О Шмидте - Луис Бегли

С другой стороны, мне больше никогда не придется заказывать смокинг или пальто. Те, которые у меня есть, переживут меня. Их срока службы осталось больше, чем моего.

VII

Приглашение от Гилберта Блэкмена поступило по телефону через его секретаршу. Секретарша была новая или просто по каким-то причинам незнакомая Шмидту, но, поговорив с ней, Шмидт поклялся бы сержанту Смиту, что может описать ее в деталях: среднего роста, чуть полновата, вероятно, младенческий жирок, пепельные волосы, стрижка под мальчика, серые глаза, светлый пушок на щеках и на верхней губе; черная трикотажная кофточка с коротким рукавом и острым вырезом, юбка наподобие килтов «Черной стражи»,[24] темные чулки с прямым, как полет стрелы, швом, черные полусапожки. Только он ошибся во всем. Та, кого он увидел мысленным взором — юная бостонская выпускница, окончившая последовательно школу мисс Портер, Смит-колледж и чопорное заведение Кэтрин Гиббс и какое-то время работавшая личным секретарем киномагната Блэкмена, — поскольку олух из Гарварда, который все никак не сподобится довести ее до оргазма, решил, что со свадьбой нужно подождать, пока он не станет дипломированным юристом, — вполне могла бы приходиться нынешней секретарше Гила мамой. Впрочем, не приходится и мамой. По нашим сведениям, дочь столь хорошо памятной Шмидту бостонской выпускницы ведет класс аэробических танцев в Верхнем Вест-сайде и живет с фотографом-афроамериканцем. Нынешняя же секретарша Гила — брюнетка греческого происхождения, сумевшая единственной в семье, где все дети получили высшее образование, приобрести благородный голос и безупречную дикцию. В момент разговора со Шмидтом на ней красная кожаная мини-юбка, такая короткая, что в ней и сесть-то уже неудобно. Брюнетка предпочитает крученый шелк кашемиру и не планирует в ближайшее время выходить замуж кроме всего прочего потому, что мистер Блэкмен — Шмидт об этом не знает, ведь последний раз они с Гилом заговаривали о подобных вещах много месяцев назад — регулярно раскладывает ее на диванчике в святая святых своего офиса, куда из кабинета, где мистер Блэкмен обычно работает, сидя под картиной кисти Миро,[25] можно попасть только через особую дверь. Но это неважно: ностальгическое видение вызвало в Шмидте необычайную податливость. Без вздоха он простил Гилу его неуважение — мог бы позвонить и сам, ведь прекрасно знает, что у Шмидта больше нет секретаря, — и принял приглашение на обед в ближайшую субботу, в восемь вечера, в загородном доме Гила. Как мило! обрадовался волшебный голос в трубке. Гил и Элейн будут рады! По-моему, кроме вас, никого не приглашают.

И вот за пять минут до назначенного часа, чтобы не появиться слишком рано, но и не опаздывать больше допустимого, Шмидт в своем лучшем синем блейзере, слишком шикарном для «О'Генри», но как нельзя лучше подходящем для визита к Блэкменам, нагрузившись подарками (компакт-диски для взрослых и старших дочерей, которых, разумеется, на обеде не будет, и духи для чувственно одаренной малышки Лилли, которую Гил, как казалось Шмидту, незаслуженно оговорил), влез в промерзшую машину. Луна светила такая великолепная и яркая, как над дворцом Османа-паши. Шмидт доехал до Джорджики, где стоял загородный дом Гила. У дома ни одной машины: ни на дорожке, ни под гигантскими азалиями, где иной раз парковался какой-нибудь гость, опасающийся загородить кому-нибудь выезд, но абсолютно безразличный к состоянию Гиловой лужайки. Значит, они и вправду будут одни. Шмидт понюхал зеленые ветки, привязанные к дверному молотку, и позвонил. Под роскошной рождественской елкой в холле сложены подарки — Шмидт добавил к ним свой мешок. Что это, новая причуда Вечного Жида — наряжать елку и вывешивать гирлянду всякий раз, когда он в предрождественские дни разбивает здесь на ночь свой шатер, или Блэкмены и впрямь собираются встречать Рождество в Уэйнскотте? Шмидт направил свои стопы в библиотеку. Хо-хо-хо! возгласил он. А вот и Шмидти, красноносый лапландский олень!

Гил поднялся из своего высокого кресла и широко распахнул объятия. Обнялись без слов — Шмидт почувствовал, как в груди у него что-то сжалось, будто и самое сердце ему стиснули. Все-таки они, что бы там ни было, остались друзьями. Когда он отступил, выпустив Гила, в груди снова шевельнулось. Гил был одет в мягкий толстый джемпер, прекрасный, как разноцветная одежда Иосифа.[26] Такую вещь Гил, Шмидт точно знал, не купил бы сам — это Элейн подарила ему. Значит, она еще любит мужа — физически. Она хочет, чтобы муж был ярким. Шмидт представил себе свитер, который Мэри могла бы подарить ему. Бордовый или темно-зеленый из лучшей овечьей шерсти, подходящий к его твидовому пиджаку. И, пожалуй, с круглым вырезом, чтобы можно было носить без галстука. Крестьянский подход в заботах о муже — не самый плохой, подумал Шмидт, и уж в его-то случае уместен вполне. Он мог бы добавить еще, что никогда не думал о себе как о блестящем самце. Тем не менее, целуя щеку Элейн, он подумал, что со стороны все видится иначе: а каково быть женатым на еврейке? Нужно спросить Гила: он-то пил из обоих колодцев.

