем не менее ходили к Распутину в надежде что-то выведать, расспрашивали его гостей и соседей. Сын Распутина Дмитрий, мальчик, склонный к озорству, пьянству и мелким кражам, болтал по селу, что отец ходит с «сестрами» в баню, «творит грех», что мать его бегала за одной «барыней» с топором в руках. Собрав все слухи, о. Петр отправил донос Тобольскому епископу.

10 января 1908 года, «на Григория», собрались у Распутиных гости, и из Петербурга, и местные, пришли оба батюшки, получены были поздравительные телеграммы, в том числе от П.А.Столыпина, — а в ту же ночь тюменским миссионером Глуховцевым по епископскому постановлению был у Распутина произведен обыск. Глуховцев, в присутствии урядника и в сопровождении Остроумова и Чемагина, только что «гулявших» на именинах, облазил весь дом, искал «кадку», вокруг которой происходят «хлыстовские радения», но ничего не нашел. Распутин ни в чем не признавался и на слова Чемагина, что тот сам видел, как он из бани с женщинами выходил, ответил: «Я только в предбаннике лежал».

«Григорий страшно испугался, — пишет Берландская, — у него было очень страшное лицо… Свои все его оправдывали своими показаниями… Григорий боялся и бань, и что его сошлют в тюрьму. Я и этим поразилась: как это так, совершенный боится тюрьмы за Господа?» Допрошены были некоторые односельчане, а также «братья» и «сестры» Распутина и его интеллигентные почитательницы, которые показали, что знакомство с Распутиным было для них «новой эрой» и что он их учил «святым таинствам» — не ясно, каким именно. Дело затем было передано Тобольскому епископу Антонию для «доследования».

Право понимать Бога по-своему — одно из драгоценнейших человеческих прав, отталкивает только религиозное насилие и изуверство. «Полицейско-православная» церковь использовала в своих целях насилие государства, да и от изуверства не была свободна, это не может, однако, бросить тень на православие как на веру. Точно так же наличие изуверов среди русских сект не есть еще основание для преследования религиозного разномыслия. Вопрос о том, был или не был Распутин сектантом, заслуживает изучения не для того, чтобы его судить или оправдать, но чтобы лучше понять и его неортодоксальные взгляды и его необычную судьбу.

В большинстве книг о Распутине его «хлыстовство» принимается как установленный факт. К сожалению, дело Тобольской консистории недоступно исследователям, не уверен даже, что оно вообще сохранилось. М. В. Родзянко, который изучал его, пишет, что «не могло быть сомнения в том, что Распутин заправский хлыст». Он ссылается также на инспектора Тобольской семинарии Д. М. Березкина, которому епископ Антоний поручил изучить собранные материалы и для которого не было «никаких сомнений в сектантстве Распутина». Правда, до передачи дела светским властям он «полагал необходимым провести некоторые дополнительные исследования» — выходит, были сомнения. Б. Н. Смиттен более осторожно пишет, что «в деле имеются прямые указания» на знакомство Распутина с хлыстами и их учением, но не делает вывода, что сам он был членом секты.

В. Д. Бонч-Бруевич, исследователь сектантства, на основании семи бесед с Распутиным в 1912 году заявил, что тот «решительно не имеет ничего общего с сектантством». Он ссылается, в частности, на принятие Распутиным всех таинств, обрядов и догматов православия, буквальное понимание им Библии, любовь к «истовому» богослужению, почитание икон. В частной беседе с Люблинским архиепископом Евлогием он сказал, однако, что на стиле речей и поведении Распутина сказалось знакомство с сектантами. Сначала поклонник, а затем противник Распутина журналист И. А. Гофштеттер также всегда отрицал его принадлежность к «хлыстам».

Очень многое в Распутине противоречит облику «хлыстовского изувера». «Хлысты» отрицают храмы, хотя наружно и могут посещать их, — Распутин любил церковные службы, собрал деньги на постройку церкви, признавал также досаждавших ему «батюшек», а учениц своих учил, «что только то учение истинно, где предлагается хождение в церковь и приобщение Св. Тайн». У «хлыстов» моления только для посвященных — у Распутина на моления допускались посторонние. «Хлысты» отрицают церковный брак и рождение детей — Распутин всю жизнь прожил с женой, очень ему преданной и верящей в его святость, и имел от нее троих детей — как раз тогда, когда, по утверждению врагов, он входил в «хлыстовский корабль».

