Высота - Кебза Йозеф

Радек нахмурился:

— Перестань ты с этой официальщиной!

— Мальчики, — вмешалась Итка, — о чем вы тут толкуете?

Владар пожелал всего доброго и Итке, а она подскочила к нему и неожиданно поцеловала:

— Это вам за такой чудесный уголок!

Ян растерялся и попятился к дверям. Радек проводил его и тут же возвратился.

Итка бросилась ему на шею:

— Радек, как здесь здорово! Я не буду ни есть, ни пить, ни спать. Мне нужен только ты и тепло, больше ничего.

Слезак прижал ее к себе и закрыл глаза. Только бы ничто не помешало им побыть наедине в эти предстоящие часы.

Потом они уже не обращали внимания на бег времени. И если бы не миниатюрный транзисторный приемник, они, скорее всего, прозевали бы наступление Нового, 1961 года.

В полночь, когда прозвучал последний удар часов, они подняли бокалы, поцеловались и молча прослушали государственный гимн. Итка тихо спросила:

— Сколько еще раз мы встретим Новый год?

— Наверное, раз пятьдесят.

— Ой, через пятьдесят лет мы будем совсем старые!

Он обнял ее:

— Но мы всегда будем вместе.

— Ты думаешь, мы тогда еще будем любить друг друга?

— Видимо, это будет зависеть от того, как мы справимся со всем, что преподнесет нам жизнь.

— Кто знает, что тогда будет!.. — вздохнула Итка. — Но в той старости для меня появится одна отрада — ты уже перестанешь летать, а я больше не буду переживать, вернешься ли ты здоровым и невредимым.

Радек молчал. Ему не хотелось сейчас затевать разговор о службе и авиации, хотя эта проблема очень волновала Итку.

— Почему Яно назвал тебя командиром? — спросила она вдруг.

— Дурака валяет, — ответил Радек. Ему хотелось скрыть, что его назначили командиром звена. Но Итка не поверила:

— Ты заменил… — Итка замолчала, боясь произнести имя Матоуша. — Его?..

— Да.

— Поздравить бы тебя надо, но не могу.

— Это ни к чему.

— У тебя теперь прибавится работы?

— Немного, но тебе это не нужно знать. Военная тайна. — Он старался переменить тему разговора, но Итка, по всей вероятности, настроилась продолжать его:

— Я интересуюсь не для того, чтобы выведать у тебя военную тайну, а из-за тебя. Меня касается все, что относится к тебе. Иногда я начинаю верить, что однажды ты станешь умнее и поймешь, что можно прожить без самолетов.

— Итка, — серьезным тоном заговорил Радек, — давай кончим об этом, а? Ведь недаром говорят: как встретишь Новый год, так он и пройдет. А я не хочу весь этот год ругаться с тобой. Не будем больше затевать этот разговор. Ведь мы уже все выяснили.

— Если бы ты только знал, какое бы это было для меня счастье!

— Но не для меня. Сейчас у меня есть только ты и самолет. На первый взгляд мои слова покажутся примитивными, но… Когда-то мне было достаточно полетов. Теперь для полноты счастья мне нужна ты. Такие вот дела, и иначе не будет.

— Теперь нужна и я, — повторила она. — Выходит, я только на втором плане.

— Для меня вы оба значите одинаково много, — улыбнулся он и накрыл ее дубленкой.

Итка съежилась и закрыла глаза. Радек услышал ее спокойное дыхание и подумал, что она уснула. Вдруг из-под дубленки раздался ее голос:

— Интересно бы посмотреть на звезды. Ты знаешь какие-нибудь созвездия? Я — только одну Большую Медведицу. Непонятно, как люди разбираются в этом скопище звезд.

Радек протянул руку к ставням (в доме, не было обычных застекленных окон). Безмолвие ночи нарушил их скрип. Перед ними открылся участок звездного неба.

— Смотри. Большую Медведицу видишь? Вот она. Пойдем дальше. Следуй за мной. Между Малой и Большой Медведицей ты видишь созвездие Дракона. Вот оно. Правильный треугольник — это голова. Длинная шея, тело. Все понятно? Ниже и левее находится Геркулес. Возле него Лира. Правее — Персей и Кассиопея.

Звезды казались огромными мерцающими точками.

— Кассиопея! — повторила она тихо. — Как красиво звучит! Вот бы иметь такое имя.

— Кассиопея Слезакова, да? — рассмеялся он.