Обняв Шмидта в ответ, экзотическая леди, вызвавшая его любопытство, шепнула: Такое счастье, что Шарлотта… А мальчика ведь я не знаю, да? У них все будет здорово. Если бы Мэри видела!

Блэкмены пили шампанское: серебряное ведерко, большой серебряный поднос, бокалы-тюльпаны. На хрустальном блюде — гора черной икры со следами свежей эрозии. Шмидт спросил себе мартини, встал спиной к огню и принялся наблюдать, как Элейн раскладывает икру на ломти грубого черного хлеба.

А малютка Лилли здесь?

Она сегодня ночует у отца, ответила Элейн. Подходящий момент. Малолетняя преступница, которую он трахает, поехала к родителям в Скрэнтон, так что у него появилось время для дочери, и я не беспокоюсь, что Лилли смутится, увидев, как они обходятся друг с другом.

Видишь, как симметрично, сказал Гил, входя с серебряным кубком мартини. Он вручил Шмидту коктейль вместе с льняной салфеткой и куском хлеба, заваленным икрой. Наша малолетняя преступница уезжает из дому, где ее мать живет с мужиком, который настолько сходит по ней с ума, что бросил жену и двух дочерей и едет навестить родного папашу, пока чужая малолетняя преступница, которую этот папаша трахает и которая вполне годится ему в дочки, отправилась в гости к своим папе с мамой. Жаль, что мы не знаем про папу из Скрэнтона — родной ли он ей вообще? — а то бы продолжили ряд.

Ты отвратителен. Лилли не малолетняя преступница!

И Джуди не малолетняя преступница! Она начинающая рок-звезда и очень много работает. Жаль, что про малютку Лилли мы не можем сказать даже этого!

Тише, тише, вмешался Шмидт. Тайм-аут! Есть еще что-нибудь в этом серебряном шейкере? А вы это из-за меня, что ли, вынули фамильное серебро? Или все это убранство означает, что вы собрались провести Рождество здесь?

Элейн засопела, как показалось Шмидту, не напоказ.

Скажи Гилу, что он скотина. Он раньше к тебе прислушивался. Может, и сейчас послушает. Елка — для Лилли. Завтра вечером она устраивает праздник для ребятишек из конюшни.

А, «Хэлсиз»! Мэри с Шарлоттой тоже устраивали такие вечера, пока у Шарлотты хватало времени на верховую езду.

Досадная неожиданность — у Шмидта навернулись слезы. Он тщательно высморкался, отпил половину своего второго мартини и прожевал немалую толику икры. Негодуя на дрожь в своем голосе, пояснил: Рождество для меня теперь проблема.

Конечно, сказал Гил, это, должно быть, очень тяжело. А почему бы тебе не провести его с нами? Мы собираемся в Венецию небольшой компанией. Поселимся в «Монако». Если ты быстро решишь, я наверняка еще успею забронировать комнату и для тебя. Или можешь разместиться с Лилли.

О, если только так, тогда я еду! Здорово будет стать вам с Элейн зятем. Но тут все сложнее. Не думаю, что Венеция — подходящий вариант. Хотя, конечно, я очень вам благодарен.

Ну расскажешь за столом. Я пошел подавать ужин.

Подавала, на самом деле, маленькая и кругленькая пожилая азиатка, скользившая вокруг стола в сизых фетровых шлепанцах. Обращаясь к ней, Элейн говорила с нажимом, видно, та была глуховата или не вполне хорошо понимала по-английски. Ели китайскую еду, такую, какой она была до того, как рестораны с хунаньской и сычуаньской кухней наводнили Нью-Йорк и проникли в каждый торговый пассаж. Горох, стручки и водяные каштаны, тонущие в белых соусах среди грибов, кусочков курицы и креветок. Умиротворяющий вкус. Шмидт ел с наслаждением, жадно, и, орудуя ножом и вилкой, наблюдал, как Блэкмены щелкают своими палочками из слоновой кости, соединенными серебряными цепочками, — новшество, насколько мог судить Шмидт. Вино было крепкое, с фруктовым букетом. Шмидт пил слишком быстро, а Элейн все подливала.

Немного мерло подойдет ко всему, сообщил Гил. Я закупаю его прямо у винодела из Сономы; не заказать ли в следующий раз для тебя пару коробок? И тут же снова взялся донимать Элейн воспитанием девочек-подростков. Если у них нет особых талантов — тут он предложил назвать хоть один случай, когда талант выявлялся не сразу, и его нужно было специально открывать, — то нельзя давать им обманывать себя и считать, что они особенные. В таком случае вопрос надо ставить так: что им делать, чтобы стать полезными и добиться финансовой независимости?