Как я уже писал, у Распутина был скорее экуменический подход к религии — уже по одному этому нельзя считать его ни сектантом, ни последователем «полицейского православия». Для сектанта спасется только член его секты, для Распутина — кто по-своему, но искренне верит в единого Бога. Испытав в молодости влияние мистического сектантства, он остался верным, хотя и не фанатичным сыном православия. Он, если можно так сказать, не выходил из православия в иную веру, но православие в некую общехристианскую веру включал.

Напуганный обыском, Распутин выехал в Петербург, виделся со своими друзьями Феофаном и Гермогеном, затем с царем и царицей. Как будто было предложено Тобольскому епископу Антонию либо уходить на покой, либо — с повышением — переходить на Тверскую кафедру, сдав начатое им «дело» в архив. Антоний предпочел Тверь, и так «дело о хлыстовстве» было осторожно замято — как оказалось, всего на четыре года.

В апреле 1908 года успокоенный Распутин возвратился в Покровское, а осенью снова выехал в Петербург. Едва он, однако, ускользнул из сетей церковной власти, как попал в сети придворно-полицейской интриги. Приближенных царя беспокоило его знакомство с «мужиком». Дворцовый комендант генерал-лейтенант В. А. Дедюлин сообщил начальнику Петербургского охранного отделения полковнику А. В. Герасимову, «что у Вырубовой появился мужик, по всей вероятности переодетый революционер. Так как государыня часто бывает у Вырубовой и привозит государя», он просил обратить внимание на этого мужика.

Герасимов установил наблюдение за Распутиным, запросил сведения из Тобольска — пришли все те же данные о «хлыстовстве» — и доложил все это П. А. Столыпину. Тот попросил ничего не сообщать ни товарищу министра, заведующему полицией А. А. Макарову, ни директору Департамента полиции М. И. Трусевичу, сказав, что сам поговорит с государем. Николай II не очень охотно признал, что встречался с Распутиным, но сделал вид, что судьба последнего его не интересует. Тогда, по словам А. В. Герасимова, Распутина «решено было арестовать» и через Особое совещание при Министерстве внутренних дел выслать «в Восточную Сибирь за порочное поведение». По словам А. И. Спиридовича, об этом договорились между собой Дедюлин со Столыпиным. Было приказано задержать Распутина во возвращении из Царского Села в Петербург, однако прямо с вокзала он бросился во дворец Милицы Николаевны, провел там несколько дней и незаметно исчез из города. После этого Столыпин сказал Герасимову, что тот может разорвать приказ об аресте. Думаю, что сам царь, как бы дав сначала полиции свободу рук, предупредил Распутина, а затем указал Столыпину оставить его в покое — прямо или намеком.

С тех пор, однако, за Распутиным началась полицейская слежка, иногда сопровождаемая мелкими провокациями — в дальнейшем, в зависимости от политических колебаний «наверху», она то приостанавливалась, то возобновлялась вновь. Распутин жаловался царю на Столыпина, но тот ответил: «Погоняется, да отстанет… он тебе что сделает, когда мы с тобою, а ты с нами». Но Столыпин не отставал. П. Г. Курлов пишет, что в 1909 году Столыпин в его присутствии встречался с Распутиным и затем сделал царю отрицательный доклад о нем. Других свидетельств об этой встрече мы не имеем, но она не противоречит установленному факту, что Столыпин несколько раз делал попытки настроить царя против Распутина.

Во-первых, он не хотел закулисных влияний на царя, могущих противодействовать его, Столыпина, линии. Если сначала в угоду царю он стал с Распутиным в добрые отношения, то впоследствии увидел, что этот «Божий человек» может быть опасен ему как своим мужицким демократизмом, так и связью с крайне правыми вроде Илиодора и Гермогена. Во-вторых, он понимал, что если распространятся слухи о связах царя с «хлыстом», то это доставит лишние заботы правительству.

Так Столыпин превратил Распутина, до того называвшего его «честным и добрым», в своего врага. Одним из первых результатов был тот, что Столыпин, оставаясь министром внутренних дел, в значительной степени утратил контроль над политической полицией, так как вопреки его желанию на пост товарища министра и командира корпуса жандармов 1 января 1909 года был назначен генерал-майор П. Г. Курлов, вскоре уволивший и начальника Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова. Курлов говорил даже, что революция 1905-1907 годов — дело рук Столыпина и Герасимова, которые устраивали политические убийства, чтобы запугать царя и пробраться к власти. Столыпина, как и Витте, он считал масоном. Другим результатом была поддержка Распутиным при дворе иеромонаха Илиодора в его борьбе со Столыпиным.