— Ты думаешь, я и вправду хочу такое имя носить?

— Надеюсь, захочешь. — Он поцеловал ее и снова стал рассматривать небо.

Неожиданно звезды заслонила легкая дымка, но через минуту небо снова прояснилось.

— Если бы ты только знала, как это здорово, когда ночью летишь, высоко в небе и над тобой горят звезды! Человек должен к ним пробиться, должен!

— Ты не летчик, а фантазер. Что ты будешь там делать, в этом пространстве?

— Там — разгадка многих вещей, о которых мы, люди, думаем и гадаем. И мы, конечно, стремимся туда. Ведь человек всегда стремился постичь неведомое.

Итка махнула рукой:

— Мне безразлично, где и что ищет человек. Ему все равно погибать, когда земные ресурсы будут истощены.

— Нет, он не погибнет. Он найдет спасение там, — ответил Радек и протянул руку к звездам.

Итка рассмеялась. Ей показалось, что рядом с ней упрямый мечтатель.

— Вообще говоря, мне не хочется жить где-то там. Мне хорошо тут. Закрой окно, а то холодно.

Казалось, времени у них будет много-много, но пролетело оно быстро. 2 января Итке и Радеку надо было выходить на работу. Началась спешка, им предстояло навести порядок: перемыть гору посуды, вычистить камин, вытряхнуть дубленки. А как хорошо было бы остаться здесь еще на несколько дней! Итка уже не хотела возвращаться к надоевшему ежедневному круговороту: госпиталь — дом, дом — госпиталь. У нее возникло желание иметь свою квартиру, обставлять ее мебелью, приобретать всякую мелочь.

Об этом она сказала Радеку, когда варила кофе.

— Видишь, — ответил он, — хорошо, что я служу в авиации. Как только летчики женятся, им быстро дают квартиры. Ты понимаешь, что это значит в наше время? Я хочу жить с тобой вдвоем. От родных отвык. Прошло более семи лет, как я уехал от них, а теперь мне трудно представить, как бы я жил без тебя…

— Не понимаю.

— Если бы я не летал, надежд на квартиру было бы мало, пришлось бы ждать. У вас же я не смог бы жить.

— Мои быстро привыкли бы к тебе, — заверила Итка.

— Знаю. Но у нас не будет личной жизни. Квартира у вас большая, но представь, что тебе захотелось помыться в ванне, приготовить что-то, когда тебе нужно. Нет, это не жизнь.

— А как будет с квартирой, когда ты уйдешь из авиации? — вдруг поинтересовалась она.

— Я не уйду из авиации. Ну а если придется уйти, скажем, по состоянию здоровья или по личному желанию, чего никогда не случится, квартира останется за мной. С семьей меня никто не выселит.

— С семьей? — повторила она.

— Да, с семьей, — подтвердил Радек и взял ее за руку. — Я хочу иметь сына и дочь.

— Ты? А что хочу я, тебя не интересует?

— Как-нибудь договоримся.

Когда он снова принялся за работу, она спросила:

— Радек, а ты уже все продумал?

— Ты о чем? О детях?

— Да нет, я хочу знать, когда… когда у нас будет свадьба?

— Свадьба? Весной, — ответил он твердо, как о решенном деле. — Но к этому надо еще подготовить родителей. Мне хочется тебя с ними познакомить.

— Все ясно! Мамочка даст заключение, подхожу ли я тебе.

— Женится на тебе не мать, а я.

— Опять «мать», Радек. Хоть бы сказал «мама»!

— Так я буду называть тебя.

— И не думай. Я хочу, чтобы ты называл меня по имени или как-то по-другому, никаких «мамочек» и «папочек». Дома надоело. Другое дело, когда станем постарше.

— Согласен, — ответил Радек, обнимая ее. — Но я тебя еще не спросил, любишь ли ты меня, согласна ли ты, чтобы весной…

— Согласна, но с одним условием… — прошептала Итка, высвобождаясь из его объятий.

— С каким?

— Я не хочу мешать тебе. Знаю, что мне придется смириться с твоей работой. Но тут есть одно дело… Не сердись, что я тебе об этом говорю. Этот самый Матоуш… Он погиб во время какого-то эксперимента. Я прошу тебя, чтобы ты никогда не участвовал в подобных делах, чтобы делал только то, что от тебя требуют, и никогда не рисковал. Сможешь ты мне это обещать?