Синдикат киллеров - Фридрих Незнанский

Они поднялись к комнату Спирина, предъявили ему постановление, предупредили об ответственности, словом, все как полагается, от чего у человека, даже непричастного ни к каким общественным нарушениям, все равно по телу должны бегать противные мурашки.

Оказалось, Спирин и не собирался ничего скрывать. Точно, приходили к нему двое. Откуда их знает? Ну одного-то кто ж не знает, это ж Фиксатый — легенда местная, пяток ходок за хребтом. Турецкий аж подпрыгнул, откуда у интеллигентного поэта — в прошлом — такое знание специального фольклора. Но, вспомнив, в каком он вращается обществе, и уже не первый год, отбросил сомнения.

Итак, приходили двое: Фиксатый и с ним молодой парень. Вот его Спирин не знал, вообще в первый раз видел. А Фиксатого кто ж не знает! Авторитет. Говорят так. Местные его слушаются.

Впрочем, не так все было, вдруг заупрямился Поэт, возражая самому себе. Не они к нему пришли, а Фиксатый нашел его, Спирина, на плешке, ну возле метро, там площадка такая есть, где бутылочным пивом торгуют и мужики всегда хороводятся. Некоторые отдают бутылки за так, даром. А Фиксатый нашел его и захотел угостить пивком, но Спирин возразил, что с утра лучше бы портвешку. Тогда Фиксатый сыпанул ему в ладонь горсть монет — по десять рублей каждая! — и сказал, что он может залиться своим портвейном, но сперва дело.

Он знал, где и как живет Спирин. И поэтому предложил гешефт. Так говорят в Одессе, пояснил Спирин, когда речь идет о серьезном деле. Короче? Можно и короче. Надо было на пару дней приютить проезжего парня. Как понял Спирин, паренек где-то проходил по прежним «делам» Фиксатого, а теперь освободился и ехал домой. Но вот задержался в первопрестольной. Словом, предоставить на два дня ночлег. И рот на замок. Никому до этого парня дела нет. А через пару дней, в воскресенье или, самое позднее, в понедельник — полный расчет. Ящика портвейна хватит? Ну а кто бы такому предложению не дал зеленую улицу, а? Я вас, вот вас, граждане соотечественники, спрашиваю? Спал парень вот на этой раскладушке. Никуда из дома не выходил, даже на кухню стеснялся лишний раз. Просил только чай ему заваривать, а так все у окна сидел да на небо синее глядел. Видать, соскучился по нему в тюрьме-то. Нет, вообще-то с уверенностью сказать нельзя, выходил из дому или нет. Спирин сам-то днями дома не бывает. Волка, известно, ноги кормят. А этих монеток Фиксатого разве надолго хватит?

Какие вещи? Да никаких особо. Откуда ж в тюрьме вещи-то? Все что было, — на себе нес. Когда ходил, слегка прихрамывал, будто нога с трудом сгибалась.

Тут Нежный переглянулся с Турецким: оба подумали об одном — автомат. Под одеждой и в штанину.

А когда же он совсем ушел, этот парень? Так позавчера, в воскресенье то есть, как договорились. Ушел и ключ в прихожей на шкафу оставил. Сам Спирин своим ключом от комнаты не пользуется, ни к чему, и так легко открывается, да и не бывает в квартире чужих. Он уважает труды соседа и понимает его боязнь: придут, ограбят еще. Зачем лишний раз пугать хорошего человека? Ведь верно?

Турецкий вышел в прихожую и, забравшись на табуретку, обнаружил на шкафу ключ. Кинул на него сверху свой чистый носовой платок и осторожно завернул в него ключ. Еще один вещдок к тем, что набрал Слава для экспертизы.

Когда он вернулся в комнату, там уже шел разговор на тему: что ел и пил гость. «Ни граммуленьки, — утверждал Спирин. — Я не раз предлагал: облегчить память, забыться и заснуть, как утверждают истинные поэты... Но он — категорически. Не люблю, говорил, когда руки дрожат». У Спирина дрожали, это точно. Но Спирину не надо было стрелять. Вот в чем дело...

Уяснив для себя окончательно, что поиск убийцы сдвинулся с мертвой точки. Турецкий и Нежный, теперь уже вместе, стали расспрашивать, как выглядел этот парень. На удивление, зрительная память у алкаша Спирина, пропившего все на свете, оказалась четкой, и он довольно легко набросал портрет своего гостя. И был он, по всему так выходило, родом из какой-нибудь волжской республики: Башкирии, Татарии, может, Чувашии. Характерный разрез глаз, потом, скулы и выговор мягкий, к женскому роду тянет, ну «моя папа»... непонятно? Самому Спире было все понятно. Одежда, куртка, сапожки-дутики, даже манера курить, зажимая сигарету без фильтра в кулаке, подсказывали последнее пристанище этого киллера — одна из колоний Поволжья.

Ну что ж, значит, будем делать фоторобот и рассылать по всем адресам. Авось! — ну конечно, авось кто-нибудь и откликнется.

Теперь второе: где находится Фиксатый? Ну вот уж на этот вопрос ни Спирин и никто другой не ответит. Легенда — она легендой потому и называется, что не имеет точной привязки к месту. То есть, с одной стороны, вроде бы и как бы, а с другой — некая абстракция. Как выглядел? А это как раз не вопрос. Однако неплохо мыслил Поэт для своего состояния, тем более если учесть момент утери им трудно заработанного с утра гонорара в виде стакана портвейна. Кстати, а как же с обещанной расплатой-то?

Не явился Фиксатый, сильно подвел. Ни в воскресенье, ни в понедельник. Так, в общем, приличные люди не поступают. В смысле — одним авансом еще никто не жил. Да и что этот аванс? Копейки — одно слово.

- А чего он мне про алиби свое талдычил, когда я его сюда вел? — решил, наконец, помочь следствию участковый.

- Что за алиби? — поинтересовался Турецкий.

- А это он мне дело какое-то пришить хочет, — отмахнулся Спирин. — Знаю я его, дай только волю, все свои грехи на кого угодно списать готов.

- Ну ты, знай меру! — взвился уязвленный Пал Палыч.

- А я рядом с вами свиней не пас! — вскричал Поэт и принял вызывающую позу. — И попрошу без амикошонства!

Все, наповал уничтожил участкового! Одним выстрелом!

Турецкий не смог сдержаться. Он хохотал так, что опешивший сперва было Нежный открыл рот и тоже прыснул, а потом тоже закатился от хохота.

Отхохотавшись наконец, Турецкий, как мог, успокоил участкового, который искренне обиделся на такое проявление черствости и полного непонимания со стороны начальства, коим он и считал, в первую очередь, следователя по особо важным делам. А успокоив, предложил Спирину вспомнить для начала, где бывал Фиксатый, а участковому — заняться вплотную этим вопросом, но самому ни в коем случае не проявлять инициативу по его захвату, ибо тут может быть все, вплоть до вооруженного сопротивления.

Кроме того, уже сегодня Спирину предстояло прокатиться в научно-технический отдел московской милиции, чтобы помочь в создании фоторобота проживавшего у него преступника. Сказано это было так жестко, что у хозяина комнаты не могло даже возникнуть никаких нужных ему «алиби».

Выходя, Турецкий попросил Нежного на всякий случай оставить в комнате оперативника. Вдруг явится Фиксатый — у них же свои понятия о чести и данном слове. Но это действительно на всякий случай, поскольку никогда больше он сюда не явится: теперь уже всей округе известно, что взял участковый Спирина за шиворот и увел, намекая на уголовное преступление. И если Фиксатый имеет к этому делу отношение, он немедленно забудет адрес Спири-Поэта. И сам сменит крышу.

Грязнов все еще беседовал с Ниной. Они уединились в кабинете Мирзоева. И когда Турецкий, зайдя в дом, слегка приоткрыл дверь кабинета, то увидел сидящую к нему спиной секретаршу, а напротив нее — задумчивого Славу. Услышав легкий скрип двери, Грязнов тут же сдвинул брови и чуть качнул головой, как бы показывая, что просит не мешать.

Чтобы действительно не мешать, Турецкий сделал несколько необходимых служебных звонков, в том числе в горпрокуратуру, старому прокурору-криминалисту Семену Семеновичу Моисееву, которого, по старой дружбе, просил помочь мильтонам составить фоторобот. Семен, надо сказать, был асом своего дела. Затем на грязновской машине отправил к нему Нежного вместе со Спириным, чтобы все дружно заявились в НТО.

Пришлось также объясниться и с Александрой Ивановной по поводу задержки ее лучшего кадра — Вячеслава Ивановича Грязнова, объясняя это тем, что только ему одному по силам расколоть невероятно трудный орешек.

Романова поначалу побушевала, но скоро успокоилась, и Саша понял, что она и сама все давно поняла и быстро нашла Славе замену. Материалы же, о которых шла речь, представляли несомненный интерес. Оставалось только определить, кто же эта новая жертва.

Тем временем и Грязнов закончил свой допрос. Вышел из кабинета и так встряхнул головой, будто сбросил навалившийся на него тысячелетний груз.

- Ну, скажу тебе, — глубоко вздохнул он и помахал пустой папкой, словно веером, — ни в каком сне такое не приснится...

- Ты чем там занимался? — почти с насмешкой спросил Турецкий.

- A-а... Ты про это? — Он сунул папку под мышку. — Нет, я начал было, а потом плюнул. Речь шла об интимном в протоколе. Договорились, что, если нам будет нужно, она потом все повторит вкратце, в протокол. Но, — Слава поморщился, — думаю, это скорее для истории, а не для нас с тобой... А у тебя как?